Девять жизней бойцовой кошки

Глайдеры, или как их ещё называли – аэрокраулеры, прибыли на место ближе к вечеру. Туристическая группа из «Соснового бора» после недолгого пешего похода (прошли метров четыреста) вышла на поляну, где уже были оборудованы места для костров и палаток. Вся трудность разбивки лагеря для ночлега заключалась в установке этих самых палаток, которые в сложенном виде лежали тут же. Ставить их помогали несколько лесников-обходчиков, как подозревала Алиса, это были воспитатели или преподаватели из другого детского дома, а возможно, инструкторы постоянно обслуживающие этот «туристический» маршрут. Разжечь костры они тоже помогали, да и продукты для ужина были тут же. Это были саморазогревающиеся консервы, свежий хлеб и упаковки с соком. В общем-то, костры не нужны были, они выполняли чисто декоративную функцию, создавали романтический антураж. Глядя на все эти походные «трудности», Алиса поинтересовалась у Джоан Гравви – зачем они брали с собой рюкзаки и продукты, что положили туда.

– Это сухой паёк, на непредвиденный случай, а вдруг мы заблудимся в лесу? – ответила Джоан, рыжая девочка, серьёзно глядя на воспитателя, согласилась:

– Действительно, а вдруг заблудимся? Сладкое печенье и компот помогут нам мужественно перенести лишения в этом ужасно страшном и очень дремучем лесу.

Гравви и мак Луви переглянулись, девочка была очень серьёзна, когда произносила эту фразу, а вот её смысл… Непонятно было, серьёзно ли это говорит Алиса или смеётся. Алиса с тем же серьёзным видом подошла к своей подруге, устраивавшейся у одного из трёх костров, там один из «лесников», что помогал ставить палатки, собирался играть на гитаре. Таня подвинулась, предлагая Алисе сесть рядом с ней, на лежащее полено. На таких импровизированных «стульях» сидело по двое-трое учеников, и только Таня сидела одна, стараясь занять всё полено. Алиса улыбнулась и поблагодарила подругу, ведь понятно для кого та заняла место.

– Смотри, обычная, не электро! Такой старомодный инструмент! – тихо сказала Таня, Алиса ничего не ответила, с интересом рассматривая не столько гитариста, сколько сам инструмент. Влас, пристроившийся на одном полене со Стасом Максимовым, презрительно хмыкнул:

– Могли бы что-нибудь и получше взять. Для электрогитары не так уж и много надо: усилитель и акустическую колонку.

– Ещё и батарею питания или какой другой источник надо. А кто акустику будет тащить? Ведь она, не такая уж и маленькая, в отличие от усилителя и батареи, – возразил Стас, его поддержал Клим:

– Хорошая акустика маленькой не бывает, можно, конечно, поставить компенсатор частот и эквалайзер, но это будет уже не то. До сих пор ничего лучше деревянного резонатора не придумали, а тут смотри! Сама гитара и есть резонатор, хоть и древний инструмент, но звучит на уровне!

– Это ещё и от исполнителя зависит, – вмешалась Линна, её поддержала сидящая рядом с ней Вайлет:

– Это да, сейчас увидим.

– Уровень лесной самодеятельности, – скривил губы Влас. Хоть этот разговор вёлся тихо, но, видно, гитарист его услышал и, подмигнув, заиграл на своём инструменте. После недолгого проигрыша, он ещё и запел красивым баритоном. Песни были обычные, какие поются в походе: о трудной дороге, о зелёном лесе, о привале у костра и, конечно, о дружбе. Ребята затихли и, затаив дыхание, слушали.

– Хорошо настроена, – сказала Алиса, когда гитарист закончил петь и играть. Тот, быстро взглянув на девочку, коротко спросил:

– Умеешь?

Алиса, молча, протянула руку и взяла предложенную гитару. Поудобнее устроившись (Тане пришлось подвинуться), рыжая девочка заиграла. Играла она хорошо, даже лучше чем мнимый лесник. Девочка не пела, только играла, но как! Казалось пела гитара, пела без слов. Начавшиеся разговоры стихли, раскрыв рты, воспитанники «Соснового бора» смотрели на девочку. Смотрели не только сидящие у этого костра, слушать Алису пришли и от других. Сидячих мест для этих слушателей не было, они стояли вокруг, стояли не только воспитанники, но и воспитатели и «лесники». Когда Алиса прекратила играть, «лесник»-гитарист тихо попросил:

– Спой.

