Золото императора династии Цзинь

Ещё до рассвета чаучу откатились за речку. Уба приложил правую руку ко лбу, затем к животу, потом к левому плечу и к правому. Так он благодарил своего бога-креста за помощь.

Чаучу собрались на краю поляны, покидать её они явно не собирались. Что за упрямый народ? На что они надеются?

Мы – я, Ингэ, Уба, Чже и эвенкил Онгоча собрались на совет. Кин сидел у двери как мой телохранитель.

– Они не ушли, господин, – сказал Уба и вопросительно посмотрел на меня.

– Непосредственно я командую на море, Уба, – ответил я. – Здесь от меня приказ один: я должен выполнить приказ нашего императора – привезти как можно больше золото, пушнины и прочего.

– Да, – сказал Ингэ, – нам надо промыть раздробленную породу, что бы получить золото. А подхода к реке нет!

– И поэтому, – продолжил я, – вы с Чже должны избавить нас от чаучу. Уничтожишь ты их или прогонишь, меня это не касается. Как ты это сделаешь – тоже. Если я тебя смущаю и мешаю принять решение, я могу удалиться.

– Нет, что ты, господин, – сказал Уба и обратился к Онгочу. – Расскажи нам о чаучу. Всё, что знаешь.

– Что тут расскажешь, бэе, – начал Онгоча.

У эвенкил странный обычай всех называть бэе, что значить – парень, или называли другом, товарищем, но никогда по имени.

– Они храбрые.

– Это мы знаем.

– Жестокие.

– Это мы поняли. И ещё они очень умные.

– Ну? – удивился Онгоча. – В лесу как глупым прожить? Охотится – не можешь, рыбачить – не можешь. С оленями ходить не можешь. Как жить? А там где живут чаучу, там и леса нет. Одни поляны большие да болота. Жить ещё тяжелей. Глупый прожить, как сможет? Они умные, бэе. Моя бабка у них год жила. Много чего о них рассказывала. Бежала от них, да оказалась беременна. Моя мать наполовину чауча. Чаучу это их не настоящее прозвище, оно обозначает оленевод, имеющий много олений. Почему? Потому, что есть и другие, не оленеводы. Охотники. Сами себя, все они называют «настоящие люди». Остальные как бы и не люди вовсе, не настоящие люди. Очень уж они гордятся этим. Из лука стреляют они хорошо, камни кидают ловко. Камни кидать мы не умеем. И ещё бегают они хорошо. У нас за оленями очень-то не побегаешь – лес. Мы к оленям жерди привязываем, что бы они далеко не ушли. А у чаучу леса нет, им бегать приходиться.

– Бегать приходиться, – задумчиво сказал Уба.

– Странно, – сказал Чже, – почему бегать? Почему они на оленях не скачут?

– Э-ээ, бэе, – ответил Онгоча. – Наш олень крупный, на нём можно верхом ехать. А у чауча олени мелкие, верхом ехать нельзя. В нарты запрягать можно, это повозка такая.

Я вспомнил о двух голодных оленей Онгоча, что стояли понурые, у нас в крепости. Уж если эти олени крупные, то какие же тогда мелкие?

– Господин, – обратился ко мне Уба. – Рабы, у которых кончался срок, когда они становятся свободными? Когда сходят на берег Поднебесной, или когда заходят на джонку? Или они уже свободные?

– Почему это так важно?

– Я хочу дать им заработать. Глупо умирать от голода на свободе. Ты знаешь, господин, здесь некоторые по второму, а то и по третьему разу. Как они сюда попадают, я не знаю, но они говорят: «Здесь хотя бы кормят».

– Продолжай, – заинтересовался я.

– Дадим им дубины, щиты и пусть они нападут на чаучу. А потом как бы испугаются и побегут. Чаучу побегут за ними, а мы окружим их и перестреляем всех этих оленеводов. А рабам подарим по паре шкурок. В Поднебесной они их продадут и у них будут деньги на первое время.

– А почему не сами? «Посылать людей на войну необученными – значит предавать их», как учит учитель Кун.

– Самих нас слишком мало. Да и вдруг чаучу не поверят, что мы можем испугаться. И бегуны из нас не самые лучшие. Кроме того, рабы как раз воевать и не будут. Они только сделают вид, что воюют.

– Хорошо! По паре – это много, хватит и одной шкурки. А так не плохо. Действуй, Уба! – и добавил слова учителя Куна – «Небо и Земля разъединены, но они делают одно дело!»

На этом совет был закончен.

Уба объяснил рабам, что от них требуется и какая их ждёт награда, сказав напоследок, что тем, кто не согласится, он лично перережет глотку. Все согласились.

