Подсудимые песни
Рыбак кричит мне про погоду,
Про льдины, что плывут, кружа…
1974 г.
«Дрожью бьющие туманы …»
Дрожью бьющие туманы,
Шатких листьев вороха,
И хозяйка утром рано
Зарубила петуха.
После куры кровь клевали,
Клочья пуха и пера,
Осень отливала сталью
Брошенного топора.
1974 г.
«Сегодня утром лист пошёл …»
Сегодня утром лист пошёл —
По всей тайге, куда ни глянешь,
Слетает осени в подол
Медь, золото, багрец, багрянец.
И речка ловит на ходу
И гонит вдаль напропалую
Свою добычу золотую
У всех деревьев на виду.
И под ногами впрямь горит
Земля медлительно и пышно,
И каждый шелест говорит
Так явственно, что всюду слышно.
1974 г.
«Перестал ходить паром …»
Перестал ходить паром,
Обивает снег пороги,
Бабка тыкву на пороге
Рубит длинным топором.
Сыплет семечки на печь,
Разгораются уголья,
Пересыпанная солью
Русская играет речь.
А за окнами бело,
В белом крыши и заборы
И далёкие просторы,
Где вчера ещё мело.
1973 г.
«По Тубе пошла шуга …»
По Тубе пошла шуга,
По судьбе пошла туга,
И парому не пройти,
И до дому нет пути,
Уплывает хмурый лёд,
Убывает птичий лёт,
И снега кругом, снега,
По Тубе пошла шуга…
1974 г.
«Сибирь припоминается без меры …»
Сибирь припоминается без меры,
Сибирь, к которой был приговорён, —
А всё-таки вошла в мои размеры,
Моей строки разбег, и гул, и звон,
А всё-таки не зря в той коренастой
Избушке
Богоматерь за стеклом
Светила мне,
как некий свет прекрасный,
Что чудился в далёких снах, в былом.
А кот мурлыкал, бормотали куры,
Позвякивало на цепи ведро,
Подсолнухи качалися понуро,
Зелёный лук гнал вверх своё перо,
Хозяйка, притулившись на крылечке,
Картошку обстригала аж под ноль,
Шёл зыбкий пар из чугунка на печке,
А на столе стояли хлеб да соль.
И духовитая дымилась банька,
Снег покрывал всю землю на Покров,
Который век уж,
Впрямь, как Ванька-встанька,
Вставала Русь гнать во поле коров,
И на Тубе трещали льдины грузно,
И по тайге летели листья вширь,
И я не думал, не гадал, что грустно
Ты будешь вспоминаться мне, Сибирь.
1975 г.
В Летний сад хочу, в Летний сад…
«Нынче утром город в дожде …»
Нынче утром город в дожде.
Шорох, шлёпанье, шум везде,
Брызги из-под колёс – волчком,
Лужи ширятся на глазах,
Только листья летят молчком
На свой риск, видать, на свой страх…
1975 г.
«Осень мелькнула в Летнем саду …»
Осень мелькнула в Летнем саду,
Качнуло автобус на полном ходу,
Заполыхала вода канала,
Птица спикировала вниз шало,
Снова по городу разнеслась
Весть, что у ветра жёлтая масть,
Снова из уст в уста побежало:
Это не листья во все концы,
Враз разлетятся вдруг, а дворцы,
Всадники, набережные, ростралы,
И не во сне, а, впрямь, наяву
Рухнут в Фонтанку, в Мойку, в Неву,
И всему этому я виною
Ибо тогда началось со мною…
1978 г.
«Куда Фонтанка заведёт …»
Куда Фонтанка заведёт,
Темнея сумерками арок?
Её неторопливый ход
Сродни поэме без помарок,
Колеблются в ней деревца,
Дрожат, мерещатся фасады,
И превращеньям нет конца
Старинной, призрачной ограды.
И если с берега клонясь,
В своё глядеться отраженье,
С самим собой теряешь связь
И погружаешься в движенье
Воды, забыв на берегу
Дома, деревья, крик ребячий
И самого себя в придачу…
1967 г.
