Когда открыли дверь, то под светом фонариков чуть покачивалась фанерная плита. Молдаване даже не прикрепили ее! Они просто приставили тонкий лист к двери и заклеили обоями.
Вытащив нож, Ефим прорезал с краев бумагу и потянул на себя фанеру.
«Сезам» открылся без лишних слов!
* * *
В подвале салона «Сезам» продавали красивые детали прошлой жизни. Лучи фонариков выхватывали из темноты бронзовые канделябры, печные изразцы, хрустальные люстры, серебряные самовары и даже трактирную шарманку.
Нельзя сказать, что взломщик сейфов Ефим Нилов был образованным вором, но он любил читать про всякие странности и загадки. Он сразу вспомнил исторический факт о том, что музыкальные ящики завезли в Россию из Парижа через Польшу. Бродячие музыканты играли тогда всего одну мелодию, французскую песенку «Шарман Катрин». Так вот, до сих пор этот инструмент в Варшаве называется «Катринка», а у нас – «Шарманка»…
* * *
Налетчики быстро прошли торговые залы в подвале и поднялись наверх. Тут было больше приличных вещей – мебель на гнутых ножках, тусклые иконы, ковры, мраморные Купидоны с крылышками и картины в золотых рамах.
Но Харченко четко знал, куда он шел! Пенсионер Ваня Прошин, сидящий сейчас в лесу, все объяснил и нарисовал. Он не только строил «Сезам», но и устранял недоделки, когда салон уже вовсю работал.
Поэтому строитель знал тонкости антикварной торговли.
Рядом с кабинетом директора был стеклянный прилавок, где выставляли дорогую мелочь – серебряные портсигары, николаевские червонцы, табакерки с эмалью, янтарь в золоте и прочие гранатовые браслеты…
Так вот вечером, после закрытия салона черные подносы с этим добром вынимались из витрины и отправлялись в большой сейф в кабинете директора.
Когда Прошин описал вид стального хранилища, Ефим понял, что «Сезам» это не Алмазный фонд. Не тот уровень! Такой сейф он вскроет одной левой!
А еще пенсионер сообщил об охране «Сезама». Есть сигнализация на дверях и окнах, есть один дневной охранник в магазине, но ночных сторожей нет…
И вот тут Прошин ошибся!
* * *
Обстоятельства сложились так, что старший охранник салона Василий Ильич Кочергин в эту ночь ночевал в основном зале. Он лежал на антикварном диване времен Евгения Онегина.
Пятидесятилетний майор запаса спал крепко. Он не слышал шагов и тихих разговоров. Его разбудил только скрежет фомки, вскрывающей директорскую дверь.
Если бы охранник Кочергин был из системы МВД, то он бы нашел способ осторожно слинять, сохранив при этом лицо и голову. Но майор служил в танковых войсках. Он встал с дивана и пошел напролом, как ночью по тайге!
На первый взгляд было видно, что дверь ломает хилый человечек. И если бы Василий Ильич вышел с Ефимом Ниловым один на один, то он показал бы ему, где раки зимуют.
Приближаясь к взломщику, майор честно предупредил гада о своих намерениях.
Ефим бросил фомку, поднял руки и стал ждать.
Он знал, что делает. Сбоку от сторожа за стеллажом стоял Павел Харченко. Он стоял, держа в руках сверкающий бронзовый подсвечник.
А майор Кочергин не видел, что делается у него за спиной. Он смотрел только вперед, только туда, где стоял хлипкий человек с поднятыми руками.
Охранник приказал налетчику повернуться лицом к двери, а руки закинуть за спину. Теперь оставалось найти веревку и связать негодяя!
Ефим сделал вид, что собирается выполнить приказ. Но ему хотелось досмотреть развязку первого раунда.
И вот Паша Харченко, как лесная пума, бросился на два шага вперед. Вот над головой охранника сверкнул бронзовый подсвечник. Вот танкист оглянулся, и сразу получил удар по темечку.
Потом старик вяло повалился на пол, загораживая проход между полками у стены и прилавком.
* * *
Прежде, чем продолжить работу, хлопцы оттащили охранника в центр зала. Павел объявил, что клиент жив, а потому его стоит связать и заткнуть рот кляпом.
Так они и сделали…
* * *
А вскоре, вслед за дверью в директорский кабинет была вскрыта дверца сейфа.
Они разложили на столе и на стульях все подносы, убранные с витрин.
Дорогие вещи блестели и манили. Но шеф велел не зарываться, а взять всего десять предметов. Главное, чтоб среди них был перстень с крупным рубином, который прикреплен на черном бархате между крестом с гранатами и жемчужными бусами.
Подносов с черным бархатом было всего двенадцать. Половину занимали крупные вещи – портсигары, подстаканники, ладанки и иконы-складни в золотых окладах. Отдельно выставлялись золотые часы с боем и николаевские червонцы.
Поэтому, всякие там серьги и браслеты лежали компактно. И Харченко сразу нашел перстень, который просил шеф.
Павел не знал, зачем боссу понадобилось это барахло? Оправа из простого серебра, а камень слишком крупный. Он слишком ярко блестит, и поэтому не смотрится, как настоящий. Таких больших рубинов не бывает! И у него странный цвет, похожий на сок спелой вишни сорта «Владимирка».
Павел положил перстень во внутренний карман. И после этого наступил праздник! Они с Ефимом стали выбирать себе сувениры.
Шеф разрешил им взять еще десять штук любого товара. А это по пять безделушек на брата…
Они искали, где больше золота. И где на ценнике выше цена.
В какой-то момент Павел сгреб дюжину червонцев и засунул их в портсигар. Теперь это одна вещь!
Ефим сделал подобное с золотыми часами. Он упаковал их в вышитую бисером женскую сумочку. Теперь и это одна вещь!
* * *
Харченко и Нилов не нарушили приказ шефа. Им досталось по десять «безделушек». Но каждому!
* * *
Молодые люди спят крепко и беззаботно. А после шестидесяти часто нападает бессонница. И многих стариков это обстоятельство мучает, как мигрень или зубная боль.
Но ювелир Яков Шатилов почему-то любил эти романтические ночные бдения.
Конечно, если у тебя нет воображения, и если у тебя плохо с памятью, тогда бессонница действительно тяжкий крест. А Яков Романович обожал вспоминать и мечтать.
Где-то за окном на улице Щепкина светились фонари. На полке у телевизора мерно тикали часы. Рядом тихо и нежно храпела его верная Галина Петровна. А Шатилов лежал, смотрел в потолок и вспоминал свою бурную молодость.