Божья коровка

– Не сомневайся! – заверил опекун. – Я на тракторном раблю[12 - Раблю – работаю.], машины собираю. Пойду в литейщики, меня зовут. Они все добра получают – по двести и больше рублей. У меня сейчас – сто пятьдесят грязными[13 - Грязными – то есть до вычета налогов.].

– Успехов! – пожелал ему Николай и выпроводил гостя.

Вернувшись в комнату, он завалился на диван и скоро провалился в сон. Войны он больше не увидел. Зато явилась Алька, но не студентка, а девчушка лет пяти. Она смотрела на него в упор, обиженно насупив лобик.

– Зачем ты бросил нас – меня и маму? – спросила вдруг. – Мы так тебя любили!

– И я вас – очень-очень! – ответил Николай, но слов произнести не получилось – застыли в горле.

– Ты – плохой! – сказала дочка. – Не ходи к нам больше!

Она исчезла с глаз.

«Теперь уж точно не приду, – подумал Николай, проснувшись. – Вернее, Боря не придет. Маша выйдет замуж за лейтенанта Лосева, родит ему Альку, и я их не увижу. Если специально не искать. Но зачем? Пусть им будет хорошо. Может здесь все будет по-другому? СССР не распадется, не случится этих войн? Жаль, что не могу на это повлиять: кто станет слушать мальчика-дебила? Беда…»

Взгрустнув, он встал и начал приводить себя в порядок – умылся и почистил зубы. Бриться Боре пока рано. На кухне он позавтракал хлебом и водой и стал готовиться к походу в магазин. Пересчитал наличность, взял авоську и только тут сообразил, что чуть поторопился – с одеждой плохо. На дворе 14 апреля (дату Лосев подсмотрел на заявлении опекуна), и за окном прохладно. А на нем – тонкое трико.

Николай сходил в прихожую, надел пальто с ботинками. Нахлобучив на голову возвращенную дядей кепку, глянул на себя в зеркало. Мда, видок… Дебил дебилом. Пальто не по сезону, как и вытянутые на коленях треники. Но делать нечего, придется так идти. Рассовав по карманам деньги и авоську, Лосев вышел из квартиры.

На площадке было пусто, и на лестнице ему никто не встретился. Пуст был и просторный двор перед подъездами. Лишь у рампы магазина разгружали хлеб в лотках. Лосев завернул за угол и поднялся по ступенькам к входу в магазин – «Гастроном», если верить буквам с козырька. Встав перед дверью, Лосев ознакомился с временем работы торговой точки. Его нанесли прямо на стекло по трафарету краской. Немного удивился. Торговали здесь с 8 до 20, с перерывом на обед с 13 до 14. В воскресенье – выходной. М-да… Он толкнул стеклянную дверь и вошел в торговый зал. Встал и огляделся.

Покупателей внутри оказалось немного – будний день. На будильнике, как Лосев заметил, уходя, без четверти девять. Люди трудятся, как это принято в СССР, тунеядцев здесь не жалуют. Николай об этом читал. На заводах в разгаре первая смена, а кто работал во второй и третьей, сейчас отдыхают. Потому в торговом зале большей частью старушки-пенсионерки. Лосев некоторое время за ними наблюдал. Интересно здесь организована торговля. По периметру зала – прилавки, в центре – выгородки с кассирами. Покупатель сначала выбирает товар, затем выбивает чек и возвращается к прилавку. Там чек забирают и выдают оплаченные продукты. Если товар не фасованный, то его сначала взвешивают, заворачивают в оберточную бумагу и называют покупателю цену. Он тащится к кассе. К одному и тому же прилавку приходится вставать дважды. Хотя для покупателей с чеками очередь отдельная. Бардак…