Петербург
На всём видна рука Петра
И росчерком его пера
Мне город иногда мерещится;
Тот почерк был недаром крут,
Без завитушек и причуд,
И в лёте строк Россия мечется.
Тот почерк возносил мосты,
И зданий стройные черты,
И тёмные рождал граниты,
И пламя золотой иглы
Как бы выхватывал из мглы,
Ветрам размашистым открытой.
Тот небывалый карандаш —
Царёва мощь, царёва блажь…
«Мой город осени сродни …»
Мой город осени сродни:
Все эти шпили, купола
И листьев жёлтые огни —
Их не одна ль рука зажгла?
И не один ли гул стоит
Среди соборных тех колонн,
Над крутизной кариатид,
В сплетениях древесных крон?
1976 г.
«Пронзают сны в ночах глухих …»
Пронзают сны в ночах глухих:
Родимый город вновь мелькает —
Как бы мой позабытый стих
Всё говорит, не умолкает,
Звенит о нём… И в строчках тех
То фонари мне смутно светят,
То огоньки такси приветят,
Но мчатся мимо,
как на грех…
1971 г.
«Звёзд бессонница …»
Звёзд бессонница,
Ночь вчерне.
Город клонится
К тишине.
Не тревожь его,
Не задень, —
В шуме прожит им
Целый день.
1962 г.
«От Невской бестолковой бучи …»
От Невской бестолковой бучи,
Где шум, огни и толчея,
К великолепному созвучью
Колонн и неба вышел я.
Там, под квадригой театральной
При свете призрачных лампад,
Там по-осеннему опально
Шуршит и облетает сад.
1964 г.
«В Летний сад хочу, в Летний сад …»
В Летний сад хочу, в Летний сад,
В опадание листьев длинное;
Лики мраморные сквозят,
Тишина здесь и то старинная.
Не захаживал тыщу лет,
А деревья всё в небо тянутся,
А Нева всё бьёт в парапет,
Ничего-то с ними не станется.
Если станется, так со мной,
А покуда листвою палою,
Да простором, да тишиной
Ненароком душу побалую.
«Увижу собор – и душа дотла …»
Увижу собор – и душа дотла,
Сверкают золотом купола,
Вздыхают древние завитки,
Кругом шаги, голоса, гудки,
Копыта грозные на скале,
Вода темнеющая внизу,
Город единственный на земле,
Боль по тебе и во снах несу,
Во снах, чья горечь не убыла —
О, как пылают вновь купола!
1973 г.
«Вечерний город полутёмный …»
Вечерний город полутёмный
Осенний, ветреный, огромный,
Мелькают фонари, дрожа,
Вдоль набережной.
Смутны воды
И хмуры улиц переходы,
Трамвай метнулся, дребезжа,
Кидая тень на повороте
Внезапную в своём полёте.
«Рассвета слышу леденящий голос …»
Рассвета слышу леденящий голос,
И ветра дикий, ведьминский полёт;
Я вспоминаю смутный, спящий город,
В котором молодость моя живёт.
Его мосты над тёмною водою
И улицы при свете фонарей,
Старинных зданий колдовство ночное,
И звёзды, как дыхание детей.
Влюблённые, бродяги и поэты
Одни его внимают бытию,
Даря ему шаги и силуэты,
А он им – душу зыбкую свою.
И в тишине таинственной, как небо,
В преддверьи наступающего дня,
Как чудная и призрачная небыль,
Спит город мой, в котором нет меня.
1962 г.
«Фонтаны замерли до лета …»
Фонтаны замерли до лета
В холодной глубине земли,
И как старинная монета
Сверкают статуи вдали.
Без плеска струй осиротела
Их бронза в зябкой тишине,
И грозное Самсона тело
И злобный лев – всё как во сне.
Зато пугливо белка скачет,
Свистят синицы на лету,
Берёза лист последний прячет,
А он всем виден за версту.
1978 г.
