Звери у двери

– Хороший мальчик, – в голосе звучало облегчение. – И вот ещё что… Ты прости меня. Ни о чём не спрашивай. Просто извини, и всё. Я знаю, как ты ко мне относишься, поэтому верю: сердиться не станешь. По крайней мере, долго. Не хотелось бы потерять хорошего друга. До завтра.

Я не успел ответить, а в трубке уже вовсю хозяйничали гудки. Отключённый телефон улетел в угол дивана, а я дрожащими руками откупорил бутылку и сделал длинный-предлинный глоток. Какого хрена это было? Я признался в любви, а мне зарядили какую-то непонятную фигню. Простить? За что?

Я посмотрел в глаза Миле Йовович, но старушка только пожала плечами с плаката и отморозилась, будто ничего и не было. Хм, и когда это бутылка успела опустеть?

Я думал погонять в Батлу, но понял: в таком состоянии это не имеет смысла. Тупо глядя в экран монитора, я допил вторую бутылку и выключил комп. Странно, но за окном успело стемнеть. Время, похоже, ускользнуло в какую-то норку и спряталось там, затаившись.

Я взял мятый кусок бумаги и старательно разгладил. Потом нацелился в сероватую поверхность так, словно собирался её прикончить. В каком-то смысле так и было. Словно рухнув в прорубь, быстро набросал несколько строк и принялся их изучать, будто это накалякал кто-то другой.

Воронам мой труп отдайте
Ночью тёмной, без просвета,
И над трупом не рыдайте,
Мне плевать уже на это.
В этой жизни только лихо,
Я покинул ваше стадо.
Надо мной скажите тихо:
Умер. Так ему и надо.

В написанном присутствовало нечто до боли знакомое. Поразмыслив, я сообразил, что это – Реквием Стивенсона, только вывернутый наизнанку.

– Ни хрена не можешь своего написать! – с ненавистью выдохнул я, и, скомкав несчастный листок, запустил им в угол комнаты, где уже отдыхали его многочисленные собратья.

В голове шумело. Поднявшись, я несколько секунд размышлял: раздеваться или нет. Нет, это слишком большая роскошь. Махнув рукой, я рухнул на неразобранный диван.

Снилась всякая фигня. Похоже на универ, но с пустыми коридорами и готичными потолками. Я пытался кого-то отыскать, но всё время оказывался в подвале, где мы сдавали лабы. В конце концов я понял, кого пытаюсь поймать. Себя. И тотчас проснулся.

Перед носом перебирал длинными лапками паук-косиножка, спустившийся с потолка на золотящейся в сиянии солнца паутинке. Я взмахнул ладонью, и проклятое создание шустро удрало вверх, дёрнув ножкой на прощание. Хорошо, мать не видела: она этой фигни терпеть не может.

Попытавшись подняться, я оказался вынужден слушать объяснения собственного тела. Конкретно, о том, как нужно правильно спать, дабы не болели бока, а шею не сворачивало в сторону. В башке зудело, и деловито побулькивал мочевой пузырь. Утро начиналось крайне бодро.

По дороге к двери меня перехватил телефон. Звонил Илюха. Пришлось выполнять необходимые процедуры, используя одну руку, а второй нажимая необходимые кнопки.

– Ты в курсе, сколько времени? – осведомился друг, с хорошо различимой угрозой в голосе.

Я посмотрел.

– Теперь в курсе, – даже как-то неловко, – я быстро. Где вы?

– Под твоим подъездом, мля! Уже двадцать минут! У тебя телефон, от старости должно быть, глуховат стал. Поменять не желаешь?

– Обязательно, – мой несостоявшийся смартфон лежал на столе в коробочке с красивым бантиком. – Чуть раньше, чем скоро. Сейчас, побреюсь и…

– Офигел?! На приём собрался? Вечером наведёшь марафет. Пулей сюда.

Ну да, в его словах присутствовала суровая сермяжная правда. Какого чёрта? Всё равно меня никто не станет разглядывать. Там же будет Валик! Твою мать…

Я натянул потёртые джинсы, не менее потёртый джемпер и пулей выжужжал наружу. Дома, кроме меня, никого не было. Оно и к лучшему. Завтра огребу за свои прегрешения ото всех и по всем больным местам. А голова-то будет бо-бо! Охо-хо… Из всех пьяниц и дураков бог почему-то не любит именно меня.

Пашина «девятка» скучала около трансформаторной будки. Илья показывал мне кулак, а на веснушчатой физии Паши цвела широкая улыбка. Одновременно он пускал разнокалиберные дымные колечки. Никогда не видел его в дурном настроении. Классный пацан! Таких нужно носить с собой. На счастье.

Натаха стояла, опёршись локтями о спину своего грядущего супруга, и помахивала мне ладошкой. Спокойная и доброжелательная, как всегда. К ним замечательно ходить, если у тебя скверное настроение – лучше всякого психолога.

Ольга была рядом с Ильёй, но слегка отстранясь. На её лице цвела загадочная улыбка и предназначалась она именно мне. Оля, Оля, чего ты хочешь? Я же явно не тот, кто нужен тебе: не богат, не красив… Отвалила бы ты, а?

– Засранец! – поприветствовал меня мой лучший друг и ткнул в пузо кулаком. – А ну, дыхни, говнюк. Пиво пил? Пил, я тебя спрашиваю? Говори!

– Пил, – сознался я, – и буду пить.

– Россию пропили! – сокрушённо произнёс Илья и одобрительно похлопал по плечу: – Молодец, продолжай в том же духе.

– Рада видеть, – Наташа чмокнула меня в губы и дёрнула за нос. – Ты бы появился, хотя бы на лабах, Семёныч лютует.

– Отвяжись от человека, – Паша крепко пожал мою ладонь, и его солнечная шевелюра вспыхнула в лучах утреннего светила, – занят он, слышишь? Пиво пьёт. Если учёба мешает пить пиво – к чёртовой матери такую учёбу!

– Тоже очень рада, – поцелуй Ольги был почти таким же, как у Наташи. С нюансами, – почему не звонишь?

– Прости, – я перехватил Илюхин ревнивый взгляд. – Ну, поехали?

– Угу, – Паша выстрелил сигаретой, под неодобрительным взглядом какой-то бабули, и полез за руль, – занимайте места согласно купленным билетам.

Наташка тотчас заняла кресло рядом с водителем, а мы полезли назад. Чёрт его знает, как, но я почему-то оказался посредине. Кроме меня, этим нюансом оказался удивлён только один человек. Угадайте, кто? А эта чертовка только довольно ухмылялась.

Ощущая, как наманикюренные ноготки пробираются в мой карман, я достал телефон и попробовал позвонить имениннице. Оператор радостно известил: дескать, абонент временно недоступен, чем вогнал меня в ступор.

– Я уже пытался, – в голосе Ильи появилась нотка напряжённости.

Ещё бы! Я в подобной ситуации начинаю сходить с ума.

– И не только я. Вот уже часа полтора, как у неё телефон не принимает. И домашний молчит.

Барометр моего настроения начал стремительно опускаться. А вот Ольгу это только веселило: её рука уже полностью пролезла в мой карман, и там… О-ох! Зараза!

– А Галя с Витьком? – быстро спросил я.

– Виктор доставит даму на своей карете, – чопорно ответствовала Натаха, – ему там на скутере пять минут по просёлочной. Сказал, что пиво будет обязательно.

– Дец, как мала, – проворчал я, – убьётся, дурень.

– И я хочу пива, – жалобно проскулил Паша и покосился на подругу.

– Хоти, солнышко, – она погладила его по рыжим кудрям, – хоти. Хотеть, говорят, не вредно.

– Поворот! – завопил Илья, и «девятка», клюнув носом, проскрипела нечто неприятное о своём водителе.

– Тшорт побьери! – Паша крутил баранку, одновременно уворачиваясь от затрещин, отпускаемых Наташей. – Я всё понял, прекрати!

Воспользовавшись суматохой, Ольга склонилась к моему уху и прошептала: