По всем вопросам обращайтесь на: info@litportal.ru
(©) 2003-2024.
✖
Против течения. Избранное
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
И крест несёт последний Император.
1986
Никитский бульвар
Стонет весь умирающий состав мой,
чуя исполинские возрастанья и плоды,
которых семена мы сеяли в жизни, не
прозревая и не слыша, какие страши-
лища от них подымутся…
Над нами твердь звезда ми зажжена.
И ветр сквозной. И кривизна земная.
И в поднебесье скверная луна
плывёт из Гамбурга,
куда не зная.
Века разбоя. Клевета. Хула.
Но был наш замысел смирен и кроток,
покуда в ум заблудший не вошла
мысль чуждая, чужих умов забота.
Земля! Отечество! – не звук пустой.
Кто люб, тот бит, – поймёшь не по присловью.
Тобой живёшь – и говоришь с тобой
и с ненавистью, и с любовью.
Отечество! Земля! – худая мать,
степные сны, проклятые вопросы.
Извёл и жизнь, и век – тебя понять,
в чужих краях душой, —
о с т а л с я с н о с о м.
Полным-полна печаль твоих дорог!
И в оный день, в неясном вечном шуме,
себя сжигая, замолчит пророк, —
войдёт убогий в з н а н ь е —
и безумье…
1987
«…И сходили, как в пропасть, в могилы одни…»
…И сходили, как в пропасть, в могилы одни,
и чуть брезжили давние – прежние – дни,
и заря кровенела зловеще и трезво, —
век смердящий лютел,
по-звериному пел,
выжигал человечье калёным железом.
Но бессильные тянутся пальцы к перу,
и – как прежде – волнуются мысли в отваге,
и встают письмена – и сгорают к утру,
и – рассыпавшись пеплом – летят на ветру,
и немеют листы почерневшей бумаги.
Наша память – кандальный Владимирский тракт —
замерзает в этапах, больных и усталых,
в тундрах, полных людей, обгорает в кострах,
тонет чистой слезой в замутнённых каналах.
…Ну а и м, – из безродья выводят и тьмы
и возводят на трон сапоги-кровоступы, —
от слепящих снегов туруханской зимы
до знобящих бессонниц кремлёвской тюрьмы
путь.
По трупам.
1987
Завтра
…мы так же, корчась, упадём, —
мы руки слабые сомкнём
на обожжённых жаром лицах,
и станут пеплом и огнём
земные вечные столицы;
а тот, кто выживет, сочтёт
дни смертной муки и проклятья,
и сам в безумье проклянёт
отца, и мать, и ночь зачатья;
и равнодушный круг луны,
взойдя надмирно и высоко,
на злое празднество войны
воззрит, как праведное око, —
так я, разрушивший земной
приют отшельника лесного,
к его обители лесной
придя нежданно и без зова,
в его замшелый древний дом
впустивший гибельное пламя,
слежу за гибнущим жуком
сухими жадными глазами,
слежу, как мучимый огнём
1986
Никитский бульвар
Стонет весь умирающий состав мой,
чуя исполинские возрастанья и плоды,
которых семена мы сеяли в жизни, не
прозревая и не слыша, какие страши-
лища от них подымутся…
Над нами твердь звезда ми зажжена.
И ветр сквозной. И кривизна земная.
И в поднебесье скверная луна
плывёт из Гамбурга,
куда не зная.
Века разбоя. Клевета. Хула.
Но был наш замысел смирен и кроток,
покуда в ум заблудший не вошла
мысль чуждая, чужих умов забота.
Земля! Отечество! – не звук пустой.
Кто люб, тот бит, – поймёшь не по присловью.
Тобой живёшь – и говоришь с тобой
и с ненавистью, и с любовью.
Отечество! Земля! – худая мать,
степные сны, проклятые вопросы.
Извёл и жизнь, и век – тебя понять,
в чужих краях душой, —
о с т а л с я с н о с о м.
Полным-полна печаль твоих дорог!
И в оный день, в неясном вечном шуме,
себя сжигая, замолчит пророк, —
войдёт убогий в з н а н ь е —
и безумье…
1987
«…И сходили, как в пропасть, в могилы одни…»
…И сходили, как в пропасть, в могилы одни,
и чуть брезжили давние – прежние – дни,
и заря кровенела зловеще и трезво, —
век смердящий лютел,
по-звериному пел,
выжигал человечье калёным железом.
Но бессильные тянутся пальцы к перу,
и – как прежде – волнуются мысли в отваге,
и встают письмена – и сгорают к утру,
и – рассыпавшись пеплом – летят на ветру,
и немеют листы почерневшей бумаги.
Наша память – кандальный Владимирский тракт —
замерзает в этапах, больных и усталых,
в тундрах, полных людей, обгорает в кострах,
тонет чистой слезой в замутнённых каналах.
…Ну а и м, – из безродья выводят и тьмы
и возводят на трон сапоги-кровоступы, —
от слепящих снегов туруханской зимы
до знобящих бессонниц кремлёвской тюрьмы
путь.
По трупам.
1987
Завтра
…мы так же, корчась, упадём, —
мы руки слабые сомкнём
на обожжённых жаром лицах,
и станут пеплом и огнём
земные вечные столицы;
а тот, кто выживет, сочтёт
дни смертной муки и проклятья,
и сам в безумье проклянёт
отца, и мать, и ночь зачатья;
и равнодушный круг луны,
взойдя надмирно и высоко,
на злое празднество войны
воззрит, как праведное око, —
так я, разрушивший земной
приют отшельника лесного,
к его обители лесной
придя нежданно и без зова,
в его замшелый древний дом
впустивший гибельное пламя,
слежу за гибнущим жуком
сухими жадными глазами,
слежу, как мучимый огнём
Другие электронные книги автора Анатолий Богатых
Последний отзыв
книга нужная