«Чёрный всадник на белом коне …»
Чёрный всадник на белом коне
Грозно скачет навстречу волне,
Лупоглазые прожектора,
Тёмных веток глухая игра,
Дивный храм на колоннах своих
Держит древний божественный стих,
Купола отражённо горят
И фигуры святых говорят.
Всадник скачет отчаянно прочь
От молитв и от мрамора – в ночь,
А куда – не узнаешь вовек,
Только ночь, только небо и снег…
Чёрный всадник на белом коне
По ночной тяжко скачет стране.
1985 г.
«Город слышен после дождя …»
Город слышен после дождя
Весь до камушка, как на духу:
Где-то, в громкий азарт войдя,
Воробьи галдят наверху,
Где-то там, где дома снесли,
Ворон, знай, корит белый снег,
И от неба и до земли
Слышно то, чему имени нет.
1975 г.
«Нева под аркою моста …»
Нева под аркою моста
Темна, прозрачна и чиста,
А весь былой разбег могучий
Белеет густо тяжким льдом,
И даже взгляд скользит с трудом,
В торосы тыкаясь и кручи.
Но там, где всадник вздёрнул ввысь
Коня, где в небо вознеслись,
Сверкая, купола – там снова
Играет царственно вода
И нипочём ей холода
И все декабрьские ковы.
«Я по мосткам обледенелым …»
Я по мосткам обледенелым,
Дома оставив за спиной,
Спешу к полям пустынно белым
И к лесу, вставшему стеной.
Здесь вороньё на холст небесный
То круг наносит, то черту,
Снежинки падают отвесно,
Подрагивая на лету.
В снегу избушки, как подушки
Заборами обнесены
И у калитки две старушки
Стоять готовы до весны.
Собака лает с подвываньем,
Цепь звякает и дребезжит,
И зимним медленным дыханьем
Огромный белый день дрожит.
И больше ничего не надо,
Но вдалеке, как перст судьбы,
Неотвратимая ограда
Кирпично-блочной городьбы.
1988 г.
Окраины моей углы и повороты,
Квадратные дома, горбатые столбы;
Уехать бы куда, да, словно, жаль чего-то —
Забора, деревца, лихой своей судьбы?
Отсюда увезли на легковой сначала,
А после «воронки», «столыпинский вагон»,
Но снились мне мосты, соборы и ростралы,
Окраин корпуса в мой не врывались сон.
Лишь только иногда во мгле передрассветной
Вдруг электричек стук маячил в тёмном сне,
Далёкий и глухой, прощальный, безответный,
Дома и пустыри мелькали, как в окне.
1988 г.
В самые опасные места —
Жребий твой, поэзия, от века
«Как хороши и как добры …»
Как хороши и как добры
Слова прощанья и привета!
Дороги осени пестры
В косых лучах дневного света.
«Ну, будь здоров! День добрый вам!
А, здравствуйте! До новой встречи!»
Как ласковы слова к словам,
Приветливы друг к другу речи!
Так солнце ласково с травой,
Роса с листком и с веткой птица,
Так небо тёплой синевой
На землю зябкую струится.
Была природа бы жива,
Не убыло б ветров дыханье,
И только б не забыть слова,
Слова привета и прощанья…
1987 г.
«Мне бы каплю росы с листочка …»
Соловей начинает петь, когда напьётся росы с берёзового листка.
(народное поверье).Мне бы каплю росы с листочка
Той берёзы, что на юру,
И родится, верую, строчка,
Будто чую её игру.
Мне бы капельку – шаткой ранью,
Когда птицы поют едва,
И деревьев слышно дыханье,
И последние звёзд слова.
Мне бы только успеть – покуда
Белый день её не спугнул,
И людского не ведать гуда,
Только неба дальнего гул.
Мне бы только строку – всего-то
Строчку – каплю росы с листка.
А потом тоска да забота,
Онемевших минут века…
1974 г.