Уяснив принцип, Лосев двинулся вдоль прилавков, приглядываясь и прицениваясь. От колбасного почти сразу отошел – ну, млять, и цены! Вареная колбаса – два рубля и двадцать копеек за килограмм, полукопченая – три шестьдесят. Твердая – и вовсе пять. Теперь ясно, почему их не слишком покупают – пошикуй тут на 36 рублей. А с его тринадцатью и вовсе жопа. Сырое мясо тоже дорогое: говядина – рупь девяносто за килограмм, свинина – два. Причем свинина очень жирная, и все с костями. А где же вырезка? Сыры стоили дешевле, но опять не по карману – три рубля за килограмм, хотя есть и по 2,60. Яйца – 90 копеек за десяток. Обойдя прилавки, Николай приобрел чай (48 копеек за пачку в 50 граммов), килограмм сахара-песка за 90 копеек (развесили в кулек), килограмм перловки – 26 копеек и та же упаковка, пшеничный нарезной батон за 13 копеек. Не удержался и купил сливочного масла, отдав 75 копеек – в отрезанном ему бруске оказалось чуть больше двухсот граммов. Итого два с половиной рубля как корова языком слизала, а ему жить еще двадцать дней. Хлеб и килька? Интереса ради Николай сходил к прилавку с рыбой. Килька и хамса наличествовали – по 12 копеек за килограмм. А еще имелась тюлька, но уже по 25. Бочковая селедка – рубль тридцать за кило. Огромный выбор мороженой рыбы – от минтая до палтуса, и стоит подешевле мяса – от 40 копеек за килограмм. Но рыбой сильно не наешься, к тому же ее лучше жарить, а для этого купить растительного масла. Его здесь продавали, наливая в банки покупателей. Полтора рубля за литр – грабеж! И мука понадобится…

Раздосадованный Лосев отправился домой. У подъезда его окликнула сидевшая на лавочке немолодая женщина.

– Боря? Коровка?

– Я, – ответил Николай.

– Давно тебя не видела, – сказала женщина. – С тех пор, как мамку схоронили. Не узнаешь меня? Я Пантелеевна, соседка по площадке. Вышел погулять?

– В магазин ходил, – Лосев показал авоську.

– Сам, один? – изумилась Пантелеевна.

– А что такого? – Николай пожал плечами.

– Так раньше не ходил, – растерянно сказала женщина. – Только Ольга.

– Открою вам секрет, – Лосев наклонился к ней. – Я вдруг внезапно поумнел. Вот книжки стал читать. «Отцы и дети», например. Тургенев написал, Иван Сергеевич. Читали?

– Нет, – глаза у Пантелеевны ползли ко лбу.

– И зря, – укорил Лосев. – Книга интересная, полезная уму. Доброго вам дня!

Смеясь, он поднялся к себе, где поставил на плиту эмалированный чайник. Спичек в доме не имелось – наверное, от дебила прятали, но Лосев их купил, отдав за коробок копейку. Вода вскоре закипела. Лосев ополоснул фаянсовый чайник, бросил туда заварки и залил кипятком. Пока чай настаивался, пересыпал сахар из кулька в стеклянную банку (их нашлось несколько в буфете) и оставил на столе. Отрезал от батона толстый ломоть и намазал маслом. Спустя минуту он жадно ел, запивая бутерброд горячим сладким чаем. Вкусно было так, что не передать словами. Свежий, еще теплый батон и натуральное коровье масло без добавок. В его времени уже не было такого.

Взгляд его рассеянно блуждал по кухне, пока не наткнулся на небольшую продолговатую коробку, стоявшую сверху на буфете. Спереди ее закрывала ткань, а внизу имелась круглая коричневая ручка. Николай встал и покрутил ее.

– Московское время десять часов, – сообщил ящик. – В эфире – новости.

«Приемник, – догадался Николай. – Но верней – радиоточка. Была и у нас такая, только выглядела по-другому». Он сходил в комнату, где выставил на будильнике правильное время – тот безбожно отставал, заодно завел пружину – это вам не электронные часы на батарейках. Воротившись в кухню, прослушал выпуск новостей. Трудящиеся СССР покоряли космос, занимались севом зерновых, выпускали трактора и автомобили, плавили металл, выполняя и перевыполняя планы. И все это, идя навстречу замечательной дате – 50-летию Великой Октябрьской социалистической революции. «Так оно, вроде, в ноябре, – подумал Николай. – Что ж они в апреле надрываются?»

Рассуждать на эту тему он не стал. Новости закончились, и начался концерт. Приятный женский голос затянул:

С утра ты сегодня хмуришься
До сих пор, до сих пор
Молчишь, не глядишь и куришь всё.
Тянешь свой «Беломор».
А мне до тебя только шаг всего,
Только шаг небольшой.
Но как, научи, прошагать его,
Чтоб сказать: «Мой родной…»

Лосев заслушался. Песни этой он не помнил, но она ему однозначно нравилась. А певица продолжала убеждать:

Пусть в счастье сегодня не верится —
Не беда, беда!
Давай еще раз помиримся
Навсегда, навсегда!..

