Сквозь огонь и лёд. Хроника «Ледяного похода»

2

Утром 14 февраля Добровольческая армия двинулась в поход. Солнце, что светило все четыре дня над станицей Ольгинской, куда-то пропало, и над землёй нависли тяжёлые хмурые тучи. К утру потеплело, и дорога превратилась в чёрную липкую грязь, которую месила нищая Добровольческая армия. А по краям дороги у своих домов вышли казаки и глазели на проходившую мимо белую гвардию, одетую как попало. Сами станичники были одеты куда как справно. Вон стоит отец семейства в окружении четырёх сыновей-фронтовиков, сытые, смотрят насмешливо, без жалости, в тулупы одеты, чёрные папахи на головах.

– О, какая сила-то на обочине стоит, – ворчал Зимин про себя, – с такими молодцами не только до Екатеринодара, до Москвы бы дошли. А тут чавкай по грязи в тужурке железнодорожника, меси её дырявыми сапогами да дерись за их свободу.

И зло пошутил:

– А что, станичники, немцев с большевиками хлебом-солью встречать будете?

– А как же, – ответил ему один старый казак, – мы люди гостеприимные: и хлебом-солью, и пирогами, и блинами. Мы люди богатые, от нас не убудет. А к старому, – тут он кивнул на флаг, – уж дюже возвращаться не хочется.

– Что ж, отец, главное это не пожалеть потом.

Вышли в белую заснеженную степь. Дорога по-прежнему чавкала под ногами чёрной жижей. Чёрная земля налипала на сапоги, утяжеляла их. У «походного юнкера» Петровского в грязи осталась сначала одна подошва от одного сапога, а потом вторая от другого. Найти в этом болоте их было невозможно, и юнкер выкинул и голенища, закатал штаны до колен пошёл босиком по холодной жиже, глупо улыбаясь, как блаженный. Проезжавший мимо казак покачал головой:

– Ты, парень, видно совсем умом тронулся. Проще застрелиться, чем в жару метаться. Выходи из строя!

Петровский повиновался.

– Снегом ноги почисть, – приказал казак.

Он вынул из перемётной сумы шинель, вырезал из неё шашкой две широкие полосы.

– Умеешь портянки-то наматывать?

– Умею, чего же нет? – ответил Петровский, и быстро намотал ткань на ноги. – И что это будет? – спросил он казака.

– Онучи это будут, – ответил казак.

– Лапти нужны.

– Грамотный? Это вы там, в России лапотники, а здесь и без лаптей хорош, господин студент, у вас тоже и так ходят. Всяко лучше, чем босиком. А то совсем ополоумел – босиком в такой холод.

– Да ни так уж и холодно, – возразил Петровский.

– Да уж конечно! У вас в России, наверное, все с придурью, – сказал казак и ускакал вперёд.

Петровский догнал своих и встал в строй.

К вечеру добрели до станицы Хомутовской. Сил устраиваться на ночлег не было. Расположились в повозках, кто как мог.

Проснулись от свиста снаряда. Разрыв. Опять свист, разрыв. Затрещали винтовочные выстрелы. Повозки заметались по станице.

Забыли выставить боевое охранение. Корнилов ругался страшно. На горизонте показалась красная конница. Её подпустили поближе и ударили шрапнелью. Во фланг красных стала заходить белогвардейская сотня. Красные решили не рисковать и отступили вместе со своей пушкой. Полковник Икишев перекрестился – как вовремя! Как раз шрапнель кончилась.

Порядок в белой колонне был восстановлен. Наскоро подкрепившись и похоронив нескольких человек, двинулись дальше.

На Хомутовском кладбище остался лежать старый полковник, который подарил Корнилову дубовую палку и посоветовал сделать отличительный знак для главнокомандующего.

С продовольствием вышла небольшая заминка. Казаки Хомутовской не хотели снабжать корниловцев продовольствием не даром, не за деньги. Пришлось брать силой. Станичники пожаловались главнокомандующему. Корнилов вспылил:

– Казаки – это наши союзники! Не сейчас, так в будущем! Если мы их будем грабить, то мы лишимся этих союзников. А это не дело, господа, не дело.

И издал указ строго настрого запрещающий брать что-либо у населения. Только добровольно и только за деньги. Чем привёл в ступор интендантов, отвечающих за снабжение армии: как можно купить что-то у населения, если население не желает ничего продавать?

Деникину сапоги не продали не в Ольгинской, не в Хомутовской, слава Богу, что хоть папахой разжился в Ольгинской.

Дорога совсем раскисла. Повозки двигались с трудом. Временами приходилось распрягать задние повозки и впрягать дополнительно лошадей в передние повозки, вести их на какое-то расстояние, а затем подтаскивать задние.

Африкан Петрович Богаевский приказал отряду полковника Зимина прикрыть еле ползущую колонну.

– Расположитесь где-нибудь на холме, Виктор Витальевич, – пояснил приказ Богаевский. – Как только колонна скроется из вида, передислоцируетесь. А то, как бы опять не налетели. Пулемёт возьмите и пулемётчика, желательно – хорошего.

– Слушаюсь, ваше превосходительство, – козырнул Зимин и отправился выполнять приказ.

С собой взяли Софью де Боде, как отличного пулемётчика и относительно лёгкий пулемёт Льюиса американского производства, стреляющий российскими патронами.

Расположились на холме справа от дороги. На землю постелили шинель, на неё положили де Боде вместе с пулемётом и сверху накрыли ещё шинелью. На протесты Софьи Зимин жёстко ответил:

– Отставить, прапорщик! Тебе ещё рожать.

Ни чего не происходило. Колонна Добровольческой армии ушла далеко, её догнали, заняли новую позицию. Хотели уж менять и эту позицию, как на горизонте показались какие-то точки.

Зимин долго вглядывался в бинокль и, наконец, сообщил:

– Какие-то конники уходят от других конников. Одеты они одинаково, хрен разберёшь!

– Я предполагаю, – сказал подполковник Машаров,– что уходят наши, а догоняют красные.

– Логично, но на войне всё бывает, – сказал Зимин, – подождём.

– Казаки, – через некоторое время весело доложил он.

– Удивительно было бы здесь встретить мушкетёров короля, – сказал капитан Игнатов. – А догоняет кто?

– Да говорю же – казаки. Соня, ну-ка отрежь-ка преследователей.

Баронесса нажала на спусковой крючок, диск пулемёта завращался, из ствола вырвался огонь, а у ног лошадей догонявших появились земляные фонтанчики. Преследователи замешкались. Соня выдала ещё очередь, но ни в кого не попала.

– Пулемёт плохой, – оправдывалась де Боде, – из него разве попадёшь? «Максим» надо было брать.

– «Максим» тяжёлый, таскать его, – ответил Зимин. – Не разговаривайте, прапорщик. Стреляйте.

После третьей очереди у преследователей упал конь и один из казаков схватился за плечо.

– Повыше, Соня.

Соня взяла повыше. Преследователи нагнули головы и стали разворачивать коней, один свалился с седла. Преследуемые развернулись и дали дружный залп из карабинов. Ещё двое слетели с сёдел. Софья послала длинную очередь из пулемёта.