«И есть приметы, как просветы …»
И есть приметы, как просветы
Сквозь жизни сумрачный навес,
О том, что лучшие поэты
Нисходят на землю с небес.
Их странности, поступков небыль
И звёзды жаркие в руках
Откроют вдруг: они же с неба,
Они витают в облаках!
И как бы ни вздыхали жёны,
И ни судачили друзья, —
Там, в дальней дали небосклона
Их роковая колея!
1973 г.
«Друг друга узнают поэты …»
Друг друга узнают поэты
В коловороте городском,
Как будто вправду есть приметы
И нимб старинный над челом.
Идёшь… Размокла мостовая
И снег слинял и чёрен лёд,
Сосульки с желобов свисая,
Сорвутся на землю вот-вот.
Шныряет ветер. Никнут крыши
И прослезились провода,
И в пятнах водяных афиши,
И с окон зимняя слюда
Сошла.
Деревья ветви тянут,
И вдруг, посереди дорог
Глаза в глаза внезапно глянут,
Как бы столкнутся гулы строк,
Подспудных замыслов размахи,
И сгинула вся смута дел,
Сквозь лермонтовский амфибрахий
Поющий ангел пролетел,
Свечи заколебался пламень,
Над Русью коршун кружит вновь,
Воспетый и оживший камень
За праведную вопит кровь.
1967 г.
«То окружают знатоки …»
То окружают знатоки,
Говоруны и острословы:
Им препарировать с руки
Летящее, как ангел, слово.
То стихотворцы с мастерком
В самовлюблении глухие:
Им с окровавленным виском
Не падать на снега России.
То женщина от слёз темна
Бросает жёсткие упрёки,
Что жизнью жертвует она,
Которой не окупят строки.
То близким уж невмоготу
И тяготит их беспокойство
За будущую нищету
И нынешние неустройства.
Кому – игра, кому – исток
Крутой печали и тревоги,
И праведный потомок строг,
Скупые подводя итоги.
1967 г.
«Времён крутая соль …»
Времён крутая соль
На вкус мной ощутима,
Вхожу в чужую роль,
Не надобно мне грима,
Я глыбы на плечах
Под властью фараона
За голод и за страх
Таскал во время оно.
Я в готике и мгле,
Страшась видений ада,
Уже почти в петле
Твердил свои баллады.
Я у горы Машук
Знал в удали гусарской,
Что грудь пробьёт мне друг
Свинцом опалы царской.
Я в камерах глухих,
За проволокой колючей
Выращивал свой стих,
Быть может, самый лучший.
А нынче в шуме дня,
В насущном хлебе, в поте,
Не знают про меня
В людском водовороте.
Да мне о том ли речь
В страде моих событий?
Среди моих предтеч,
Когда умру, ищите.
1966 г.
«Подскажи мне, осень, строки …»
Подскажи мне, осень, строки —
Полетит листва —
Выучу твои уроки,
Запишу слова.
Впрямь бы рифму золотую
Взять хоть у берёз,
А у журавлей – крутую
Высоту – до слёз…
1974 г.
«Самоцензура – самоубиенье …»
Самоцензура – самоубиенье,
Дрожит перо, боится вдохновенье,
Строка юлит, душа хрипит в петле —
Одним поэтом меньше на земле.
1973 г.
«В самые опасные места …»
«Посылать в самые опасные места».
(Предписание Николая I начальству Лермонтова на Кавказе. 1840 г.).В самые опасные места —
Жребий твой, поэзия, от века,
Там, где выживет один из ста,
Да и то останется калекой.
В свару императоров и пап,
Воровских притонов мир мытарский,
В когти инквизиторовых лап,
В сумасшествие тюрьмы Феррарской.
И на якобинский эшафот,
И на снег кровавый злости светской,
И в тридцать седьмой тот лобный год —
В лагеря «законности советской».
В самую горячку, в самый страх,
В самую лихую передрягу,
Что горит потом огнём в стихах,
Чуть не прожигая вдрызг бумагу.
И из этого исхода нет,
Всё предрешено, как в царской фразе:
«До свиданья, господин поэт,
Доброго пути Вам на Кавказе».
