Сержант вскочил:
– Лейтенант, отойдем!
Хотя спящий Коля помешать нам не мог, предложение было резонное, и я подчинился. Мы отошли в сторону озера.
– Ты из какого года? – Глаза его блестели в свете луны. – Из какого года сюда попал?
Я ответил.
– И я из этого. – Лицо его скривилось. – Застрелили меня у дома. Вигура я, слышал?
Сердце в груди заклокотало, к горлу подкатил ком. Кивнул, стараясь, чтобы движение не показалось резким.
– Ну да. Конечно же, слышал! – подтвердил он. – В России каждая собака знает. Знала, – тут же поправился. – Столько лет по телику твердили: пьяница, убийца… – вздохнул. – Знал ведь, что убьют, но все равно неожиданно. Не думал, что так скоро. Подослали черных…
– Кто… Кх-кх… Кто подослал? – закашлялся я.
– Есть гады…
– А вдруг это сами… эти…
– Черные? В первый же вечер? У них что, свое ФСБ? Использовали их втемную! Звякнули, адресочек сказали… Видел бы пацана, что ко мне бежал! Недоносок сопливый, пистолетом в кармане запутался! Хотел по морде дать и пистолетик отобрать, да у него за спиной целый аул… – Он снова вздохнул. – А тебя как?
От «недоноска» я едва не прыгнул. Мои сжатые добела кулаки он не заметил. Надо ответить, а зубы не открыть, они сейчас ругательства сдерживают.
– Так как?
– Э-э… Машина… На переходе сбила.
Он кивнул.
– Сам кто?
«Сука! Что скажешь, если узнаешь? Извинишься? Или еще раз застрелишь?»
– Студент. Институт нефти и газа, предпоследний курс.
– В армии не служил?
Я покачал головой. Мне без нужды. Я и без армии все, что надо, выучил – по ускоренной программе. У нас «калаш» дети с пеленок изучают. Строем и в форме ходят бараны.
– То-то смотрю… И какого рожна нас сюда? В сорок первый? Ладно, я танкист, а ты? Может, в казарме кто еще из наших был?..
Помолчали. Если и был, то уже нет… Что делать? Рубануть его чем-нибудь – прямо сейчас? Только чем? Лопатку бы! Будто чувствуя, рыжий отступил на шаг.
– Жалеешь, что попал сюда? – вырвалось у меня.
– Я? – удивился он. – Нисколько!
«Вот как? Шакал дорвался до свежего мяса? Нравится убивать?»
– Здесь по-честному, – пояснил он. – Есть враг, который пришел на твою землю, его надо убить. Никакой демократической гнили, воплей о правах человека. Какие у фашистов права? Сдохнуть – и все! А то развели… Наш полк в Чечне, если хочешь знать, ни одного дома не разрушил, хотя мог. Если из села стреляют, ответить – наше право, никто б и не вякнул! Соблюдали их права, и что взамен? Митинги собирали: приговорить убийцу к высшей мере! Это я убийца?
«Овечка невинная…»
– Разве нет?
– Ты, смотрю, начитался! – хмыкнул он. – Меньше верь продажным писакам! Да они маму родную за заморский доллар продадут!.. Я сегодня немца застрелил, ты же не возражал?
– Ну…
– Девку убил случайно. На войне сплошь и рядом. Если хочешь знать, это боевики виноваты! Притащились с пулеметом! Не было б их, никто бы не стрелял.
– Суд вроде доказал: в том выстреле не было необходимости. – Надо было удержать голос, не дать ему сорваться. Лицо сделать бесстрастным. – Я, конечно, все подробности не помню.
– Ага! – Он снова хмыкнул. – Суд и того немца, что я грохнул, оправдал бы. Цветочки, дескать, приехал в Россию нюхать. Правозащитники бы завыли, наняли гаду адвоката… Бляди продажные!
Рука моя уже скользила к штыку, но он пока не замечал.
– Звать-то тебя как? Не Ефимом же?
– Иль… Илья.
– Олег! – Он перехватил мою ладонь и затряс ее. – Рад познакомиться! Хреново здесь одному. Не дрейфь, Илюха, выплывем!
Я скривился. Он трактовал это по-своему.
– Не гони панику! Ты, конечно, не офицер, это заметно, но сейчас война, людям на тебя смотреть некогда. Гляди на меня и повторяй, а я потиху натаскаю.
Он оглянулся на спящего у костра Климовича.
– Ты в местных терках хорошо разбираешься? В смысле политики. Может, учил в институте?
«Тебе это не понадобится, шакал!» – покачал головой.
– Вот и я. Какие у них сейчас вожди? Сталина знаю, Берию, а эти Молотов, Каганович… Портрет покажут – поплыву. Про стройки пятилетки совсем никак…
Подбираясь ближе, я развел руками.
– Ну, и ладно, не до этого. Болтаем поменьше, воюем получше, остальное приложится. Вот такая диспозиция.
Он снова чуть отодвинулся и внезапно ринулся вперед, облапил меня своими ручищами и еще раз улыбнулся:
– Рад, Илюха! Честное слово!
Рука выпустила рукоятку штыка. Сержант подмигнул и пошел к костру. Я топал следом, разглядывая спину в промокшей гимнастерке. Темное пятно на спине было заметно даже в ночных сумерках. Светлые здесь ночи… У костра предложил сержанту поменяться дежурствами. Тот не возражал. Примостился рядом с мехводом и сладко зевнул. Я присел к огню и попробовал, легко ли выходит штык из ножен…
* * *