Атомный спецназ

Взглянув на бесчувственного прапорщика, Кадочников осознал, что они остались без руководства.

– Наблюдать! – заорал Василий, принимая всю ответственность за ведение боя на себя. – Костян, сука, куда смотришь? Влево, влево, да не с-с-сы. Мочи их! Сажин, гранатометчика, гранатометчика! – И тут же сам приникая к пулемету: – Сукин сын, я тебе! – длинной очередью срезав вражеского стрелка, он тут же переключился на группу наступающей пехоты.

Пятеро упали, задергались в поднимающейся пыли.

– Шут! – Василий вдруг вспомнил про разведчика – санитара Шустова. – Куда зашкерился? Быстро перевяжи прапора! Зарипов, отсекай тех, что слева, слева, говорю, отсекай! Мочи! Зверев, с граника их, с граника! Бублик, передай нашим, справа танки! – мелькнувшая мысль – «откуда у противника танки?» – потонула в потоке новых событий.

Василий стрелял, командовал, швырял гранаты и наконец, когда противник подошел совсем близко, поднял группу в рукопашный бой.

– У, мразь! – ругался Кадочников, без устали размахивая тяжелым пулеметом. Свернув шею одному и нанося удар прикладом «Печенега» следующему, он упал на колено и длинной очередью почти напополам перерезал командовавшего «чехами» бородатого коротышку в треуголке. В этот момент пулемет умолк.

– А я что говорил?! – качая окровавленной головой перед лицом Василия, появился нехорошо улыбающийся прапорщик. – Я разве тебе, бобо, не говорил, как надо заряжать ленту, а? Не говорил? – надрывался Маркитанов, не замечая, как из-за его спины медленно поднимался только что убитый боевик, державший в руке огромный кривой нож, с кончика которого капали почему-то ярко-оранжевые капли крови.

– Сзади! – хотел предупредить Василий, но не успел…

– К машине! – стук в борт и голос командира группы заставили Василия выйти из сонного забытья.

– Уф! – облегченно вздохнул он, понимая, что все произошедшее ему только приснилось. – Уф, блин! – повторил он вновь, с трудом выпрямляя затекшую ногу. Разведчики прыгали за борт и, подхватив рюкзаки, быстро уходили в зеленку. Василий встал и сонно потащился к распахнутым настежь дверям. Взгляд уперся в густые темно-зеленые заросли, начинающиеся в пяти метрах от остановившейся машины.

– Шустрее! – поторопил его суетящийся у борта прапорщик Маркитанов. Василий остановил на нем взгляд, хмыкнул, тихо пробормотал:

– Как живой! – после чего спрыгнул и, подхватив рюкзак, вслед за остальными побежал к лесу.

Группа остановилась, едва сумев растянуться по пологому скату ближайшего хребта.

«Выход на связь, – передали по цепи, – десять минут». И на всякий случай напоминая: «Наблюдать. Свои сектора».

И сразу тишина. И лишь со стороны радиста раздавалось едва слышимое, едва угадываемое бормотание, теряющееся в шуме леса уже в двадцати шагах от самого радиста.

– Ворон – Центру, Ворон – Центру, – бормотал Бубликов, пытаясь достучаться до то ли прикемарившего, то ли отлучившегося вопреки всем инструкциям дежурившего на сто сорок второй связиста.

– Ворон – Центру, Ворон – Центру, – постепенно повышая голос, продолжал взывать Бубликов. Прошло пять минут, потом еще пять, связи не было.

– Двигай к головняку, – наконец Синицын не выдержал ожидания, – поднимитесь выше. – И, погрозив радисту кулаком, добавил: – Связи не будет – будешь у меня сачком волну ловить, понял?

– Понял, – недовольно проворчал Бубликов, собирая в кучу все прибамбахи своего «Арахиса».

– А ты чего расселся? – шикнул группник на задумчиво созерцавшего окрестности второго радиста, младшего сержанта Саушкина. – А ну марш с Бублей. Прибалдел он…

Для того чтобы достучаться до Центра, радисту и сопровождавшему его головному разведывательному дозору пришлось подняться на самый верх, но зато связь появилась тотчас же.

– Центр для Ворона на приеме, – донеслось почти радостное.

– Десантировались по координатам Х… У… Начинаю движение в район разведки. Как понял меня? Прием, – шептал Бубликов, настороженно поглядывая по сторонам, будто кроме него на вершине никого не было.

– Принял тебя, до связи, – отозвался дежурный связист, и облегченно вздохнувший Бубликов стянул с себя надоевшие наушники.

Предполагаемо короткий привал, вызванный необходимостью выхода на связь и затянувшись на добрых полчаса, закончился, и вот уже растянувшаяся по склону группа выдвинулась в направлении района разведки. Через какое-то время шедший четвертым прапорщик Маркитанов остановился, прислушался к шуму, создаваемому шагами идущих, и, удовлетворенно кивнув, двинулся дальше. Для первого выхода все выглядело довольно сносно.