Охрана стала действовать. Она выгнала бывших рабов из крепости и стала раздавать дубины и щиты перед рекой на виду у чаучу. Между рекой и крепостью стоял невообразимый шум и гам, как я понимаю, намеренный. Под этот шум, два отряда степняков, с двух сторон, переправились через реку и углубились в лес. Наконец, бывшие рабы, переправились через реку и с криком то ли войны, то ли отчаянья, двинулись к чаучу. За ними, чуть отставая, шли степняки с луками наготове. Часть степняков остались на стенах.

Чаучу с копьями наперевес, без шапок, на бритых головах, на макушках оставлены пучки волос виде волчих ушей и бахромой из волос спереди, страшные и ужасные бросились на наше ополчение. Ополчение побежало, обтекая редкую цепь лучников, которые не тронулись с места. С двух сторон с боку из леса на наступающех чаучу вылетели стрелы. Вскоре чаучу были окружены и в них со всех сторон летели безжалостные стрелы. Большая часть врагов была истреблена, остальные попросили пощады. В этот раз обошлось без потерь.

Уба приказал прекратить стрельбу и закричал на языке эвенкил:

– Если ты убедишь меня оставить вам жизнь, я вам её оставлю!

– Меня зовут Выкван, я предводитель воинов настоящих людей, – кереиту ответили на том же языке. – Мы предлагаем за себя выкуп.

– Значить, вы настоящие люди, а мы нет? Утешает то, что мы одержали победу, а вы – нет! Значить, мы более настоящие, чем вы! И что вы хотите нам предложить за свою жизнь? Оленей и женщин эвенкил? Так нам не надо!

– Нет! Свою добычу мы вам отдавать не собираемся! Да её и нет, она уже за горами, на нашей земле.

– Тогда что?

– А он хорошо говорит, – вмешался в разговор Чже. – Я бы тоже свою добычу не отдал.

– Вы – люди с юга? – спросил Выкван.

– Это, правда, – подтвердил Уба.

– Я знаю, что люди с юга очень ценят клыки морского зверя. Мы дадим вам их. И ещё клыки подземного зверя, которые ценятся ещё дороже у всех народов на всей земле.

– Про клыки подземного зверя я что-то слышал, но никогда не видел. И всё это у вас с собой?

– Нет. Но, почему бы нам не договориться?

– Хорошо! Можно попробовать. Складываете оружие и идите вон туда.

Ворон ворону глаз не выклюет. В воздухе запахло добычей, и северные варвары решили договориться с ещё более северными варварами. Тем более как потом оказалось, у чаучу ворон священная птица. Это очень польстило кереитам, хотя верят они в другого единого бога, бога в виде креста, которому постоянно молятся и, даже, дают имена себе в честь людей особо отличившихся перед этим богом.

VII

Чаучу сложили оружие и старшины обеих сторон, победивших и побеждённых, начали договариваться между собой насчёт выкупа. Начался торг. Остальные чаучу стали уносить своих убитых на другую поляну за лесом, намереваясь их сжечь на следующий день. Так чаучу хоронят своих убитых.

Наконец, старшины договорились. Причём Уба и Чже не забыли ни кого: не меня, не себя, не Ингэ, даже бывших рабов. Они договорились, что чаучу дадут по шкурки лисицы каждому из бывших рабов. Не забыли они и про Онгоча. Чаучу сразу откуда-то пригнали ему трёх оленух и вернули ему его дочку. Дочке Онгоча обрадовался меньше чем оленям. Женщин и детей надо было кормить, а он остался один из взрослых мужчин, о чём он очень сетовал. Конечно, если повезёт, через год у него будет уже девять олений, но всё равно, выжить будет довольно таки тяжело. Я ему сказал, что он может забрать себе в зятья любого из бывших рабов, кто захочет здесь остаться. Остаться, на удивление, захотело человек десять. Онгоча выбрал двоих, показавшиеся ему наиболее пригодными для лесной жизни, сказав, что через два года ещё одна дочка подрастёт, и муж ей всё равно нужен будет. С тем и откочевал, обещав сообщить другим эвенкил, что опасность миновала и можно опять собираться на поляне для торга.

Себе же чаучу выторговали все стрелы, что вонзились в тела их воинов и захотели выкупить две кольчуги, два шлема и просили ещё две сабли. В саблях им отказали, но, зато у Чже появилась возможность продать все захваченные мечи у айну. Кроме того им предложили железные изделия предназначенные для торга. На лице Выквана выразился восторг, смешенный с досадой – всё это могло достаться и даром.

На следующий день чаучу на поминальном костре сожгли своих убитых, а на третий день половина из них отправилась к себе на север за выкупом. Им отдали их копья и луки. Не отправлять же их безоружными в такую дальнюю дорогу? Они обещали вернуться дней через двадцать пять – тридцать. Что ж приходилось ждать и добывать золото.