Рубеж

Крайнов пожал плечами.

«Осторожничаешь… Не хочешь выдавать начальство, – с иронией подумал Авдеев. – Меня вы, конечно, проработали по всем статьям. Надо же, чтобы так вот, без вины, оказаться вдруг в немилости у начальства! Ну ничего, на этот счет есть хорошая поговорка: “Все перемелется, мука будет”». Спросил с грустной улыбкой:

– А люди, конечно, как и вы, товарищ майор, настроены к новому командиру настороженно? Верно?

– Видите ли, товарищ подполковник, недоверие, оно для всех неприятно: и для командного состава, и для солдат.

– В чем же вы усматриваете недоверие?

– А сами знаете, после инспекторской проверки не прошло и двух месяцев. И полк вроде недовольства у начальников не вызывал.

Авдеев, почувствовав бесполезность затеянного разговора, насупившись, умолк. Ему припомнились слова, сказанные еще кем-то в академии, что хорошо начинать службу в воинской части, которая не на лучшем счету у начальства. По крайней мере, все достижения, если сумеешь добиться их, потом будут твои. А в передовой, если даже сделаешь что-нибудь большее, все равно скажут: так это и до него было. Сознание, что он, Авдеев, попал в дивизию Мельникова, того самого Мельникова, чья книга открыла перед ним очень многое в нелегкой армейской жизни, налагало особую ответственность. Поэтому Авдеев и вникал во все с особым вниманием. Конечно, куда проще было бы пройти по казармам, техническим паркам, учебным полям и написать в приемочном акте: «Вооружение, боевая техника содержатся в надлежащем порядке, занятия с личным составом проводятся приближенно к боевой действительности, без упрощений». Но ему хотелось уже в ходе приема полка понять, что в нем хорошо, а где слабые звенья, и главное – сразу же определить свою роль и не свести ее лишь к стремлению удержать уже достигнутое. Вот почему Авдеев принимал полк по своему плану, очень тщательно, и не хотел его изменять.

Машина бежала с холма на холм, пенистые массивы перезревшего ковыля то поднимались, упираясь в него, то оседали, и тогда степь как бы распахивалась во всю свою ширь.

– Оригинальная местность, – восхищенно сказал Авдеев. – У меня такое впечатление, будто здесь было море и вдруг застыло при девятибалльном шторме.

– Это вы хорошо определили, товарищ подполковник, – согласился Крайнов. – Мне тоже иногда кажется, что сижу не в машине, а в трюме какого-то судна и вокруг не степь, а гребнистый океанский простор.

– А вы художник, майор! – заметил Авдеев.

– Да нет, – шутливо отмахнулся тот. – Художник из меня липовый. Просто люблю помечтать. Я тут как-то прикинул: если вдруг распрямить все здешние высоты, степь наша увеличилась бы в два с половиной раза.

Авдеев посмотрел на своего спутника, весело подмигнул:

– А это у вас уже явно жюль-верновское.

– Что вы! – Крайнов смутился. – Какой же из меня Жюль Верн? Книг я не пишу. Подсчитал так, для интереса. А вообще наша степь для тактической учебы – находка. Здесь что ни километр, то естественный опорный пункт.

– Значит, на распрямлении не настаиваете?

Оба рассмеялись.

– А своей долголетней службой в этих степных краях вы довольны? – поинтересовался Авдеев.

Крайнов помолчал секунду-другую, но ответил все тем же бодрым тоном:

– Было, знаете, всякое. Но с Сергеем Ивановичем, комдивом, служить интересно, «приколдовал» он меня. Я ведь уезжал в академию, но возвратился. Заместителем полка потом утвердили.

– Это неплохо, когда есть опора, – согласился Авдеев. – Тем более в лице самого комдива.

– А он для всех тут опора, – сдержанно заметил Крайнов. – Потому и дивизия на хорошем счету у начальства. Но не все это понимают, к сожалению. Был тут когда-то командир полка. Вот уж, доложу я вам, оригинал. Так, знаете, с прутиком и ходил по батальонам. Никого, кроме себя, не замечал, ни с кем не считался. Правда, было это давно, когда еще Мельников батальоном командовал. Но в памяти держится, товарищ подполковник.

– И что же произошло?

– Известно что, сломал человек шею. Теперь на пенсии.

«Ишь ты, какой прозрачный намек», – подумал Авдеев. А Крайнов бесцеремонно продолжал:

– Я не знаю, товарищ подполковник, ехали вы сюда с радостью или без радости, но медлительность с приемом полка мне неприятна. Я бы, знаете, послушал совета начальства и не придирался. Честно скажу: инспектора из округа куда лояльнее вас были.

Машина остановилась и свернула с дороги в кустарник.

– Куда теперь, товарищ подполковник? – спросил Крайнов. – Сразу на КП?

– Да, конечно, – кивнул Авдеев.

2

Оставив машину в придорожном ивняке возле укрытых маскировочными сетками тупоносых бронетранспортеров, Авдеев и Крайнов поднялись на взгорок к командному пункту. Старший лейтенант Суханов, высокий тощий блондин с большими голубыми глазами, оторвавшись от развернутой на глиняном бруствере карты, доложил, что рота, наступая на левом фланге, встретила прочно укрепленный опорный пункт противника и была вынуждена остановиться, чтобы занять более выгодную позицию и подготовиться к решительной атаке.

– Кто вас поддерживает? – спросил Авдеев.

– Взвод танков и две артбатареи.

– Хорошо, приступайте, – разрешил Авдеев.

На командный пункт один за другим прибыли командиры взводов и приданных подразделений. Суханов приказал роте стремительно овладеть опорным пунктом и, не останавливаясь, наступать в направлении хутора Зеленого, где к ночи должен сосредоточиться весь батальон.

Слушая, как он ставит боевую задачу, Авдеев приглядывался к местности. Впереди открывалось большое кочковатое поле с косматыми метелками ковыля, побуревшими шарами татарника и густым приземистым верболазом, перемешанным с диким шиповником и чилигой. А дальше поношенной тюбетейкой маячило полукружие высоты с траншеями, блиндажами и множеством разных других огневых точек, замаскированных в складках местности. Там по условиям тактической обстановки удерживал оборону усиленный мотострелковый взвод.

Перед ним на центральном направлении был расположен взвод лейтенанта Жарикова, молодого, еще малоопытного, недавно прибывшего из училища, но чрезвычайно энергичного и великолепного спортсмена. Два дня назад Авдеев видел, как лейтенант в спортивном городке показывал солдатам упражнения на качающемся буме. С карабином в руках он доходил до самого обреза бревна, уверенно, не теряя равновесия, поворачивался и шел обратно. Потом он дважды бросал учебную гранату в амбразуру дзота и оба раза не промахнулся.

Сейчас Жариков слушал командира, делал пометки на карте и все время порывался не то объяснить что-то, не то уточнить. И как только командир роты спросил, все ли ясно, Жариков вскинул голову.