Алиса не стала упираться и тихо запела. Казалось, что её хрипловатый голос звенел, словно колокольчик, дополняя мелодичный перебор гитарных струн. Песня у Алисы была какая-то странная и не потому, что очень старая – так уже не разговаривали, хотя понять можно было не только отдельные слова, но и уловить смысл.

– Шутит история – зло и бесчестье, мир в витражах, как в осколках событий… – слова песни Алисы вроде были вроде понятны, но не совсем. А девочка пела:… – не оправдаться и не исправить, цену победы, скребущую память…

Непонятны некоторые слова, не совсем понятен смысл, но было в этой песне что-то такое, заставляющее в тоске сжиматься сердце, словно случилась потеря чего-то дорогого, которого уже не вернуть. Прозвучал последний аккорд, и повисла тишина. Такая осязаемая тишина, что казалось, её можно пощупать. Эту тишину никто не решался нарушить, будто боялись, что она со звоном рассыплется. Нарушила её Таня, прошептав:

– Ещё!

– Ветер треплет стремена, гонит время скакуна, как на гору не взбирайся – вся дорога не видна. Не умеешь, не берись, не умеешь, но дерись… – запела Алиса на том же языке. Почему надо драться, если не умеешь? И разве можно вообще драться?! Остальные слова и смысл были так же не совсем понятны и даже в чём-то, можно сказать, крамольны, но песня куда-то звала, волновала, будила какое-то неясное желание. Может, дело было не только в песне, но и в исполнителе? Вернее, в исполнении? И снова повисла тишина, когда замолчала Алиса, и опять её нарушила Таня, выдохнув:

– Ещё!

– Кто не помнит былого, тому отомстят перекошенным днём сегодняшним… – снова непонятная песня Алисы вызвала противоречивые чувства. Опять в этой песне была если не прямая пропаганда насилия, то явный намёк на него. Воспитатели переглянулись, но как поступить не знали – прекратить пение девочки? Это может вызвать недовольство учеников, которые чуть рты не пооткрывали, слушая Алису. Но ничего предпринимать не пришлось, к большому облегчению педагогических работников «Соснового бора», девочка после третьей песни молча передала гитару её владельцу. Тот, взяв инструмент, спросил:

– Эти песни… Слова откуда? Сама придумала? А мелодии?

– Это очень старые песни, – ответила Алиса, гитарист кивнул, ведь это было и так понятно, но девочка пела эти песни без всяких усилий, словно хорошо знала этот, хоть и понятный, но уже давно архаичный язык. Алиса продолжила объяснять: – Автор песен – Алькор. Она очень давно жила, как её звали, я не знаю. Алькор – это её псевдоним.

– А где ты так на гитаре научилась играть? – спросила Татьяна Томита, смотревшая на свою подругу восхищёнными глазами. Таню поддержала Линна:

– Чтоб так играть, надо долго учиться! Нужно очень много времени на это потратить, а ты…

Загман хотела сказать – когда же Алиса успела выучиться, ведь играет она виртуозно, а сама ещё совсем молодая, можно сказать – маленькая ещё! Рыжая девочка, улыбнувшись, пояснила:

– Времени было больше, чем достаточно, что делать после вахты? Всё равно сидеть в той тесной железной коробке…

– Зачем же сидеть, можно же куда-то сходить, просто погулять. Зачем же сидеть в железной коробке? Выйти же всегда можно и отправиться посмотреть… – предположила Линна. Но Алиса не дала ей досказать, продолжая улыбаться, ответила:

– Куда отправиться? Куда с подводной лодки денешься? А гулять только сначала интересно, хотя просто болтаться на привязи не очень интересная прогулка. Приедается. Тем более что космос быстро надоедает.

Мало кто что понял из ответа Алисы, уточнять не стали – пришло время ложиться спать, на что и указали воспитатели, ученики разошлись по палаткам. Устраиваясь спать рядом с подругой, Таня, выглянув из своего спального мешка, спросила:

– Алиса, а тебе не было там страшно?

– Где? – искренне удивилась рыжая девочка, Томита уточнила:

– Ну, там, в подводной лодке, вокруг которой был космос. Ты же говорила, что с неё некуда деться. А что это за лодка, да ещё подводная, если она в космос вышла? Это такой многоцелевой транспортный аппарат? Да? Наверное, страшно на подводной лодке в космос выходить, да?

