Витязи в шкурах

Князь повернул коня и поехал, куда показывали. Слезы душили его. Степняки, хоть и редко случалось, били русских в открытой степи. И князья в плен к ним попадали. Но, чтобы все войско, со всеми князьями завести в полон, – это только ты. Вся Русь, греки, ляхи, чахи, немци, хинова и Поле незнаемое будут знать. В летописи впишут твое счастье, князь. Заслужил…

Затуманившийся взгляд Игоря скользнул по ближнему холму и его цепкий глаз охотника сразу выхватил на нем знакомые силуэты. Два волка, замерев, настороженно следили за догорающей битвой.

«Сбежались уже на поживу!» – подумал князь, но на то, чтобы выругаться, у него не оставалось сил…

Глава первая

1

Стремительная тень порскнула поперек тропы. Мумит в одно мгновение выхватил пистолет и присел – чтобы очередь врага прошла над головой. Но почти тут же расслабленно выдохнул и сунул тяжелый «стечкин» в кургузую кобуру. Волк!

Зверь с шумом вломился в густые кусты, окаймлявшие поляну, проскочил их и широкими прыжками понесся вверх по склону. Мумит проследил за ним взглядом и на вершине отрога заметил второго волка. Тот спокойно стоял, наблюдая за происходящим внизу; его силуэт четко вырисовывался на фоне ясного синего неба. Зверь, напугавший человека, подбежал к нему и прилег, высунув язык.

Мумит спокойно двинулся по тропе. Волк, перебежавший дорогу, – хорошая примета. А два зверя, спокойно развалившиеся в виду человека, – вдвойне. Если по зарослям шныряет спецназ, волки так себя не ведут. Но Мумит не позволил себе расслабиться – неслышно ступая по влажной земле, прошел привычным маршрутом, настороженным глазом ловя присмотренные маячки. Все было как прежде. Ни сломанной веточки, ни порванной паутины и всюду – серебряная от утренней росы высокая трава. Лучше вспаханной земли – след виден издалека.

Закончив обход, Мумит подошел к сплошным зарослям на склоне и, настороженно оглянувшись, скользнул в кусты. Скрытый от постороннего взгляда навесом ветвей он поднялся высоко вверх и юркнул в узкую расщелину. В то же мгновение в грудь ему уперся ствол автомата.

– Алла акбар! – тихо выдохнул Мумит, и ствол отодвинулся. Мумит одобрительно кивнул: Юсеф, отступив на шаг, не опустил автомат – за спиной вошедшего мог скрываться чужой. Мумита могли привести силой, воткнув ствол пистолета меж лопаток.

Мумит скользнул в пещеру и повел взглядом – из-за бокового выступа торчал длинный ствол станкового пулемета, Ахмад страховал. Если внезапно напавшему спецназу удастся убить Юсефа и прорваться к входу, здесь, на ровном пятачке, полягут все. Ни один бронежилет не выдержит удара тяжелой пули. А у пулеметчика останется время, чтобы отступить вглубь и сделать это нападение бессмысленным. Алла акбар!

По узкому проходу Мумит миновал второй пост и спустился на дно большой полутемной пещеры. Осмотрелся. Все на местах. В дальнем углу под стеной виднелся большой сверток – девчонка спала, завернувшись с головой в одеяло, неподалеку, примостившись прямо на каменном полу, похрапывали сменившиеся после ночного дежурства Азад и Алу. Пусть. Никто не помешает думать.

Он присел на корточки и еще раз обвел взглядом пространство пещеры. В который раз похвалил себя за выбор. По возвращению из-за границы он завел такую привычку – заранее разведывать места, где можно укрыться и переждать вдали от чужого взгляда. Потайных мест у него было много. Часть их со временем обнаружил спецназ, часть он позже забраковал сам. Люди в близких к ним селах стали ненадежны, могли продать. Но немало оставалось…

О пещере он услыхал случайно. Юсеф рассказал. Поначалу не заинтересовался. Пещеры – плохое место для схрона, их хорошо знают местные жители и полоумные туристы, которые до сих пор любят, обвешавшись веревками, ползать внутри горы. К тому же эта пещера была далеко от родных мест.

