Под Екатеринодаром

Пошёл к себе. У фермы дымила походная кухня, рядом два казака чистили пулемёт. Остановился.

– Это что такое? – сказал, показав на кухню.

Выскочил штабной офицер:

– Это что такое? – заорал на кухарей. – Штаб демаскируете! Вон!

Кухня начала отъезжать. Пронзительный свист, взрыв. Убило одного казака, чистивший пулемёт, второму оторвало ногу. Он дико заорал. Из фермы выскочила сестра милосердия, бросилась к казаку.

– Перевяжите его и в сарай, – распорядился Корнилов и вошёл на ферму, – и доктора сюда!

В коридоре встретил Деникина:

– Антон Иванович, я вчера проявил слабость.

– Ничего страшного. Мы все устали, Лавр Георгиевич. Бывает.

Деникин вышел на воздух. В голубом небе сияло весеннее солнце, блестела зелёная молодая травка. Истошно в сарае орал раненный казак. Антон Иванович спустился с обрыва, лёг на траву. Тепло, хорошо, весна. Тридцать первое марта у белых и тринадцатое апреля у красных. В воздухе рвались гранаты красных. «Откуда узнали?» – подумалось. «Нет, это опасно, надо уводить Лавра». Деникин поднялся, направился к ферме.

Корнилову принесли завтрак – стакан чая и кусок белого хлеба. Генерал поблагодарил адъютанта Ходжиева, склонился над картой.

– Нет, Екатеринодар надо брать, другого выхода нет.

Тут за его спиной раздался взрыв, Корнилова подбросило вверх, к потолку.

Первым в комнату ворвался Хаджиев: «О, аллах!», за ним Богаевский.

Корнилов лежал на полу весь в белой пыли, на левом виске струйка крови, правая нога в крови. Подоспевший фельдшер перетянул жгутом ногу, главнокомандующего вынесли на улицу. Он, не приходя в сознание, умер на руках Ходжиева, Деникина, Романовского. Богаевский сложил ему руки на груди крестом и вложил в них крестик из воска, слепленный им машинально на вчерашнем военном совете.

Деникин, как заместитель Корнилова решил взять командование Добровольческой армии на себя. Но необходима была поддержка Алексеева. Весь поход Деникин пробыл в обозе – не нашлось подразделения армии, достойной его командования, а идти в бой рядовым считал ниже своего достоинства. Он считал себя хорошим полководцем, и, надо признаться, был прав в этом. Но армия его не знала. И во главе хотела бы Маркова. Конечно, до выборов командира в Добровольческой армии не дошли, не Красная, всё таки, да и там от выборности стали отказываться. Но, глас народа – глас Божий, и этот глас надо было учитывать. Сообщая Алексееву о смерти Корнилова в Елизаветинскую, он придал сообщению форму сухого рапорта:

«Доношу до Вашего сведения, что в 7 часов 20 минут в помещении штаба был смертельно ранен генерал Корнилов, скончавшийся через десять минут. Я вступил во временное командование войсками Добровольческой армии.

31 марта 1918 года. 7 часов 40 мину.

Генерал-лейтенант А.И. Деникин»

Алексеев примчался из Елизаветинской как можно быстрее и на совете решили назначить Деникина на должность главнокомандующего армии. Приказ написали, но как его надо подписывать? Формально, Алексеев не занимал в Добровольческой армии никакой должности. Романовский со свойственной ему грубой и прямолинейной манере произнёс:

– Подписывайте, Михаил Васильевич, «генерал от инфантерии». Армия знает, кто такой генерал Алексеев.

На этом и решили. Приказ был доведён до армии.

Военный совет собрали вдали от фермы, в зеленеющей роще, расположились на молодой травке, подстелив бурки.

Первое, что сделал новый главнокомандующий, так это отменил завтрашний штурм Екатеринодара.