– Песню «Давай никогда не ссориться» исполнила Тамара Миансарова, – сообщил диктор. – Автор слов и музыки Юрий Цейтлин. А теперь… И мужской голос запел:

Заправлены в планшеты
Космические карты,
И штурман уточняет
В последний раз маршрут.
Давайте-ка, ребята,
Закурим перед стартом:
У нас еще в запасе
Четырнадцать минут…

«Ни фига себе у них тут порядки! – подумал Лосев. – Курить перед стартом, да еще у ракеты, заправленной топливом? Дебилы…»[14 - Слова этой песни написал Владимир Войнович (тот самый), музыку – Оскар Фельцман. В последующем слово «закурить» заменили на «споем», но автор слышал эту песню в первом варианте.] А певец продолжал:

Я верю, друзья,
Караваны ракет
Помчат нас вперед —
От звезды до звезды.
На пыльных тропинках
Далеких планет
Останутся наши следы…

«Ага! – хмыкнул Лосев. – Ваши… Американцы по Луне потопчутся. Хотя у нас, вроде, луноходы там ползали. Тоже наследили…» Он отрешился от концерта и подумал о другом. С одеждой нужно что-то делать. Ходить в трениках с вытянутыми коленками холодно, а в пальто он выглядит пугалом. Он разобрал принесенную опекуном одежду. Халат сходу отложил – не его фасон, а рубашки рассмотрел. Одна теплая, фланелевая, в сине-черную клетку. Другая – просто белая с уже начавшим желтеть изнутри воротником. Не беда, прокипятит, добавив синьки, с простынями получилось хорошо. Они приобрели приятный глазу белый цвет, отдававший чуть голубизной. Ухватившись за мелькнувшую в голове мысль, Николай открыл буфет и достал початую коробку – вчера он использовал одну таблетку. «Синька для белья. Индиго, – сообщала надпись на упаковке. – 6 шт 30 гр». В буфете обнаружилась еще одна коробка синьки, эта непочатая.

«Цвет “индиго” – это джинсы», – вспомнил Николай. Он отправился в комнату, где достал из шкафа обнаруженный вчера белый материал. Разложил его на столе и пощупал. Плотный и довольно толстый. Для чего он понадобился матери Бори? «Дублерин[15 - Дублерин – прокладочный материал, который применяют при шитье верхней одежды, чтобы ткань держала форму. Думаю, не стоит объяснять, что дублерин 60-х годов отличается от современного.]», – внезапно всплыло в голове. Слово это Лосев знал. В детстве мать учила его шить – она этим делом увлекалась. Не сказать, чтобы слишком преуспел, но строчить на машинке у Коли получалось. Лишь кроить не выходило, хотя мать показывала. Ладно, не боги джинсы шьют.

Николай убрал будильник и растянул ткань на столе. Достал из шкафа карандаш и линейку – они здесь имелись. В выдвижном ящике швейной машины нашлась сантиметровая лента из клеенки. В качестве образца Лосев выбрал треники, которые с себя стянул. Шить он будет не классические джинсы – такие явно не потянет, а штаны с резинкой. Были у него такие в прошлой жизни. Вроде как бы джинсы, хотя не они, конечно, но зато удобно. К удивлению Николая, сделать выкройку удалось сравнительно легко. Рука Бори твердо держала карандаш и легко чертила. Он почти не пользовался сантиметром и линейкой – глазомер у Бори оказался отменный[16 - «Некоторым дебилам при задержке общего психического развития и малой продуктивности мышления свойственна частичная одарённость (вплоть до синдрома Саванта): отличная механическая память (без осмысления повторяемого), способность производить в уме сложные арифметические операции, умение рисовать, абсолютный слух и др.» Источник – Википедия.]. Николай таким не обладал. Не прошло и часа, как он сел за швейную машинку. Ножной привод оказался непривычным, но, в конце концов, его удалось освоить. Для начала сшил штанины, пристрочив к ним накладные карманы спереди и сзади. Боковые делать не решился – слишком сложно для него. Сшил штанины вместе. Никакой ширинки – это тоже сложно. Если вдруг приспичит, он приспустит «джинсы» как трусы. Повозился чуть с резинкой – никогда не шил с ней раньше, однако получилось. Хорошо, что в выдвижном ящичке нашлась широкая резинка – узкая штаны не удержала бы. Нитки он использовал белые – желтых и оранжевых не имелось.