Прокурор

– Не знаю, зачем нам обрекать себя на заведомо бесперспективное дело? – вздохнул следователь. – Потом придется продлевать срок расследования, объясняться… Или вообще ляжет грузом, как нераскрытое. А отчетность… – Он не договорил, поднялся.

– Странно, Евгений Родионович, что вы не рветесь в бой. Молодой, только начинаете как следователь. А ждете, когда факты и улики сами свалятся с неба. Не ждать их надо, а искать… Другого пути нет. Ясно?

– Попробую, – с кислой миной ответил Глаголев.

Когда дверь за ним закрылась, Измайлов подумал, что, с одной стороны, доводы Евгения Родионовича были довольно серьезными – случай с чемоданом мог оказаться неразрешимой проблемой, с которой, увы, сталкиваются порой следственные органы. Продление срока предварительного следствия, нераскрытые дела… Для отчетности – вещь неприятная.

«Ох уж эта статистика! – невесело размышлял Захар Петрович. – Разве можно за цифрами увидеть настоящую картину? Особенно в работе следователя. Сколько сил, сколько бессонных ночей и напряженных дней требуется иной раз для разоблачения и поимки преступника! И кто потом помнит само дело, его конкретные обстоятельства? Только следователь. В отчетах же лишь цифры, безликие и бесстрастные… К сожалению, именно по ним часто судят о работе и следователей, и прокуроров. Правда, на последнем Всесоюзном совещании лучших следователей Генеральный прокурор Союза ССР заявил, что о следователях будут судить не по статотчетам, а по конкретным делам…»

Измайлов посмотрел на часы. Рабочий день давно кончился.

Когда он вышел из дверей прокуратуры, Май, стоя возле автомашины, сиял от удовольствия. Захар Петрович открыл дверцу рядом с водителем.

– Неужели не заметили? – огорченно произнес шофер, направляясь к своей дверце.

– А что? – удивился прокурор.

Май указал на бампер.

Измайлов оглядел машину и улыбнулся: над бампером красовались еще две фары. С желтыми стеклами.

– Каково, а? – торжествовал Май, когда они снова уселись в машину.

– По-моему, излишество, – осторожно заметил Захар Петрович.

– Как? Противотуманные фары – излишество? Вдруг придется выезжать рано утром на место происшествия?

– А-а, – протянул Измайлов, как бы соглашаясь с доводами шофера, а потом добавил: – Мне кажется, туманов в ближайшее время не ожидается.

– Готовь телегу зимой, а сани… – откликнулся Май, трогая с места. – Такие фары только на газике Никулина да у вас, – гордо произнес он.

– У нас, – поправил Захар Петрович. – Где разжился?

– Натуральный обмен, – уклончиво ответил шофер.

– Красные «жигули»? – вспомнил прокурор владельца машины, на которой на днях Май прикатил в прокуратуру.

– Да, – кивнул шофер.

– И компрессор он?..

– Любую запчасть достанет. Мировой парень.

По-видимому, эти расспросы смущали Мая, и он сменил тему.

– Телевизор вчера смотрели?

– А что?

– «Гусарская баллада» шла…

– Не дали досмотреть, – сказал Захар Петрович. – А фильм хороший. Что актеры, что сюжет, что музыка…

– А вы знаете, что в жизни такое было на самом деле? Переодетая в гусара девчонка воевала?

– Знаю, – кивнул Измайлов.

Май частенько задавал такие вопросы, на которые редко кто мог и ответить. Например: где живет самый старый житель на нашей планете? Или: в каком городе была сделана самая большая яичница?

Первое время Измайлов поражался такой широте интересов. Но постепенно «феномен» Мая был раскрыт: у него была страсть вырезать и коллекционировать сообщения из газет и журналов, которые печатались в таких рубриках, как «Понемногу обо всем», «Неизвестное об известном», «Разные новости», «Копилка курьезов». А память у водителя, к слову сказать, была прекрасная.

Как правило, Захар Петрович ответить на заданный вопрос не мог: нельзя же объять необъятное, как говорил Козьма Прутков. Но все-таки прокурор старался не упустить случая сквитаться с шофером.

– Знаю, – повторил Захар Петрович, заметив лукавый взгляд Мая. – В основе водевиля «Давным-давно», а это по нему сделали фильм «Гусарская баллада», лежит история Надежды Андреевны Дуровой.

Измайлову как раз недавно попала в руки книга «Записки кавалерист-девицы», написанная самой героиней Отечественной войны 1812 года.

– Верно, – кивнул Май, а в глазах – озорной огонек: рано, мол, торжествовать. – А ведь была еще одна отчаянная девица. Раньше Дуровой военной стала… Знаете?

Измайлов засмеялся: да, недооценил он Мая. И развел руками: сдаюсь, мол.

– Ту, другую, звали Тихомировой Александрой Матвеевной. А служила она капитаном в мушкетерском Белозерском полку, – начал рассказывать Май. – Отчаянной храбрости была! Настоящий герой! Солдаты дивились, не зная, что она женщина. У-у! – протянул он восхищенно. – Вот о ком надо кино делать! И душевная была. Почти все свои деньги эта Тихомирова завещала солдатам своей роты…

– А как она умерла?

– Погибла… А сражение в том бою наши выиграли.

– Почему пошла в армию, не знаешь? – заинтересованно спросил Измайлов.

– Как не знаю. Тоже интересно, – с удовольствием «образовывал» своего шефа шофер. – Понимаете, был у Тихомировой родной брат. Как две капли воды на нее похожий. Служил он в том самом Белозерском полку. Однажды его вызвали в Петербург для сдачи экзаменов на офицерский чин… Куда ты, дура! – крикнул вдруг Май, резко тормозя.

Перед самым носом машины проскочила через дорогу собачонка. Шофер снова набрал скорость.

– Вот несмышленая, – продолжал ворчать он. – На чем я, Захар Петрович, остановился?

– Брат Тихомировой поехал в Петербург.

– Ага… Получил он, значит, чин поручика. Когда возвращался в полк, заехал по дороге домой. А дома беда. Семья разорилась, отец помер. Тоже был военный, майор. В отставке. А матери у них давно не было, сиротами росли… Ну, брат от сильного переживания тут же преставился. И осталась Александра Матвеевна одна. Совсем без денег. Жить не на что. Посоветовалась она с няней. И решила, что наденет мундир брата и поедет вместо него служить. Тем более науку военную она знала, сызмальства увлекалась… Поехала. И скоро дослужилась до капитана. В этом чине и воевала. Стало быть, она и есть первая в русской армии женщина-офицер…

Май свернул к дому Измайлова.

– Ну, спасибо за интересную историческую справку, – улыбнулся Захар Петрович и попросил шофера завтра утром заехать к нему на час раньше обычного.

* * *

Евгений Родионович Глаголев пришел домой не в духе. Допрос Зубцова снова ничего не дал. Следователь заглянул к нему в мастерскую на рынке перед самым закрытием, и они просидели в подсобке часа два.

Снова, как в первый раз, Глаголев расспрашивал Бо ярского в подробностях об истории со злополучным че моданом. У Евгения Родионовича было ощущение, что они играют в какую-то детскую игру – вопросы и ответы знал и допрашивающий, и допрашиваемый. «В котором часу зашел?», «Когда вышел?», «Раньше его видели?», «Не говорил ли он, зачем пришел на рынок?», «Здешний ли?»…