За северным ветром

Наконец, Горбунов отложил гармонь:

– Мне часто рассказывали старики да мои родители, что иногда было так тяжело, что казалось – не выживем. И знаешь, что спасало? Гармонь! Вот она – гармонь! У меня отец был знатным гармонистом. Без него ни один праздник, ни одна свадьба не обходилась. И я с малолетства начал гармонь растягивать. И пошло, получилось.

Бывало, прибегут к отцу: гармонист нужен. А у отца забот полон рот: работал секретарем парткома огромного хозяйства, уставал. До свадеб ли тут? «Вон, говорит, забирайте Генашку. Он вам поиграет». Так я еще в школу не ходил, а по гулянкам находился. Посадят на стул, стул на стол:

– Играй, Генаха.

Вот и играю. Без гармошки – какой праздник? Бабы и губы мне пивом помажут… Не хватало в деревне мужиков и тогда, и сейчас.

У меня гармошек штук пять. Последнюю мы с Николаем Васильевичем Рыковановым купили уже в Новгородской области. Ручной работы. Сто тысяч отдал сразу. Вынесли по звонку на остановку Она, может, не один миллион стоит. Потому что мне без гармони никак. Порой так устанешь, что хоть реви, а надо собраться, нужны силы. Вот беру гармонь и начинаю играть. До тех пор играю, пока до самого нутра не доберусь, зацеплю, выиграю все, и сразу – камень с души. Хочется снова работать, творить, жить на полную катушку…

Жалко гармошку. Молодежь вон, самостоятельно не хочет ни играть, ни петь. Чистое потребительство. —

И Горбунов вновь заиграл свои, местные никольские наигрыши. Древние созвучия и ритмы в бесконечном своем звучании снова цепляли душу, заставляли ее страдать и радоваться, взлетать и падать…

Вот она, настоящая народная культура, сохраняемая и производимая народом на своей земле в трудах и радостях.

– Испокон веков в Никольском районе направление было сельскохозяйственное. То есть, основа основ – это сельское хозяйство, – рассказывал Горбунов. – В советское время 24 колхоза было во всех уголках, и все было завязано вот на эти колхозы. И социальная сфера, и образование, и дороги… Под крылом колхозов жили бабушки и дедушки. Им и сено привезут, им и дрова привезут, им продукты доставят. Если «прижало» – в больницу свезут, и в последний путь проводят.

Я начинал работать водителем. Так мы неделю в Вологду едем, неделю обратно.

Не было дороги ни на Великий Устюг, ни на Вологду и не было дороги на Шарью, на железнодорожную станцию. В Шарью 150—160 километров от Никольска ходили пешком. Надо неделю идти, надо и провизию с собой нести. Не одну пару лаптей. И это в наше время. В семидесятых…

– Туда-то уйдешь, а обратно-то как выйти-то? Надо ночевать где-то. А ночевали в деревнях по дороге.

– Летом каждый кустик ночевать пустит…

– Нет, только в деревнях. Здесь места лесные, и зверя было много, и поэтому в лесу старались не ночевать.

И вот всего лишь в 99-м году пустили асфальтированную дорогу на Шарью. Сейчас в Шарью с обеда уехал, а к вечеру домой приехал. А уж если с утра уехал, так наработаешься там сколько надо.

А Шарья – это узловая железнодорожная станция все же. Все через железную дорогу.

– Я в небольшой деревне рос и вырос. И видел, насколько сплоченна деревня, насколько она дружно жила, общиной. И, если кто-то варил пиво, то вся деревня у него гостилась. И было заведено негласное правило: ты должен вести себя выдержанно, скромно, там кривого личика не покажешь, там никто тебе не позволит питуху испортить. А если ты где-то пошалил, да испортил общую гулянку, считай, тебя уже больше никуда не допустят.

И там никто не командовал, там негласные правила были, и которые люди постарше, они это отслеживали и четко вели. Никому не было позволено хулиганить и озоровать. И поэтому собирались, общались и заряжались у этих пивов. А вот самогонки не было, водки не было, пили только это пиво.

Ну, и пироги, грибы, все самое простое было на столе. Ну, может, к этому пиву барана зарезали, овцу, курицу… Бывало теленочка кто-то… Ну, и готовили по-настоящему, по-хорошему… пиво это, не считаясь со временем, вкусное готовили.

И кроме веселья ничего на этом празднике не было! Напиваться, не напивались. И ведь в то время у всех было полно дел. Женщины и мужчины все работали около ферм или на фермах: кто – телятницей, кто – свинаркой, кто – дояркой, кто – кормачем, кто – сторожем, и никто не сорвал никогда ни одну работу. Не было такого, чтобы кто-то не пришел и не обрядился. Или не подоил, или не накормил.

Даже исключений таких не было! Оставят стол, сходят обрядятся, тут же переодеваются, и снова идут к пиву, и снова веселятся!

И вот, если зарядились они, погуляли, отдохнули, так они до следующего праздника этим жили. А как красиво это все было! А как пели в несколько голосов! А как плясали! Мужики все в форситовых… тогда называли форситовыми яловые сапоги «гармошкой».

Пивоварение – это настоящее творчество. Ведь у каждого пивовара пиво совершенно разное было. Даже из одного солода не сваришь одинакового пива. Поэтому, это действительно было творчество. В нашем краю хорошо варили пиво. Очень такие вкусные были пива. Но у нас не баловались, не разводили это пиво.

Бывает, что кто-то самогоночку еще туда добавит, кто-то водочки, чтобы забористей было. А у нас чистое пиво пили. А чистое пиво – это действительно здоровье. Это здоровье было.

– Геннадий Александрович, а что ты бы хотел взять в нынешний день и в будущий из той деревни?

– Очень много с того времени мне бы хотелось перенести. Самое главное, самое незабываемое – взаимоотношения между людьми были настолько доброжелательными, настолько уважительными, настолько открытыми, что при этом уважении легко работалось.

И ведь работали-то вот от зари до зари. Никаких ни отпусков, ни выходных не знали. Жили очень весело, жили очень дружно. И от этого и уставать-то не уставали. Вот, скажем, картошку садят в деревне, так не одна семья садит, а собираются три-четыре семьи, и за час-два все справят, после обеда – все к соседям. За два-три дня всю огородную страду и справят. Все красиво, все улыбаются, все веселые.

А ребятишкам-то как весело на этих помочах! С нами считались, как со взрослыми. Мы были полноценными членами этой трудовой артели.

Вот у меня друг есть в деревне Корепино в стороне от дорог, Корепин Владимир Васильевич. У него три сына. И я видел, как эти ребята растут… Они не только на лошади, они не только с коровой обращаться умеют, с теленком, с овцами, с гусями, они абсолютно все могут. Они на любой трактор садятся с малых лет. Хоть на гусеничный, хоть на МТЗ, хоть на Т-25… Они сели и поехали. Делать работу.

Представляете? Пятиклассник, с ружьем идет на охоту и добывает зверя…

Я по всей ночи на тракторе без кабины МТЗ-2, по всей ночи боронил малолеткой. А какое это было счастье для меня – это верх был! Что мне, пятикласснику, доверили трактор! Одному! И никто меня не контролирует!

Я считаю, что деревня должна жить полноценной гармоничной жизнью, в согласии с отцовскими и дедовскими традициями. На основе артельности, общинности. И считаю, что без деревни полноценного гармоничного государства быть не может.

День кипучий

Осень. Поля пустые. Хлеб убран полностью, высушен, положен в закрома. Но дел у Горбунова не убывает. С утра мобильник генерального директора раскаляется.

– Как там у тебя со вторыми укосами трав? – звонит озабоченный чиновник.

Ему, чиновнику, эта цифра «позарез» нужна. Зачем, не понятно. Власть давно уже напоминает ветряную мельницу на холостом ходу. Жернова не крутятся, зерно не мелется, да и нет этого зерна. Но сама фигура мельницы с натруженным скрипом оси, маханием крыльев создает впечатление…

– С первого укоса мало взяли, и второй укос ни хрена не нарос, – отчитывается Горбунов.

На другом конце мобильной связи слышимость не важная… Приходится повторять:

– Дорогой товарищ, у меня не важный второй укос, но, по крайней мере, убираем. Немножко осталось, но погода, осень совсем нас забила. Погода не дает хорошо работать. Не хватает и шоферов, человек пять не хватает.

– Поднажмите, – рекомендует товарищ из трубки.

– Хорошо.

– А Вы в курсе, что Вы должны выступать на заседании регионального совета в Вологде? Ваша явка обязательна! Горбунов, не отвечая, выключает телефон.

– Не поеду! – говорит он мне. И повторяет: – Не поеду.

Эта болтовня уже достала. Столько дел…

Едем на производственную территорию. Недавно Горбунов выкупил пропадавшую базу «Сельхозтехники». Это солидное длинное здание силикатного кирпича с провалившейся крышей. Еще вчера Горбунов бегал по этой крыше с молотком в руках, воодушевляя своим примером работников. Сегодня большая часть крыши уже была закрыта профнастилом.

– Все абсолютно переделываем, – говорил он мне довольно. – Все абсолютно переделываем. И благоустройство – плитами выстилать кое-где начинаем. Часть-то положили, для проезда. Это здание предпринимателю было продано, сейчас я у него выкупил.

Сейчас наше… Будет куда технику прибрать. У нас основная техника в возрасте по 20—25—30 лет. Правда, у меня два комбайна есть, хорошо я сей год выскочил по зерновым-то. По 19 центнеров взяли в амбарном весе. Это для нас очень хороший результат. Так вот новый один купил за 12 с половиной миллионов. У него проходимость! Мало ли, дожди затяжные случатся, он намного лучше других комбайнов ходит. Он сбалансирован хорошо.

…Производственная база напоминала муравейник. Люди, как заведенные, сновали по территории туда-сюда. Давно уже не приходилось видеть в деревне такой слаженной, дружной работы.

– Вот этот гараж был весь раздолблен, – показывал Горбунов не без гордости. – Полностью крышу сменил, и еще 10 метров пристройки сделал. Чтобы все комбайны, все сельхозмашины запихать сюда. На следующий год сюда пристрою еще 9—10 метров, ну, если не хватит – и сюда еще выдвинусь. Чтобы все было под замком. По-другому нельзя.