1967 г.
«Когда находит на меня невзгода …»
Когда находит на меня невзгода
И уступаю ей и не пою,
Я Петроград семнадцатого года
Воображением воссоздаю.
Те вьюги ледяные, те сугробы,
Стрельбу, декреты, грабежи, пайки —
Среди безумств, мытарств, тоски и злобы
Поэтам русским было ль до строки?
Но в те-то дни взаправду роковые,
В голодные, кровавые те дни
Рождались песни лучшие России —
Её судьбе, её страстям сродни.
«И что нам Блок, когда б не строки …»
И что нам Блок, когда б не строки?
Шут, неврастеник, манекен,
Семейные дурные склоки,
Слепая жажда перемен,
И этот голос монотонный,
И безысходные глаза,
Когда бы на страну с разгону
Вдруг не обрушилась гроза,
Когда бы не сбылись все сроки
Его пророчеств на Руси —
На что нам Блок? И что нам в Блоке?
От бед своих Господь спаси…
1978 г.
Марине Цветаевой
Покамест день не встал
С его страстями стравленными
Из сырости и шпал
Россию восстанавливаю.
Марина Цветаева («Рассвет на рельсах», 1922 г.)Сквозь грохот городской,
В глухое небо вплавленный,
Цветаевской строкой
Россию восстанавливаю.
Колокола гудят
На всю Москву престольную,
И нет пути назад,
И нет пути окольного,
А только напрямик
В нужду, в беду, изгнанницей,
И в тот последний миг,
Когда петля затянется.
И в творчества разлёт,
Полёт над всеми высями,
И в гордый, горький пот
За тем столом, за письменным,
В крутую правоту,
В изгойство, в одиночество,
В свою свободу – ту,
Другому не захочется,
В заклятый непокой
Сквозь жизни гул растравленный
Слезою и строкой
Марину восстанавливаю.
1965 г.
«Два дерева цветаевских стоят …»
Два дерева цветаевских стоят,
Они ещё с двадцатых уцелели,
С тех дней, когда рубили всё подряд:
Людей, деревья, строки, птичьи трели.
Деревья помнят – ветви и кора,
И корни под землёй и сердцевина,
Как выходила с самого утра —
Нет, не поэт в тот миг, а мать, Марина.
Опять на рынок что-то продавать,
Чтоб голод не убил, да не успела.
Строку и дочь выхаживала мать.
Не нам её судить.
И в том ли дело?
Деревьям не забыть.
Она сродни
Была им на земле. Сестрой, быть может.
И повторяют медленно они
Её стихи.
Никто им так не сложит.
1987 г.
Овидий
Все униженья выпиты до донышка,
Бушуй, ополоумев, Понт Эвксинский,
Прочь уноси несчастное судёнышко
От роскоши, красы и славы римской!
Прочь уноси мой голос опозоренный,
Солёную латынь поэм гонимых, —
Сияет в ней зовущий и лазоревый
Взор молодости, взор подруг любимых.
И в миг один всё стало дальним, прожитым,
Пугающим, из памяти ней лущим,
О, моря гром – с моим ты слился ропотом,
Как прошлое моё с моим грядущим!
О, грохочи, не умолкай – мне чудится —
Всё повторяешь тех поэм раскаты,
И значит, ничего не позабудется
В игре времён – ни строки, ни утраты…
1974 г.
«И опять желтизна захлестнула …»
И опять желтизна захлестнула
Сумрачные извивы оград,
Перепады широкого гула,
Словно память о прошлом, звучат.
Сотни осеней, вечное злато,
Нескончаемый шорох вокруг,
Все поэты, что пели когда-то,
Повторяют стихи свои вслух…
1977 г.
«Лежу больной в постели …»
Лежу больной в постели,
Грипп отпустил едва,
И вдруг как бы запели
Внезапные слова.
Какой-то силой жадной
Влечёт друг к другу их,
Нелепый и нескладный,
А всё ж родился стих.