– Считаю решение главнокомандующего Корнилова ошибочным. Если мы сохраним армию, то у нас ещё будет возможность взять Екатеринодар. Отступаем на север, поближе к Области Войска Донского. Там в станицах отдохнём, наберёмся сил, пополним состав армии, а ближе к осени вернёмся сюда. В общем и целом, Корнилов был прав. Екатеринодар должен быть опорным пунктом Белого движения, столицей юга России. Отсюда должно начаться освобождение страны от большевиков. На данном этапе, задача оторваться от превосходящих сил противника. Для этого предлагаю начать ложное наступление, отсюда с фермы на север, силами конницы. Основные же наши силы двинутся на запад через Елизаветинскую как можно дальше, а там свернём на север, на Андреевскую и дальше на Медвёдовскую. Будем двигаться степью, не приближаясь к железнодорожным путям. У Красной армии есть бронепоезда. Бороться с ними мы не в состоянии. Нет снарядов. Но у бронепоездов есть один существенный недостаток: они привязаны к рельсам. По степи они за нами гоняться не будут.

Деникина поддержали. Алексеев сказал:

– Даже если бы и взяли Екатеринодар, вряд ли мы его сумели бы удержать нашими малочисленными силами. Правда, к нам потянулись бы казаки… Но, их ещё надо организовывать, делать из них боеспособные части. А это время! Что ж, решение правильное, сегодня вечером отступаем.

– Отвлекающий манёвр поручаю вам, генерал Эрдели. И, Иван Георгиевич, не геройствовать. Пошуметь и отойти. Возьмёте эскадрон своих улан и две сотни казаков лейб-гвардии. Этого достаточно.

– Есть! – ответил Эрдели.

У фермы в это время на телегу укладывали тела Корнилова и Неженцева. Сёстры милосердия, доброволицы и обозницы запричитали, заголосили над ними, как всегда это делают русские бабы над телами мужчин не зависимо от того крестьянки они или дворянки. Лица мужчин стали суровыми. Понимали, что не над каждым так будут причитать. Многие падут безвестно в степи.

Тело первого казака и второго, которому за полчаса до смерти Корнилова оторвало ногу и умершему одновременно с генералом, придали земле на берегу реки.

Андрей Абрамов, подъесаул, заметил среди женщин знакомого прапорщика, баронессу де Боде, ординарца генерала Эрдели, окликнул:

– Софья Николаевна!

Она подошла, на щеках блестели слезинки.

– Здравствуйте, Андрей Николаевич, Корнилова-то как жалко. Как же мы теперь?

– Война, – философски заметил подъесаул. – Деникин будет. Вон совещаются.

Он мотнул головой в сторону рощи.

– А штурм будет?

– Думаю, что нет. Нас слишком мало, а красным подкрепления приходят.

– А Корнилов хотел.

– Что поделать? Сейчас надо уходить, набраться сил, а потом вернуться.

– Наверное, это правильно. А вы, Андрей Николаевич, пришли проститься с Лавром Георгиевичем.

– И это тоже. Хотя прощаться надо, когда хоронить его будем. А где это будет и когда, пока не понятно. Казаков тут двух моих убило. Пулемёт вот забрал.

– А я думала: «Зачем вам пулемёт?»

– Пулемёт в хозяйстве всегда сгодиться, – улыбнулся Абрамов. – А вас как, Софья Николаевна, у Эрдели не обижают?

– Кто? Я сама кого хочешь, обижу, – улыбнулась баронесса.

Совещание в роще окончилось. К Абрамову и де Боде подъехали генерал Эрдели и полковник Рашпиль. Козырнули друг другу.

– Отступаем, – сообщил Эрдели. – Вам, подъесаул, сопровождать тела Корнилова и Нежинцева в Елизаветинскую и дальше. Разведка пути тоже за вами. Я в арьергарде, а вам, Георгий Антонович, – он обратился к Рашпилю, – отвлекать противника.

– Так точно! – сказали офицеры.

– Выполнять. Георгий Антонович, возьмёте две сотни казаков лейб-гвардии и наших улан. Идти, не таясь, не спеша. Пусть останавливают. В бой ввязаться, но не геройствовать. Людей беречь. И так много потеряли.