И все-таки слова Юсефа запали в память – красиво рассказывал. Когда ты постоянно прячешься в горах, разговоры на привалах и ночевках – и развлечение, и средство скрасить тяготы кочевой жизни. Из слов Юсефа в памяти отложилось «проклятая», спустя несколько дней он потихоньку отвел подчиненного в сторонку и расспросил. В этот раз понравилось. Местные жители этой пещеры боятся панически (там дьявол живет!). Не ходят к ней сами и праздных туристов не пускают – чтобы дьявола не тревожили, не навлекали беду.

При первой же возможности Мумит побывал здесь. Пещера и впрямь производила мрачное впечатление: один большой объем с почти ровным полом, полумрак и нависающие над самой головой неровные своды. Вход – низкий, к нему надо еще подняться по узкой расщелине по каменной осыпи. В таком месте обороняться можно сутками. Артиллерию на склоне не поставишь, а стрельба издалека – курам на смех, многометровые каменные стены снарядов не боятся. Другого входа пещера не имела. В стене справа светилась узкая щель – подросток протиснется, но взрослый мужчина и в снаряжении… К тому же еще подберись – щель в отвесной стене, вниз сотня метров, да и сверху немногим меньше. Мумит нашел еще ход – в дальней стене напротив входа. Полез. Он все и всегда проверял сам, иначе давно бы уже отнесли его, накрытого белой буркой, на родовое кладбище.

Лаз оказался узким, вскоре ему пришлось согнуться, а потом и встать на четвереньки. Он полз, подсвечивая себе подвешенным на груди армейским фонариком, а ход все не кончался, и густая, осязаемая кожей темнота была вокруг. Ему стало страшно, затем панический ужас охватил всего его. Ему казалось, что с каждым новым шагом вперед с него словно сдирают кожу. Он чувствовал это почти наяву и ничего не мог поделать с этим ощущением. Поэтому сначала остановился, а потом, пятясь, торопливо вернулся. Куда бы ни вел этот лаз, врагов в пещеру он не приведет: если он не прошел, то и другим не удастся. Зато Мумит понял, почему местные боялись этой пещеры: тоже ползали…

Когда представилась возможность, он отнес в пещеру консервы и боеприпасы, тщательно спрятав их под камнями. У него в каждом схроне был такой запас. Денег на устройство тайников он не жалел. Тех, кто жалел, давно унесли под белыми бурками… Когда тебя гоняют по горам, это очень важно – затаиться где-либо на два-три дня, не показывая носа. Чтобы врагу надоело тебя искать, и он ушел. Если все-таки обнаружат, надо иметь возможность вести бой до темноты – ночью и наблюдатели плохо видят, и снайпера бессильны. Ночью уйти легко…

Мумит достал из рюкзака банку мясных консервов, вскрыл ее армейским ножом. Бросил на крохотную походную плитку таблетку сухого спирта, поджег и водрузил банку над синим язычком пламени. Огонь тихо шипел и скоро по пещере поплыл вкусный запах мясного бульона. Совсем по-домашнему…

* * *

Когда-то его звали Карим…

Свадьба была в разгаре, когда его разыскал приехавший из родного села брат. Увидев его перекошенное лицо, Карим бросил инструмент и побежал прямо сквозь танцующих гостей.

…Пока ехали, руины успели разобрать. Деревянные стропила еще дымились, а над тем, что недавно было жилищем, стоял запах мясного бульона – ракета угодила в дом, когда Роза готовила ужин. Сама Роза и дети лежали во дворе, прикрытые вытащенными из-под руин пыльными покрывалами.

Позже ему говорили, что это несчастный случай – ракета отделилась от самолета непроизвольно. Другие утверждали, что пилот просто промахнулся – целился в другой дом, где и в самом деле прятались моджахеды. Кариму было все равно. Он сам, в нарушение обычаев, обмыл худенькие тела Айши и Заки, уступив родственникам только Розу. Родственники не теряли времени, и он успел, как того требовал обычай, до темноты отнести всех на кладбище. Карим не плакал. Едва взглянув на изувеченные тела детей, он ощутил, как внутри его словно что-то хрустнуло. И чувств не стало. Совсем. Он все видел и слышал, мог все делать и понимать, только теперь происходящее не имело для него никакой окраски. Он стал как машина, которой все равно куда ехать и как ехать – лишь бы хватало бензина. И была воля водителя. А воля была…

Назавтра он сказал брату:

– Дай мне денег! Мои сгорели в доме.

