Рота Его Величества

– Чай, не в первый раз! – сказала соседка.

…Я запер дом и дверь в подвал. Никому в здравом уме не придет в голову запирать подвал изнутри, но засов для этого имелся, и я им воспользовался. Открыв проход, я запер и тайные ворота – на всякий случай. Отойдя десяток шагов, оглянулся – каменный тупик был на месте. Я подавил желание немедленно вернуться и проверить, откроется ли проход. Открылся раз – и в другой никуда не денется. Оставив за спиной расщелину, я зашагал к дальнему лесу, выбирая дорогу поровнее. Никакой определенной цели у меня не было, как и направления; я шел туда, куда несли ноги.

Лес оказался дальше, чем мне представлялось, – обман зрения, обычный в горах. Я достал смартфон и наушники. Сети здесь не было, я это сразу проверил, так хоть музыку послушать! Воткнув в уши затычки, я нашел скачанный в Интернете альбом и ткнул в «play». Оркестр грянул «На прекрасном голубом Дунае», я добавил звук и сунул смартфон в боковой карман.

…Эти вальсы любил дед. В доме была старинная радиола с зеленым глазком-индикатором. Чтобы послушать музыку, надо было открыть внизу крышку, сунуть в щель пластинку и опустить на край черного диска головку звукоснимателя. В динамике раздавался легкий треск, а затем вступали скрипки и трубы. Дед садился у стола и подпирал подбородок кулаком. В такие минуты я боялся к нему подходить. Музыка стихала, дед ставил новую пластинку, затем другую… После аккуратно складывал их в пожелтевшие конверты. Надписи на конверте были немецкие, отпечатанные черным готическим шрифтом.

Пластинки дед привез из Австрии. Это, как и многое другое, я узнал позже – и не от деда. Он встретил Победу в Вене. Командира взвода разведки не демобилизовали, как других фронтовиков. Лейтенанту было девятнадцать, таким предстояло еще служить. Деду выпало в оккупированной Австрии. Он этому не обрадовался. Вокруг была чужая земля и люди, которых он ненавидел. Они убили его семью, уничтожили односельчан, сожгли родную деревню – у ненависти были глубокие корни. Не важно, что эти люди звались австрийцами; форма у них была, как у немцев, да и русских они убивали точно так же, дед это хорошо знал. Он не любил увольнения, а когда случались, заходил в ресторанчик неподалеку от части и сидел там допоздна.

В один из таких вечеров он возвращался в часть, как вдруг услышал сдавленный крик. Привычка заставила деда свернуть. В подворотне творилось неприглядное. Двое солдат прижимали к стене худенькую девчонку. Один держал нож, второй, сопя, задирал девчонке платье. Оба насильника были высокими, мордатыми и пьяными.

– Отставить! – приказал дед.

Солдаты испуганно оглянулись, но успокоились, заметив, что офицер один, к тому же без кобуры на поясе. (Дед по фронтовой привычке носил пистолет в кармане.)

– Иди своей дорогой, лейтенант! – посоветовал тот, что с ножом. – Не то поранишься!

– Брось нож! – посоветовал дед. – Лучше будет!

– Счас! – ответил громила и прыгнул к деду.

Пока он, воя от боли, ползал по земле, дед достал из кармана «ТТ» и передернул затвор. Второй насильник смотрел побелевшими глазами.

– К стене! – велел дед.

Солдат занял указанное место. Дед пинком поднял второго, поставил рядом.

– Властью, данной мне партией и правительством, за покушение на жизнь офицера Красной армии и попытку изнасилования гражданской немки, – сказал дед, поднимая «ТТ», – я, лейтенант Князев, приговариваю двух гадов к смертной казни через расстрел. Приговор привожу в исполнение немедленно!

– Герр офицер!..

Девчонка повисла у него на руке. Дед выстрелил, пуля выбила кирпичную крошку над головами солдат и срикошетила.

– Идиотка! – сказал дед по-немецки. – Я мог их убить!

– Вы не собирались? – удивилась она.

– Пугал, – объяснил дед. – В комендатуру вести не хочется. Допросы, разбирательства…

– Тогда посмотрите! – указала она.

Дед посмотрел. Солдаты стояли с мокрыми штанами, головы их тряслись.

– Вот что, гниды! – сказал дед, пряча пистолет. – Встречу кого в городе – застрелю! Ясно? – Он повернулся и пошел прочь.

За спиной зацокали каблучки. Дед оглянулся – девчонка шла следом.

– Можно мне с вами? – спросила она. – Я боюсь одна.

– Где живешь? – спросил дед.

– Рядом с вашей частью, герр офицер!

– Ты знаешь меня? – удивился дед.

– Конечно! – ответила она. – Вы бываете в ресторане дядюшки Михеля и сидите там один, никого не приглашая: ни друзей, ни женщин.

– Не видел тебя.

– Меня пускают только в кухню, но я выглядываю в зал.

– Работаешь в ресторане?

– Мы с мутер печем штрудели для дядюшки Михеля. Вы пробовали наш штрудель?

– Нет, – сказал дед. – Я не знаю, что это такое. Ты как здесь оказалась?

– Носила бабушке пирожки.

– Как Красная Шапочка? – усмехнулся дед.

– Вы знаете эту сказку? – удивилась она.

– У нас все ее знают, – ответил дед.

Остаток дороги они прошагали молча и так же, без слов, расстались. Назавтра деду позвонили с проходной.

– Вас какая-то немка требует! – доложил дежурный.

– Какая еще немка? – не понял дед.

– Не знаю. Пришла, лепечет: «Герр офицер Князев, герр офицер Князев…»

– Прогони! – сказал дед.

– Гонял, – вздохнул дежурный. – Не уходит.

«Немкой» оказалась вчерашняя девчонка. Увидев деда, она заулыбалась и протянула корзинку:

– Вот!

– Что это? – спросил дед.

– Яблочный штрудель. Вы же не пробовали!

– Отойдем, – велел дед.

Рядом с воинской частью был парк. Дед нашел свободную скамейку, они сели. Девчонка откинула салфетку, прикрывавшую пирог, и стала нарезать его предусмотрительно захваченным ножиком.