Растяпа. Лялька

– Свадьбу сыграем, как Света и Юра?

– У меня практически целы деньги от двух стройотрядов. Думаю, перед родственниками стыдно не будет за наше брачное торжество.

– Какой ты предусмотрительный! Завтра в ЗАГС?

– Встретимся там – с утра защищаю курсовой….

Подсознание ухмыляется: «Голубки-херувимы, ёшкин корень….»

В ЗАГС я безбожно опоздал. Забодался с преподом по курсовому, напрочь забыв обо всем на свете, и в результате – опоздал. К черту троллейбусы, такси не поймаешь – бегу, что есть духу, прямым маршрутом, боясь разминуться в переулках. Олю встречаю на полпути по дороге обратно. Так страшно злится, что гнев ее хоть пальцами трогай.

– Прости! Блин, курсовой!

Оля холодно щурится на меня. Ее глаза глядят пронзительно, даже грозно – пленных не брать! Я уменьшаюсь в их стальном блеске.

– Может, ты женишься на своем курсовом?

– На тебе, если простишь.

– А не прощу?

– Умру холостым.

Она хмурит брови и кусает губы, потом поворачивается в сторону ЗАГСа. И даже в нем все еще злится. Мы подаем заявление. Нам назначают дату бракосочетания – первого июня текущего года. Дело сделано: мы – жених и невеста.

– Все-таки я сердита на тебя.

– Хочешь мороженого?

В кафе:

– Смотри, как уютненько. Давай здесь сыграем свадьбу.

– Давай.

Приехала Ирина Ивановна на разведку – мол, как тут у вас? На меня посмотрела, как на знакомого – общается исключительно с дочерью. Я вежливо растягиваю губы в улыбку. Они что-то обсуждают. Мама говорит горячо, с напором. Оля взволнованно слушает, кивает, качает головой и морщится. Вот она прикусила губу и поглаживает пальцами свою ладонь, словно желая успокоиться. Еще один кивок, и она бросает на меня взгляд, дарит бледную улыбку.

Мы гуляем по парку. День не воскресный, народу мало. Мягкая, мелодичная классическая музыка плывет из динамиков. Голос женщины страстно поет, вкладывая в песню свою душу. Просто дух захватывает. Ирина Ивановна мне улыбается.

– Какая будет у вас фамилия?

О господи! У вас… Магическая комбинация, маленькое, всемогущее местоимение, которое скрепляет союз. Я улыбаюсь будущей теще искренне, всей душой, от уха до уха.

Дальше пошло все как по маслу. С Ириной Ивановной мы набрасываем план необходимых мероприятий и покупок к свадьбе. Пошли в кафе, так понравившееся Оле, и арендовали его. Меню обсудили.

В какой-то момент мы остаемся вдвоем.

– Скажи, Анатолий, это у вас серьезно… с Лялькой… или по случаю?

– Вы мне не доверяете?

– Доверяю полностью твоей порядочности.… Но, прости, ты не выглядишь счастливым женихом. И на Ляльку смотришь… ну, как-то не так, как должен смотреть влюбленный парень на свою невесту.

– Счастье мы собираемся строить вместе.

– Прости, не понимаю. Как так можно? А если не слюбитесь?

Я обескуражен ее отношением ко мне и моему участию в судьбе ее дочери. Да, я не очень-то разговорчив, но никого не гружу своими проблемами. То, что мы вдруг становимся родственниками, не моя воля – судьбы решение.

Появляется Оля, и Ирина Ивановна завершает диалог:

– Возможно, я заблуждаюсь на твой счет. Дай то Бог!

Мое подсознание глаголет нудно: «Ты им нужен в семью, как мотоциклу педали велосипеда». «А мы построим свою и будем дружить, если получится». Подсознание ворчит: «Только не делай вид, что не замечаешь, как избалована твоя невеста». «А кто тебе сказал, что я всю жизнь буду получать 63 р.?» «Прежде, чем высоко летать, надо по земле научиться ползать», – усмехается подсознание. «Что тебя так развеселило?» «Твое умение наживать врагов».

На следующий день мы едем в салон новобрачных. Мы – это мы с Понькой, Оля с подружкой и Ирина Ивановна с сестрой, у которой остановилась в Челябинске. Невесте платье выбираем, жениху костюм. Примеряю один, второй – все не то. Дамы в восторге, лишь Серый знает, почему я их отвергаю – брюки в «дудочку» для меня не приемлемы. И он помогает мне выпутаться из ситуации – то цвет критикует, то фасон….

Кажется, моя привередливость начинает раздражать безтрехнедель тещу. Да и я завожусь от коллективного дамского желания сделать из меня свадебное чучело. Именно таким буду выглядеть в брючках а-ля-Шурик – необъятных в поясе, длиной до щиколоток и неприлично узких в этих местах.

– Нет! – ору я на Поньку, который сует мне очередную двойку. Я сердито смотрю на шедевр элитного ширпотреба, и, не будь он неодушевленным предметом, уверен, съежился бы от ужаса под моим яростным взглядом. Все присутствующие оглядываются на меня. Оля хватает под руку плохо воспитанного кавалера:

– Что с тобой?

И подсознание вторит: «Ты орешь как медведь, которому в задницу впилась колючка». Его игноряю, отвечаю Оле:

– Хочу заказать костюм в ателье. Ты не против?

– А эти-то чем тебе не по нраву? Ты еще не все перемерил.

– Пожалуйста, – с ледяным спокойствием говорю, – не дави на меня.

Чувствую непомерную тяжесть обрушившейся реальности. Еще никогда мне не хотелось так остро, как сейчас, сбежать в какое-нибудь тихое место, где мог бы наедине с собой приучить себя к мысли, что я не один теперь, что обо мне будут проявлять заботу свою жена и… теща. Я содрогаюсь – ведь это на всю оставшуюся жизнь! Привыкну ли когда-нибудь, что кто-то лучше меня знает, как мне вести себя и во что одеваться?

С тяжелым сердцем освобождаю локоть из ее руки.

– Пойду, покурю.

Выхожу из салона, зная, что назад не войду – пропуск у Оли.

Она тем же вечером:

– Мама права – тебя укрощать еще и укрощать.

– Меня? Укрощать? – фыркнул я. – Время терять.

– И ты прав, – согласилась невеста. – Но давай договоримся: явишься в ЗАГС в джинсах и свитере, свадьбы не будет.

– Об этом и я: ты ведь за меня замуж выходишь, значит, должна мне верить и не опекать. Это душит. Я никогда не добьюсь ничего в жизни, если ты будешь все время вмешиваться. Мне нужна определенная свобода поступков и мыслей. Ведь я не вмешиваюсь в твои дела.