– У меня мало денег и много детей, – нахмурился брат. – Я тебя прошу: не делай этого! Виновного найдут и накажут – большие люди обещали. Этим ты детей не вернешь.

– Я не буду искать виновного, – пообещал Карим. – А дети твои не будут голодать. Клянусь!..

Он ушел от брата в тот же день – и пропал. Больше месяца его никто не видел. А потом он появился в горах, в расположении самого известного в республике полевого командира по кличке Абдулла.

В тот день было пасмурно, авиация не летала, и все моджахеды во главе с командиром сидели на поляне – обедали. Перед Абдуллой на траве лежал огромный арбуз, он большим ножом отрезал толстые ломти и ел, сплевывая семечки перед собой. Время от времени он с силой плевал на сидевшего в двух шагах пленного русского офицера. Одна рука офицера была перевязана: на грязном бинте расплылось большое красное пятно. Всякий раз, когда косточки попадали в раненого, он вздрагивал, и моджахеды хохотали, оскаливая здоровые белые зубы.

– Чего хочешь? – спросил Абдулла, когда Карима поставили перед ним.

– Убивать кафиров.

– Поздно пришел! Ты не участвовал ни в первой войне с русскими, ни во второй. Играл на свадьбах.

– Мне надо было кормить детей.

– А сейчас уже не надо! – сплюнул косточки Абдулла. – Если такие как ты не сидели по домам, мы бы остановили русских еще у Терека. Но вы сидели. В результате у тебя больше нет семьи, а мы бегаем по горам. Уходи! Мне не нужны музыканты. Мы не ходим в бой под оркестр.

Моджахеды захохотали.

– Я инженер, – тихо сказал Карим. – А на свадьбах играл, потому что другой работы не было.

– Инженеры мне тоже не нужны, – пожал плечами Абдулла. – Землянки в лесу мы выроем сами. Мне нужны люди, которые умеют стрелять из автомата и гранатомета, делать мины и ставить их на дорогах, наконец, резать кафиров ножом. Ты умеешь?

Абдулла смотрел на Карима снизу вверх. Нож торчал в половинке арбуза. Карим вдруг схватил его, прыгнул в сторону и, прежде чем его успели остановить, с размаху воткнул нож в горло русского. Повернул.

Русский как-то странно хрюкнул и повалился вперед. Карим, отступив, выдернул нож. Алая струя ударила из горла офицера, пачкая высокую зеленую траву. Русский засучил ногами и затих.

В тоже мгновение Кариму завернули руки назад, выхватили нож, и он увидел перед собой разъяренное лицо Абдуллы.

– Дурак! – орал Абдулла, размахивая перед его глазами окровавленным ножом. – Если бы ты не был сыном улема, я перерезал тебе глотку прямо сейчас! Этот русский офицер был нужен. Я выменял бы за него троих наших!

– Я не знал, – спокойно ответил Карим. – Я приведу тебе другого.

– Когда приведешь, тогда и поговорим, – сердито сказал Абдулла, делая знак моджахедам отпустить гостя. – До этого лучше не попадайся мне на глаза…

* * *

Операция в селении завершилась. Возле обшарпанного армейского «уазика» нетерпеливо переминались с ноги на ногу двое офицеров в бронежилетах и камуфляже.

– Где его носит! – сердито сказал тот, что выглядел помоложе. – Ночевать что ли здесь? Стемнеет скоро!

– Дай человеку насладиться боевой обстановкой, нюхнуть пороху! – хмыкнул другой, с загоревшим до черноты, усталым лицом. – Вчера только из Моздока прилетел. Пусть наберется впечатлений!

– Какой порох! – зло возразил первый. – Ни одного боевика! Все дома обшмонали, всех хозяев на уши поставили. Никого. Они еще вчера ушли – знали об операции. Опять кто-то продал! А тут еще этот генеральский сынок…

Он хотел еще что-то сказать, но сразу умолк, заметив неподалеку гражданского. Тот явно прислушивался.