Меч Аркаима

А тот, умоляюще, на них.

– На, держи! – сжалился Виктор и протянул ему диск.

Пётр схватил диск двумя руками и прижал к груди.

– Береги камушек – продолжил Витька, – можешь даже на шею его привязать.

– И в Терек! – сказал Андрей, и они с Витькой заржали.

– Идиоты! – слабо улыбнулся Пётр. – Человек при смерти, а они ржут! Им всё хихоньки, да хаханьки! Где мой «почётный эскорт»?

– Сейчас будет – успокоил санитар.

Бой на берегу Терека затихал. Бандитов добивали.

Завтра федеральные войска перейдут Терек и двинут на Грозный. Но Пётр Иванов узнает об этом уже после. В этот день к вечеру его эвакуировали в тыл, в госпиталь вместе с каменным диском. С ним он, даже теряя сознание, отказался расставаться. Расстался он с ним в госпитале у операционного блока, перед самой операцией. Врач и медсестра пообещали ему, что вернут диск после операции, сразу же, как он придёт в себя. И только тогда Пётр отдал диск, жалобно проводив его глазами.

Пулю из плеча ему вынули без проблем. А вот вторая пуля хотя и не глубоко вошла в тело Петра, ничего не повредив в животе, но туда попала кровь, и в брюшной полости начался перитонит. Врачам пришлось повозиться.

Очнувшись в палате реанимации, после операции, первое, что он сказал: «Где камень?»

Медсестра его утешила:

– Здесь твой камушек, здесь. Мы подумали, вот ты очнёшься после операции и спросишь: «Где мой камень?», а мы его выкинули. И у тебя инфаркт миокарда. Вот такой рубец!– медсестра показала руками, какой рубец. – И ты бы помер и испортил бы нам все показатели. Так что сохранили мы его, тем более он тебе, как говорят, жизнь спас.

Она смотрела на него и улыбалась.

– Какая же ты ласковая, сестричка, и заботливая – поблагодарил её Петя сквозь пелену нестерпимой боли. – Я так понимаю, в медицине вы все юмористы.

– А как ты думал?

– Обезболивающий когда уколешь?

– Рано ещё. Я не могу тебе колоть каждые два часа. Терпи, казак, атаманом будешь!

Пётр кивнул и закрыл глаза. Приходилось терпеть.

Днём ему стало казаться, что какая-то тёплая, мягкая, душная, чёрная масса, типа поролона, засасывает его вниз. Он понимал: как только она сомкнётся над ним, он уйдёт из этого мира. Пётр туманным сознанием безразлично подумал: «Ну и пусть». Но тут он услышал, как в окно барабанит осенний дождь. В голове ворочались тяжёлые мысли, что дождь он больше не услышит и не увидит и диск другу Афоне не отдаст. Представилось, что Афоня качает головой и говорит с укоризной и досадой: «Ну, что же ты, Петя!». Стало как-то обидно за всё. Погружаться в эту чёрную массу не захотелось. Захотелось свежего воздуха, дождя, жизни! И чёрная масса стала выталкивать его. Пётр открыл глаза, пощупал рукой, убедился, что он на больничной койке, улыбнулся, повернулся к окну. Сквозь струи дождя в окно светило осеннее солнце, улыбаясь ему в ответ.

Кризис миновал. Пётр стал выздоравливать.

Через два дня его перевели в общую палату. Попутно оказалось, что Пётр бросил курить: в реанимации было нельзя, а в общей палате как-то не потянуло. И он решил: «Не фига ерундой заниматься. Поберегу дыхалку и деньги!»

В палате Пётр опять вспомнил о своём камне. Ему его принесли, чтобы он не волновался. Перед этим диск тщательно помыли и, даже, протёрли спиртом для дезинфекции.

– А зачем он тебе?– спросила медсестра.

– Зачем? Чтоб не пропал! А, вообще, друг у меня в Москве. Историк. В аспирантуре учится. Я вот в армию, потом сверхсрочная, а он в МГУ, потом аспирантура.

– Ботаник?

– Нет, историк. Афонька Крыков. Занимается кочевниками южнорусских степей. (А южнорусские степи все на Украине). Ну и на байдарках ходит, боксом занимался, теперь, правда бросил, некогда ему. Так что друг у меня далеко не ботан.

– Надо же! И зачем же эта штука ему?

– Как зачем? Может там такое понаписано! Историческая сенсация! Может быть, это открытие мирового масштаба! И мы с ним прославимся на весь мир!

– Лежи уж открывальщик! Конечно, прославитесь. И, если хочешь, давай адрес твоего друга, отправлю я твой камушек в Москву. Имя у него какое-то знакомое – наморщила лоб медсестра.

– Да это отец его по какому-то фильму назвал. Всё говорил: «Афонька Крыков им покажет!»

– А… «Россия молодая»? Точно!

– Не знаю, я не смотрел – отмахнулся Пётр. – А диск, выйду отсюда, сам отправлю. Спасибо за беспокойство, сестрёнка.

Диск он держал под подушкой, когда спал. В остальное время Пётр любовался им, демонстрируя всей палате.

Диск был сделан из какого-то мягкого желто-серого камня. На нём, чем-то острым с двух сторон, аккуратно вырезаны странные буквы, потёртые временем, но более или менее читаемые. Во всём остальном сохранился хорошо, если не считать двух выщерблин от пуль и царапин в центральном отверстии диска.

В палате шли разговоры: настоящие это надписи или это фальшивка, чья-то глупая шутка, кто такие хазары и что они тут делали?

Петька рассказывал всё, что знал. Читал Пушкина про Олега (медсестра принесла из дома томик поэта), который собирался «отомстить неразумным хазарам» (это в палате пользовалось успехом, вызывая детский восторг: «значить, тут наши предки и до нас кого-то мочили»), но знал он всё же катастрофически мало, но больше, чем все остальные, сказалось влияние друга-историка. Хотя он как мог, рассказал о князе Святославе, о том, как он разгромил хазарский каганат, а, попутно, и что такое каганат. Все очень живо представили себе, как княжеские дружины вылетали из степи на хазар, оттуда же, откуда и они на боевиков, как горел хазарский город и как, наверное, хазары отступали к Тереку.

Петру так и представлялось: дружинники в сверкающих серебром доспехах на гнедых конях, а впереди князь в красном плаще на серой в яблоках лошади. И блестят на солнце клинки и бегут к Тереку хазары с искажёнными от страха лицами.

Правда, позже, когда Пётр в письме к своему другу – историку поделился своим восторгом, тот в ответном письме разрушил этот светлый образ великого князя киевского. Он написал, что дружина Святослава процентов на семьдесят состояла из варягов племени русь, а русы – варяги, это те же викинги и им привычней держать в руках весло, а не уздечку. И, даже есть упоминания в различных исторических источниках, что на скандинавском языке князя его варяжская дружина звала Свен, то есть швед. А имя Святослав, это точный перевод на славянский язык имени Олег, что значить – святой человек. Слав – это не слава, как многие думают, а человек (так считает одна его знакомая, тоже историк, очень умная и красивая). Отсюда название славян, дословно – говорящие. Люди, одним словом. Так вот, они шли на ладьях сначала по Двине, из неё перетащили ладьи в Угру. Река Угра впадает в Оку, а Ока, естественно в Волгу, которая тогда называлась Итиль. И Святослав, как великий полководец, зашёл хазарам в тыл. Была битва у стен хазарской столицы. Хазары были разбиты. Вернее не сами хазары. Сами хазары не воевали. За них это делали иноплеменные наёмники – те же варяги, славяне или ясы с касогами. Причём, что самое интересное, наёмникам платили только за победу. За поражение их наказывали – казнили всех поголовно. После победы у хазарской столицы, Святослав, скорее всего не встречал больше сопротивления. И напал он на город, где найден диск со стороны Терека, подойдя к нему на челнах. Головорезам Святослава, вряд ли кто оказал серьёзное сопротивление. Город был взят, разграблен и разрушен.

Но всего этого Пётр ещё не знал и с блеском в глазах рассказывал, что знал про раннюю историю родной страны. Раненные удивлялись: почему это они раньше так не любили эту науку? Ведь это так интересно!

После выписки, перед отбытием в санаторий на реабилитацию, каменный диск с письменами и письмом о приключениях владельца, месте и обстоятельствах находки был отправлен в Москву, другу Афанасию.

После реабилитации, через месяц, после выписки из госпиталя, Пётр Алексеевич Иванов опять воевал в своей родной роте, добивая в горах остатки бандитских формирований. Всю зиму опять грязь, кровь и, естественно, адреналин. Масса приключений, впечатлений и всяких интересных случаев, как смешных, так и грустных. И самое тяжёлое и горькое, это потеря боевых товарищей.

Отбыл он по месту жительства, то есть в Москву, только после окончания контракта летом следующего года.

Глава вторая

– Муса, Муса, дорогой! – радостно хлопал по плечам своего гостя полевой командир по имени Исбахан. – Как узнал, где мы?

Муса, мужчина лет тридцати пяти – сорока крепкого телосложения, коренастый, среднего роста, круглолицый, с чёрной аккуратно постриженной бородой и такими же усами. Одет он был в камуфляжную форму. На голове красовалась зелёная, видавшая виды, выгоревшая на солнце, панама пограничника. На ногах новенькие чёрные берцы. Он неуклюжим медведем топтался в объятиях полевого командира, чувствовалось, что это сильный и физически и морально, уверенный в себе человек, знающий, чего хочет от жизни и довольно таки умный, явно был смущён таким бурным приёмом.

Исбахан тоже был в камуфляжной форме, зелёной бандане, более худой, чем Муса, жилистый, с менее ухоженными бородой и усами. Взгляд светился умом и хитростью. Он был ровесником Мусы.

Характеры их были разные.

Муса был эмоциональным, горячим кавказским горцем. Хотя он и знал, что хочет от жизни, но эмоции иногда заносили его в сторону. Что бы сдерживать себя и выглядеть хладнокровным и рассудительным, требовались усилия.

Исбахан же напротив, был хладнокровным, начисто лишённым эмоций и где-то даже циничным человеком. Он не верил ни в какую Великую Ичкерию, просто понял, что в мутной воде перестройки можно ловить большую рыбу и набить карманы зелёными американскими купюрами.