Катя опустила ладони и покачала головой.
– И здесь повоевал!
– У меня не было выбора.
– Был! – покачала она головой. – Мог отойти в сторону и не лезть. Вдруг убили бы?
– Их было пятеро и с холодным оружием. Ерунда!
– А если б десять и с заряженными пистолетами? Ведь ты не знал, сколько их, когда бежал на холм?
Я потупился.
– Когда ты повзрослеешь?!
– Интересно слышать это от младшей сестры.
– Я совершеннолетняя!
– Но все еще лазишь через отцовский портал. Между прочим, запрещено.
– Нашел с чем сравнить! – замотала она головой. – Ладно! Кто эта девочка?
– Которая?
– Рыженькая!
– Дочь местного феодала. Прежний король подарил ему Иорвик. За что – неизвестно, но угадать можно: прогнулся. Бетти – так он ее зовет – единственная наследница.
– Ты ей нравишься.
Я хмыкнул.
– Ну да! – вздохнула Катя. – Кому я это говорю? Разве это меня встречали плакатами: «Женись на мне»?
– Я здесь никто.
– Не прикидывайся! Поставь себя на место девочки. Она живет в уютном мирке. Всех огорчений – пересоленная еда или не выглаженное платье. А тут нападение разбойников и угроза жизни. Ее могли изнасиловать, что, по местным представлениям, хуже смерти. И вдруг являешься ты, весь из себя прекрасный и загадочный. Убиваешь разбойников, спасаешь девочку. Не удивительно, что она запала. Будь осторожен. Эта рыженькая непроста. Запустит коготки – не вырвешься!
– Не беспокойся! – хмыкнул я. – Здесь сословное общество. Дочь феодала – не пара простому оружейнику.
Сестрица покрутила головой.
– К тому же, – добавил я, – единственная, кого я люблю, это ты…
– Жаль, что нам нельзя пожениться, потому что мы брат и сестра! – закончила она, и мы одновременно рассмеялись.
– Как родители? – спросил я, когда смех стих.
– Мама здорова, а вот отец…
Она погрустнела.
– Плох?
– Врачи говорят: от силы год.
– А пересадка?
– Не вынесет операции. Организм изношен. Стресс… Последние годы – сплошные огорчения. В том числе – ты.
– Я не его сын.
– Он любит тебя.
– Поэтому меня посадили? С парнями, чтоб не скучал?
– Вам предлагали помилование.
– Если признаем вину. Не притворяйся! Ты же видела мнемозапись. Резню в Хайберде устроили не мы. Но осудили за это нас – по сфабрикованному обвинению. Он не вмешался.
– Не мог. Сочли бы, что выгораживает пасынка. Это недостойно.
– Поправь меня, если ошибаюсь. Защитить невиновных – это недостойно. А вот посадить их в тюрьму – правильно и честно. Так принято в империи? Лицемеры!
Я встал и прошелся по комнате. За спиной всхлипнули. Я обернулся. По щекам Кати текли слезы. Я метнулся к ней и стал осторожно стирать их пальцами. Мирка, тревожно чирикая, вскочила сестре на плечо и стала лизать ей щеку.
– Я тебя очень люблю! – сказала Катя, успокоившись. – Но и папу – тоже. Вы оба хорошие. Но я не знаю, как вас помирить. Сердце разрывается…
Я сел рядом и обнял ее. Она уткнулась мне лицом в грудь.
– Отец не знал, что вас мучили, – сказала она тихо. – Его обманывали. После захвата Рудника начали следствие: кто и почему вынес неправосудный приговор? Но тебя успели осудить и выпихнули сюда. Прокурор принес протест, сейчас с этим разбираются, но, сам понимаешь, пройдет время…
– Кто за этим стоит?
– Не знаю! – вздохнула она. – Отец – тоже. Однако думаю, что догадывается. Он перестал принимать Пальмера.
– Значит, Тайный Совет…
– Может, да, а может, и нет, – в рифму возразила она.
– Ладно! – сказал я. – Подождем. Что с парнями?
– После твоего осуждения их отправили в Россию отбывать срок. У нас с ней есть договор о правовой помощи.
– И как? – заинтересовался я.
– Из России выслали самолет. К трапу парней привели в тюремных робах. Но в московском аэропорту они вышли в военной форме – ее привезли в самолете. От трапа расстелили дорожку, оркестр играл марш. Министр обороны лично обнял каждого. После чего их повезли в Кремль, где президент вручил им ордена.