Алиса тихонько засмеялась, но ответила очень серьёзно:

– В космос выходить? Нет не страшно, бояться я уже очень давно перестала. А почему подводная лодка?… Это так говорится, когда сбежать откуда-то нельзя. А на самом деле это был патрульный фрегат третьего класса, это ещё хуже, чем подводная лодка, он вообще не предназначен для посадки на поверхность планеты, тем более для ныряния под воду. Это что-то среднее между кораблём и стационарной боевой станцией. Такие фрегаты предназначены для несения патрульной службы, выходит такой кораблик в определённую точку пространства и несколько месяцев там болтается, пока не сменят.

– А если не сменят? – спросила Линна, прислушивающаяся к разговору, Алиса тихо хмыкнула:

– А если не сменят, продолжает нести службу, то есть там же болтаться. Вот так я и болталась четыре смены подряд, всё в том же месте, тоска – смертная! Там любой чем угодно займётся, чтоб с ума не сойти. Вот я на гитаре и выучилась. Благо, учитель хороший был, и ему, и мне интересно было. Но хорошо, что на гитаре…

– А почему хорошо, что на гитаре? – тут же поинтересовалась Линна. – Хорошо, потому что красиво?

– Нет, – хмыкнула громче Алиса, – хорошо, потому что тихо, если бы на трубе, то нас обоих бы за борт выкинули с этой трубой, но без скафандров. Давайте спать, а то завтра очень тяжёлый переход по этому страшно дикому лесу.

Алиса демонстративно зевнула, показывая, что продолжать разговор не намерена. Девушки ещё немного пошушукались делясь впечатлениями от полученной информации, и заснули, а Алиса еще долго лежала в темноте с открытыми глазами, слушая то, что о ней говорили в палатке воспитателей, хоть до неё было довольно далеко, Алиса всё слышала.

– Всё-таки станция, а не колония на отдалённой планете. Но вполне может быть, что станция при такой колонии, только в очень дальних колониях, не имеющих постоянной связи с остальным миром, может сохраниться архаичный вариант языка, – говорил Пал Гаврилыч, Мирра мак Луви ему возразила:

– Такого не может быть, со всеми отдалёнными колониями есть регулярное сообщение, там просто не может развитие застыть на таком уровне, чтоб язык не менялся.

– А может, этот архаичный язык сохранился на бытовом уровне? – сделала предположение Джоан Гравви, её подержал воспитатель, что изображал «лесника»-гитариста:

– Судя по тому, как она пела, этот язык для неё не чужой. Могу сказать, что песню она не заучивала а вполне сознательно запомнила. Уверен, что эта девочка на этой архаике может свободно разговаривать.

– Вот! Разговорная практика у неё есть! Значит, она с кем-то разговаривала, не с зеркалом же! А её слова о вахтах и железной коробке? Вряд ли такое важное дело, как несение вахты, доверили девочке, но она могла быть рядом с дежурным. Такое может быть только на жилой станции, где люди живут постоянно, а не там где меняются смены! Это возможно, если станция очень удалена от колонии и находится над планетой, непригодной для жизни, или далеко в космосе. Пояс астероидов у звезды, не имеющей планет, или что-то подобное, – Пал Гаврилыч продолжал отстаивать свою версию того, что Алиса в детский дом попала с какой-то отдалённой станции. Ему возразил один из воспитателей, изображавших лесников:

– Странно, что на такой станции так долго ребёнок находился. Его сразу должны были направить в детский дом по достижению пятилетнего возраста, а не мариновать на станции. Вы же говорите, она недавно у вас. Маловероятно, что она была только на своей станции, пусть даже жила там довольно долго. Дети, впервые попадающие в коллектив, немного теряются, а она ведёт себя очень уверенно. Или так было не всегда?

– Да нет, она сразу так себя вела. При этом ни с кем особо не сближалась, но и не замыкалась в себе. Отношение к сверстникам у неё такое, как будто те намного младше её… – начала говорить Гравви, ей возразила мак Луви:

– А Татьяна Томита? По-моему, они очень дружны.

– Можно сказать – общий интерес, но доминирует в этой паре Таволич. Куда Алиса, туда и Татьяна, а ведь по возрасту Томита старше, ну так выглядит, но главенствующую роль в этой паре играет Таволич, – покачала головой Джоан. Один из местных педагогов с изумлением глянул на своих коллег из «Соснового бора», после чего спросил: