Чудо хождения по водам

– Что, чудо, что ли? – вопросил охранник. – А? Может такое быть?

Готовность к детскому простодушному удивлению читалась на его мясистом лице с широкими, брылами висящими щеками.

– Откуда мне знать? – с прежней короткостью отозвался В. И не удержался: – Может, это массовая галлюцинация, известно такое. Раньше часто случалось.

– Галлюцинация? Массовая? – недоуменно протянул охранник. – Что за хрень?

– Открывайте шлагбаум, – потребовал В. – Открывайте. Опаздываю.

Дорога послушно стлалась под колеса его «фольксвагена», с тем же механическим равнодушием глотали ее асфальтовые метры соседние машины в потоке – казалось, никому ни до чего никакого дела, полное отчуждение, замкнутость на себе; но это иллюзия, кажущийся штиль, думал В. Если так возбужден какой-то охранник на стоянке, то этим возбуждением охвачен и весь город, сейчас на работе его ждет обвал пересудов и толков – шквал, ураган, тайфун.

Он был прав в своем рассуждении.

Уже на крыльце, когда поднимался к стеклянным дверям заводоуправления, его догнал, подхватил под локоть коллега – тоже замначсектора в их департаменте.

– Привет господам начальникам! – общекотал он ухо В. выдохом влажно-горячего воздуха. – Шествуем служить родине и мамоне?

Коллега был чуть постарше В., держался эдаким свойским парнем, если и не своим в доску, то почти своим – откуда и шел этот тон незлобивого балаганного гаерства, – но В. приходилось наблюдать его в ситуациях конфликта: от свойскости в одно мгновение могло ничего не остаться, и – волчьи клыки наружу.

– Почему мамоне? – В других бы обстоятельствах В. нашелся, как ответить. Не впадая в серьезность, но и с достоинством. Однако сейчас он весь был скован напряжением. – Иду на службу. Работать.

– Заколачивать денежку для хозяев, – как закончил за него коллега. – Чтобы и нам от их щедрот перепало. Маловато перепадает!

– Да, могли бы и побольше откалывать, – согласился с его инвективой В.

Они взошли на крыльцо, двинулись к дверям, угодливо разъехавшимся при их приближении в стороны, и тут коллега, уже совсем иным тоном, без всякой свойской шутливости, произнес, и голос его протрепетал тем же возбуждением, что у охранника:

– Знаешь, нет, слышал? Что вчера на Запрудном будто бы случилось?

Сказать, что не слышал, означало обречь свой слух на бурное просвещающее словоизвержение.

– Слышал, – подтвердил В.

– Что это за бред? Все как с ума сошли: тому рассказали, тот будто бы прямо сам видел, тот не видел, но у него деверь как раз там…

Коллега был само воплощение сугубой трезвости. Приправленной, естественно, в изрядной доле и скепсисом, и цинизмом, но все же и скепсис, и цинизм были в нем не сами по себе, они ходили как бы в слугах у его трезвого отношения к жизни, и что В. ценил в нем, так это его приверженность в любой ситуации здравому смыслу.

– Массовая галлюцинация, я думаю, – сказал В. – Что еще. Другого объяснения не может быть.

– Как в Средние века, что ли? – протянул коллега. – Странно. Там все-таки религиозный психоз был. А тут что?

– Жара, – через паузу ответил В. За мгновение до того он не знал ответа на этот вопрос, но коллега задал его – и ответ тотчас нашелся. Выскочив эдаким чертиком из табакерки. – Все равно как мираж в пустыне. Тоже ведь из-за жары.

Коллега несогласно покачал головой.

– То миражи! Совсем другое. Но дыма без огня не бывает! Не бывает дыма без огня, это я знаю точно! Тут что-то определенно было. Сто процентов. Только что?

Они уже вошли внутрь, миновали холл и стояли у лифтов, ожидая кабину.

– А ты сам что по этому поводу думаешь? – осторожно спросил В.

– Ясно, что раз дым, то был и огонь! – не без экспрессии отозвался коллега. – Но что за огонь? Горело? Тлело? Искрило? О-о! – взметнулся его голос. – Ты же собирался вчера на Запрудное после работы? Говорил еще: надо сгонять. Сгонял?

О, взяточники, убийцы, генералы преступного мира и его шестерки! Как вы живете под вечной угрозой разоблачения? Как ваш позвоночный столб выдерживает этот неимоверный груз? Такой внутренний вопль сотряс В.

Но внешне он остался само хладнокровие, сам себе таким образом и ответив на свой вопрос.

– Сгонял, – произнес он вслух. Сообразив следом, что подобная короткость может показаться подозрительной. – Но при мне – ничего особенного. Ничего необыкновенного… ровным счетом.

Спустившийся сверху и растворивший свои медленные двери лифт явил себя спасительным убежищем. В. ринулся в пластмассово-железное нутро кабины, как убегая от смертельной опасности. В лифт вместе с ним и коллегой вошли еще несколько человек, и В. постарался, чтобы их с коллегой разнесло по разным концам кабины. А на их этаже, чтобы разговор не вернулся к прежней теме, В. перехватил инициативу – с живостью, словно его это необычайно заботило, поинтересовавшись, готов ли коллега к сегодняшнему совещанию. На самом деле готовность коллеги его совершенно не волновала, однако для того совещание было действительно важно, он тотчас же заглотил крючок, – и к вчерашнему событию на Запрудном уже не возвращались.

Комната, в которой имел счастье трудиться сектор коллеги, была первой по ходу.

– О’кей, вперед, жрецы мамоны! – останавливаясь перед нужной дверью и указывая на ту путеводным жестом уверенного в своих действиях вождя, возгласил коллега. – Будем надеяться на ее благосклонность к нам.

– На мамону надейся, а сам не плошай, – с удовольствием на этот раз ответил на его гаерство В. Он был рад, что коллега вернулся к этому тону – как бы такого свойского похлопывания по плечу: все же втайне, помня о волчьих зубах, что обнажались в конфликте, он опасался коллегу – так, на всякий случай. – Нам, наемным работникам, благосклонности бы начальства.

Комната, где имел счастье проводить трудовой день сам В., была уже полна. Но никто не сидел на своем рабочем месте, все сбились гудящей толпой около одного стола, и, только В. вошел в комнату, его словно тряхнуло током – такое высоковольтное напряжение растекалось по комнате от этой жарко гудящей голосами толпы. Хозяин стола, сдвинув в сторону клавиатуру компьютера, сидел одной ягодицей на столешнице – словно председательствующий на импровизированной конференции, а собравшиеся вокруг него выступали, и чуть ли не все одновременно. Всё о вчерашнем, не успел подумать В., вернее, едва успел подумать, – его увидели, и вслед за жидким хором утренних приветствий толпа разродилась дружным вопрошением: «Слышали о вчерашнем? На Запрудном что было?».

Что же, не избегнуть было участия в этой их конференции?

– Работать надо! – с неожиданной для самого себя суровостью возгласил В., одеваясь в нее, как в защитную броню. – Мамоне служить! – непонятно для всех процитировал он коллегу, приведя гудящую толпу в замешательство.

– Нет, ну когда такое… – попробовал было кто-то обосновать царивший ажиотаж.

В. перебил:

– Жара! Жара, и ничего больше. Галлюцинация! Мираж! Вы в каком веке живете? Нужно искать научное объяснение!

– Ну да, экономическое, – иронически произнес в толпе чей-то другой голос – то ли развивая непонятную шутку В., то ли намекая на занятия их департамента.

Комментарий шутника тотчас был с живостью и ликованием подхвачен:

– Точно! Страстью к дензнакам все можно объяснить. Дайте мне мильярд, и я по воде побегу!

– И я бы побежал! – было поддержкой этому восклицанию.

– Да, за мильярд-то точно каждый бы побежал! – прозвучало итогом.

И зазвеневшее было готовой лопнуть струной тягостное недоумение, возникшее от суровости В., разрядилось, каждый принялся отпускать собственные шуточки – ни к кому особо не обращаясь, так, в пространство, – и, само собой получилось, стали расходиться к своим столам – начинать день, приступать к рабочим обязанностям. Что, конечно, и пора уже было: пусть и не сам начсектора пришел, а всего лишь зам, но и зам – хоть и не особое, но начальство, так что в любом случае следовало расходиться, начинать заколачивать деньги хозяевам.

Рабочее место В. было не за выгородкой, как у начальника сектора, а в общей комнате, он проследовал к нему, включил, не опускаясь на стул, компьютер и лишь после этого стал располагаться: снял пиджак, повесил на спинку стула, расстегнул портфель, извлек из него бумаги, что брал домой, бросил рядом с клавиатурой. Молодая длинноногая сотрудница в джинсовых бахромящихся шортах, стремящихся выглядеть стрингами, всегда старавшаяся угодить В., подлетела с радостной свежей улыбкой, вопросила – так, что откажешься, смертельно обидишь, – не принести ли стаканчик кофе из автомата. Кофе в преддверии близящейся жары не хотелось (на кондиционерах для простых смертных владельцы завода, естественно, экономили), он попросил шоколаду, дав ей деньги, она удалилась, стуча каблуками, звонкой кобылкой, он сел перед засветившимся экраном – рабочий день начался.

В. не успел толком начать заниматься делом, – раздался вопль. Как такой восклицательный знак, исполненный голосом. Вопил хозяин стола, около которого толклась до этого вся комната:

– Ё-ка-ла-ме-нэ! На Ютубе что! Кто-то на видео заснял и ролик выложил!

Смерч пронесся по комнате и смел во мгновение ока всех, кто был в ней, на прежнее место. Кто немного посопротивлялся смерчу – это В., но и у него недостало сил усидеть за своим столом, – смерч поднял его и швырнул ко всем остальным. Только он оказался в последнем ряду кучи-малы.