Инфантил. Лучший из «курортных романов»

– Меня знакомые и сослуживцы воспринимают не то, чтобы неадекватом и придурком, но точно не от мира…, а я такой и есть.

В соседнем кресле уютно перебирала мелочевку в сумочке домашнего вида женщина; таких называют с расширением «тетя», – тетя Оля, тетя Паша, тетя Маша. Оказалось, тетя Валя; выхватила у стюарда обед и заботливо, приговаривая и сюсюкая, хлюпика накормила.

– И компотик, – отпила глоток, причмокнула. – До дна, и ягодку на десерт.

Парочка меня заинтересовала, точнее, напрягли короткие, колючие, исподтишка взгляды хлюпика. Торопливо «пролистав» в голове инфу о себе, не нашел ничего интересного, но отложил в мозгу закладочку: «Нота бене» – обрати внимание.

Назойливое бубнение в рифму и вальяжное цитирование классиков из школьной программы с головой выдало поэта и музу, прислушался.

– Низменные инстинкты все вытравил; только высокое искусство и красота чувств на базе духовности, – на чистом глазу уверял голос с кавказским оттенком за спинкой сиденья.

– Осенний ветер листья закружат,
Клубясь в рекламном многоцветье;
И отдаленность, улицу ужа,
Мои мечты проводит в бесконечность.

Пролететь тысячи километров для встречи с доморощенным стихоплетом. Оглянулся, куда бы зацепить компьютерный шнур, но заметил наушники, надел торопливо. Мысленно поблагодарил турфирму, второй раз остановившую суицид, и начал прикидывать, отчего вокруг «знакомые все лица». Склонность к иронии и критическому анализу у меня в крови. Для «шута по жизни» ирония – «подушка безопасности» – чем смешнее шутит, тем дальше от плахи. Отвернулся к иллюминатору, накрылся пледом и захохотал. Отсмеявшись, попытался вычислять черта, собравшего «десять негритят» в одном рейсе на непонятную потеху; и бросил: слишком мало фактов. Решил разбираться с непонятками по мере поступления и накопления. Гора загадок неизбежно преобразуется в факты и выводы, количество сменяется качеством.

Запоминая лица, еще раз осмотрел салон. Люди часто напоминают геометрические фигуры: есть угловатые, квадраты; есть сплошь из тупых углов; отдельно народ отмечает круглых, – абстракционистам даже выдумывать не надо. Точно, как в нашей группе.

Достал из рюкзачка разноцветные маркеры-фломастеры, выбрал побелее и нарисовал на своей бандане сердце, пронзенное стрелой. Улыбнулся во весь рот, и девушка-лошадь расцвела-заулыбалась, протянула руку за фломастерами. Качок-красавец прожег взглядом и так же прихватил пару карандашей. Девушка изобразила призывно улыбающуюся сладострастную русалку, широкобедрую, как карась, и полногрудую, как сама. Радостно зарделась на изображающие восторг большие пальцы рук.

Стриженный качок, чтобы показать весь рисунок, опустил бандану до кончика носа. Белым по фиолетовому череп и скрещенные кости, а внизу надпись: «Не влезай – убью!».

Девушка сложилась пополам и начала хохотать, самолет задрожал и затрясся; а обеспокоенный стюард, слезно морщась от бьющей по голубым глазам женской красоты, попросил не веселиться так бурно, мол, хотелось бы долететь.

Глава 3. Песчаный берег, пенистый прибой

Еще и врут, будто мы произошли от обезьян.

Ни хрена пока не произошли

    и уже не произойдем.
    (Философское от автора)

После посадки в ожидании продолжения путешествия потолклись перед памятниками туземцам без лиц: парню с гитарой и девушке с там-тамом. Безостановочно крутившая по сторонам «буратинным» носом критикесса подтянула повыше на остреньких плечиках оранжевый рюкзачок и вдруг разразилась речью:

– Обратили внимание, голуби на головы и плечи не садятся? «Посадочные места» на памятниках скульпторы иголками вооружают и правильно делают: памятники – это история. Плохая ли, хорошая ли – другой вопрос. Срать на свою историю и самим не достойно и другим позволять нельзя, даже птицам, даже высокого полета.

Особенно удивился сообщению водитель подкатившего открытого микроавтобуса; пока мы грузились, недоуменно, безотрывно и тупо пялился на мемориал. Очнулся, когда его нижняя челюсть громко ударилась о его же грудную клетку. Подтянув губу и челюсть на место, неспешно повез в дальний конец аэропорта к самолетику на колесах-поплавках.

Я успел прочитать название аэропорта – «Сан Хуан», – и ассоциации с Сейшелами не возникло, зато в памяти всплыло слово «Бермуды». Мать твою, уже не скучно.

Роль стюарда выполнял второй пилот – здоровенный усатый толстогубый афро-американский негр, которому не хотелось возражать, когда он выдал каждому спас-жилет и парашют и предложил надеть. Пышка «двести—сто шестьдесят-двести», пока стюард пытался свести на верхних «двести» замок парашютных ремней, утробно захихикала:

– Говорят, негры никогда, ничего и никого не стесняются; ведут себя просто и естественно, особенно в постели, – это и принесло им славу великолепных любовников, а вовсе не размер…

– Голодной куме хлеб на уме, – укоризненно прокомментировала теть Валя.

– Убить нас хотят, а деньги присвоить, – заскулил, тычась носом меж крутых холмов теть Валиной груди, хлюпик.

– Бог с тобой, – мягко одернула мудрая женщина, – за тысячу баксов так далеко убивать не возят.

– Поддерживаю, – солидно пробасил Дачник, пихая в пакет свои «Шесть соток». – За маленькие деньги особо изощряться не будут. Тюкнули по головке у подъезда, и всего делов.

Стюард-пилот-негр распахнул дверь и жестом пригласил выметаться.

– Кольцо дергать нет, – пояснил на языке Пушкина и Гоголя. – Открывайся сам.

«Открывайся сам, как хочешь», – мысленно повторил я и первым шагнул в пустоту. Спуск комфортный: из синего неба в синее море… или океан с островком, при теплом мягком ветерке. Вытянувшись строчкой, опускались восемь попутчиков. Самолетик зашел на второй круг. В дверях моя модельная соседка активно противостояла негру. Потеряв терпение, пилот-стюард поднял девицу на руки и вышвырнул из салона.

Видимо, в борьбе повредился датчик высоты или девица слишком кувыркалась, но парашют не раскрылся. Пришлось действовать по обстановке, благо, парашют-параплан, худо-бедно, поддавался управлению. Раскачавшись на стропах, как на качелях, вытянул ноги и руки вперед и схватил девушку сразу четырьмя конечностями. На секунду показалось, что оторвались сразу все, а на вид не тяжелая.

Девица успокоилась мгновенно. Обхватила за шею, прижалась уютно и голову на плечо положила. Кое-как направил парашют по ветру к островку с пальмами. Управлять, свободные руки нужны. Попытался так-сяк перехватить, а ладони попадали сплошь на трепетно-нежные, качественно возбуждающие выпуклости да округлости. Девушка то ли пугаясь прикосновений, то ли возбуждаясь в ответ, прижималась сильнее, сковывала и мешала управляться.

Не дотянули до берега метров двадцать и совершенно разомлевшие плюхнулись в парную океанскую стихию по пояс, а вода отчасти сняла оттопырившее «бермуды» неуместное возбуждение. Вынес красотку на берег, на ноги поставил, руки заботливо расцепил.

– Глаза можно открыть, приехали.

Обычный тропический островок, как в телевизоре. Пальмы длинноствольные торчат, как штакетины в палисаднике, подлесок непролазный. Под ногами фауна членистоногая суетится: тараканы с палец, муравьи всех сортов, крабики с ноготок и крабищи, как перевернутые тазики с клешнями; от кромки прибоя с насмешливым любопытством пялилась на парашютистов большая желто-зеленая морская черепаха.

– Разбегайтесь, – завизжал пронзительный голос сверху.

Пришлось повторно принцессу спасать. Повалил на песок и закрыл телом. Над нами пронеслась и взрыла чуть дальше песок стройная Пышка, двести-сто шестьдесят-двести.

– Кайф, – Пышка подолом желтой майки стерла с лица песок, ослепив белизной футбольного размера шаров. – Классный экстрим.

На берег и в неторопливый прибой радостно сыпались остальные туристы. Девушка-лошадь с криком «Поберегись!», похожим на задорное «И-го-го!» летела широко и мощно. Я в очередной раз отнес на руках в сторону слегка помятую и чувственно расслабленную принцессу.

– Как говоришь, тебя зовут?

– Я не говорю, я наслаждаюсь, – девушка вновь закрыла глаза и привалилась головой к плечу, шепнула после паузы, – Ирина.

– А я Андрей-Андрюха. Ирина, посиди, осмотрись. У нас человечек на пальме застрял.

Посреди пляжа старое бревно, в коре замшелой. Усадил девушку нежно; рядом, отдуваясь, Пышка уселась. Побежал Хлюпика спасать. Легкие кости и нулевая мышечная масса сыграли с парнем шутку: пролетел за границу пляжа и сел на верхушку пальмы. Теть Валя, суетливо кружа, хлопала по стволу мягкими ладошками.

– Держись крепче. Высотища-то!

Прихватив с песка раковину, острым краем отрезал от парашюта лямки, связал вокруг ствола кольцом. Случалось, опять же в телевизоре, видеть, как островные туземцы на пальму почти бегом забираются. Мы от обезьян подальше, но добрался, перебрасывая кольцо вверх, до собрата по одиночеству.

– Карабкаясь на пальму, человек невольно возвращается к истокам, – не удержался от комментария подоспевший поэт, а я сразу вспомнил, что наши четверорукие предки использовали кокос в качестве метательных снарядов и всерьез собрался воспользоваться древним опытом.

Хлюпик держался за два кокоса и сидел на третьем; если оторвутся, с ними и полетит до самой земли. Быстро обрезал стропы с одной стороны и привязал к стволу, вытолкнул из-под бедолаги кокос, и парень повис, судорожно прижимая к груди два оставшихся.

– Теть Валь, кокос – это фрукт, овощ или ягода?

– Орех, – крикнул подбежавший Дачник. – Нарви побольше, коль ты там.