О чём? Листки пропали.
Но чудится душе —
Все страсти и печали
Звучали в нём уже.
И прозревались годы,
Жестокий отблеск бед…
О первые те роды,
Новорожденный свет!
1975 г.
«И ни слова мне и ни отзыва …»
И ни слова мне и ни отзыва…
Что со мной?
Хмур, невнятен шелест берёзовый,
Гул речной.
Где мой голос? Сны мои звонкие,
Дрожь души?
Торопливые мои ломкие
Карандаши…
1974 г.
«Собираю по слову от звёзд, от реки …»
Собираю по слову от звёзд, от реки,
От берёзы прозрачной и тонкой,
Тут и травы вздохнут, на помине легки,
И послышится голос ребёнка.
Вдруг возникнет раскатистый берег морской,
Шаткий шорох волны одинокий,
И глядишь – наконец совладал со строкой, —
Но причём здесь слова или строки?
«Всё уйдёт во мгновение ока …»
Всё уйдёт во мгновение ока,
Но, быть может, в последний тот миг
Промелькнёт над водою осока
И сияющий солнечный блик.
И останутся без воплощенья
Среди мрака и вечной тоски
Эти отблески, эти виденья,
Эти первые звуки строки.
«Про зиму: «Вновь снегами дарит»…»
Про зиму: «Вновь снегами дарит»,
Про осень: «Рыжая лиса
Метёт хвостом, ушами шарит,
С того и шелестят леса».
Как небо, поле, время года,
Бурлящей речки быстрота,
Так сокровенна и чиста
Родная речь в устах народа.
1974 г.
«Нынче видел я воочью …»
Нынче видел я воочью,
Трудно обходясь без сна —
Медленною звёздной ночью
Пробиралась тишина.
За деревьями во мраке
Тайна длилась и ждала,
Звёзды делали ей знаки,
Полыхая без числа.
Петушиный клик звенящий
Звал в дорогу утра свет,
До поры себя таящий
Тот молчал ему в ответ,
И текла из дали дальней
Семизвёздного ковша
Всё прозрачней, всё хрустальней
Ночь живая, как душа.
1982 г.
«Роковое семизвездье …»
Роковое семизвездье,
Отчего ты зверь лесной,
И о чём ты тайной вестью
В тёмной глубине ночной?
Чудо ль давнее глаголет
Древний твой полуустав,
Или Господа он молит,
К небу спящему припав?
Иль ты зверь и впрямь, шаманом
Околдованный, в ночах
По небесным тем полянам
Бродишь и наводишь страх:
«Рявкну, мол, да ошарашу
Лапой, злобы не тая,
И смахну, знай, землю вашу
В страшный мрак небытия…»
1973 г.
И тайна жизни навсегда ясна
Навек для нас неведомой природе
«Всё разрослось на родине моей …»
Всё разрослось на родине моей, —
И полнозвучно лес шумит высокий,
Ручей бежит, вода в нём зеленей
От спелых трав, и тины, и осоки.
И всё белей круглеют облака,
И всё синей и круче свод небесный,
Я месяц не был здесь.
Прошли века
Иль миг один всего лишь?
Неизвестно.
По – своему считают времена
Леса, ручьи, звезда на небосводе,
И тайна жизни навсегда ясна
Навек для нас неведомой природе.
1984 г.
«Над хмурою леса окраиной …»
Над хмурою леса окраиной
Глухая воронка небес,
Прощально в душе и отчаянно,
Огромен и сумрачен лес.
Во мгле тишина вереницею
Иссохшихся листьев кружит,
Сверкнёт и погаснет синицею
И смутно опять ворожит.
Над бедностью пней, над канавою,
Корягой, упавшею вкось,
Кустов набежавших оравою
И вставших кому как пришлось…
И пахнет глухою сторонкою,
Дремучей тоскою до дна,
И тёмной своею воронкою
Засасывает вышина.
1981 г.
«Опять Медведица горит …»
Опять Медведица горит,