«Наверное, первые несколько сотен метров подъема всегда самые тяжелые», – думал едва тащившийся Кадочников. Пот лил с него в три ручья. Сильно потяжелевший «Печенег» оттягивал руки и плечи. Казалось, такая привычная еще пару часов назад разгрузка теперь валила к земле, натирала бока и бедра. Третий час с момента крайнего выхода на связь группа безостановочно двигалась в заданный квадрат. Не выходя на главный хребет, разведчики передвигались по его отрогам. Тяжелый подъем сменялся не многим более легким спуском, вновь переходившим в подъем, причем иногда в столь отвесный, что казалось, стоит только неправильно поставить ногу, поскользнуться, и падение уже не остановить. На пути разведгруппы то и дело попадались ручьи. Вспомнив о них как о непременном атрибуте длительного забазирования, Василий понял: противник мог оказаться повсюду. В любой миг, в любом месте, на подъеме, на спуске. Везде! Следовало быть внимательным, но сил на то, чтобы глядеть по сторонам, у Василия не оставалось.

– Давай пулемет, – Кадочников не заметил, как рядом с ним оказался вездесущий прапорщик.

– Нет, – отрицательно покачал головой Василий. – Сам, – он тяжело дышал, грязный пот вытекал из-под банданы и крупными, тяжелыми каплями скатывался по лицу.

– Ты себя в зеркало видел? – усмехнулся Маркитанов, впрочем, все же уступая дорогу бледному, как полотно, пулеметчику и искоса поглядывая на остальных бойцов группы. Многие из них устали едва ли меньше Кадочникова, да и сам Маркитанов чувствовал тяжесть все сильнее и сильнее наваливающейся усталости. Поэтому когда разведчики поднялись на высотку, служившую когда-то взводным опорным пунктом каким-то неизвестным пехотинцам, командир группы, махнув рукой, скомандовал голосом:

– Привал! – все без единого исключения облегченно вздохнули.

Как оказалось, радость была преждевременной.

– Десять минут, выход на связь!

Едва не застонавший после этих слов старший радист Бубликов скинул рюкзак и во второй раз за день начал разворачивать радиостанцию.

– Ворон – Центру, Ворон – Центру, – понеслись в эфир позывные группы.

– На приеме, – почти сразу отозвался дежурный связист далекого Центра.

– У нас три пятерочки, у нас три пятерочки, нахожусь по координатам Х… У…, продолжаю движение в район разведки, как понял меня? Прием…

На этот раз время, отведенное для отдыха, закончилось непозволительно быстро.

– Начало движения – одна минута, – ветром прошелестело по цепи бойцов. И, можно сказать, следом движение руки – «вперед». А впереди разведчиков ждал новый спуск и очередной, далеко не последний, подъем.

К обеду спецназовцы подошли к довольно широко размытому руслу небольшого ручья. И пока большая часть группы оставалась на вершине хребта, шедший первым в головном разведывательном дозоре Костя Калинин, настороженно оглядываясь по сторонам, спустился под обрыв, ступив на обнаженное каменистое русло. Оглядевшись, он, все так же неспешно наступая на большие камни-голыши, устилавшие былое дно, начал подходить к стремительно бегущей воде.

«Живее, живее переходи открытый участок, не топчись на месте! Не топчись!» – мысленно торопил бойца наблюдавший за ним прапорщик. Но вместо того, чтобы ускориться, Калинин, дойдя до участка русла, где виднелся большой квадрат с намытой водными потоками глины, вдруг остановился и застыл столбом. В первый момент Маркитанов подумал, что разведчик увидел противника и растерялся, но нет. Взгляд Константина, устремленный вниз, определенно изучал что-то, расположенное на земле.

«Мина!» – пронеслось с быстротой молнии, и Маркитанов начал стремительно продвигаться вниз. «Только оставайся на месте, только ничего не предпринимай», – безустанно повторял он, бегом спускаясь по почти отвесному откосу, рискуя свалиться и сломать шею. Обошлось.

– Стой где стоишь! – крикнул прапорщик, уже ступив на камни речного дна. И почти поравнявшись со все еще стоявшим на месте бойцом, спросил: – Что тут у тебя?

– Вот, – автоматный ствол кивнул в направлении пропитанного водой, ровного, как скатерть глиняного участка. – Следы…

– Что? – Маркитанов сделал шаг вперед, рассчитывая обнаружить отпечаток чьих-то сапог, но увидел нечто другое и… Длинное матерное многоточие повисло в воздухе.

– Медвежьи, да? – по-прежнему указывая стволом на четыре огромных, четких отпечатка лап, спросил Калинин.

– Да, – не ответил, огрызнулся, Дмитрий, едва сдерживаясь, чтобы не выдать своему разведчику все, что он о нем сейчас думает. – Двигаем! – приказал он, все еще с трудом сопротивляясь искушению въехать Константину в ухо.

– Может, сфоткаем? – предложил Костик, и прапорщик неожиданно сообразил, что парень еще до конца не понял, куда попал.

– Двигаем, блин! – ругнулся он, толкая бойца вперед и тем самым убирая с открытого, легко простреливаемого, а значит, и наиболее опасного участка местности. – Бегом, бегом!

Впрочем, бегом пока никак не получалось. Сперва предстояло выбраться собственно из русла ручья, вскарабкавшись по ровной, почти отвесной скале, а уж только затем идти вверх на встающий впереди хребет.

Подбодрив бойца легким тычком, Маркитанов ухватился за острый камень, подтянулся, нащупал ногой уступчик, поставил в него носок, вновь нащупал уступчик, уперся прикладом, вытянул вперед руку, уцепился. Выпрямился. Переступил. Поставил стопу на небольшой порожек, поднялся, вцепившись пальцами в трещину, и, наконец, взобрался на относительно пологий склон. Подал руку тяжело дышавшему Калинину. И вытащил к себе.