– А, ты не слышал, что вчера каруловские и наши тоже, с «б» класса, интернатских избили, чуусовские и дурновские домой утром уехали, отказались учиться и жить в интернате?
Этого я еще не знал и не слышал, вчера вечером не оставался, мать велела дома после уроков быть.
– Ну, а я тут при каких делах?
– Так, тебя, Гавриловна на оборону бросила.
– Чью оборону… -не понял сначала я.
– Интерната и его обитателей приезжих.
До меня стало доходить, какую подлянку подсунула мне директриса.
Нет, я, конечно, не испугался, но и стоять в одиночку против всего Карулова и половины десятого «б», мне как-то не светило, помахаться пришлось бы изрядно.
– Чего приуныл Кирюха, очко мандражирует, думаешь, как пойти отказаться от интерната… -смеясь спросил наш «формал».
Я прижал его за грудки к стене, придавив локтем кадык, класс замер, глядя на нас.
Драк в классе уже не случалось года три, жили мирно, и раз я сам полез в нее, значит Лобан меня очень достал.
– В общем, так, цыпленок ты наш комсомольский, активированный, Мазай еще ни перед кем не трусил, и в интернат я пойду, запомни это.
– Кирюха, да ты что, я же пошутил.
Наш разговор слышал весь класс, стояла тишина.
К нам подошла Сашкина любовь, Надя Тамасова.
Она спокойно убрала мою руку с его груди.
– Не надо Кирюша, он не хотел… -сказала она, глядя на меня своими черными бездонными глазами.
Я молча отошел и сел за свою парту.
На перемене ко мне подошло несколько одноклассников.
– Ты это, Кирюха, будет тяжело свистни, поможем… -проговорил Сашка Кузнецов, по кличке Кузя.
– Да ладно мужики, обойдется.
Я переехал в интернат и до конца недели, два дня был там один среди девчонок и мальчишек с младших классов, из других дальних сел, которых никто не трогал.
Да еще Женька Гордеев, учившийся в десятом «Б», который в будущем стал моим другом и «брательником».
В четверг вечером, возле туалетов, меня остановила Вера и за руку потащила в дровяник, который был рядом.
– Это правда, что ты согласился наших мальчишек защищать?
– А, ты откуда знаешь?
– Так вся школа об этом говорит.
– Согласился, не бросать же вас в беде.
Вера поцеловала меня.
Я, недолго думая, прижал ее к стене дровяника и полез одной рукой ей за лифчик.
– Ошалел, а ну отпусти…
– Вер, ты что?
– Отпусти, я сказала, пока только поцелуи.
Дурновские и чуусовские пацаны вернулись все в понедельник.
Бить их вроде никто не собирался, по крайней мере в школе.
В среду утром, моя сестра передала, что после уроков мать просила, чтобы я зашел к ней на работу.
Пришлось идти.
Мать накупила хлеба и продуктов, и сказала, чтобы я все это отнес домой, и ночевал сегодня дома, она с работы поздно придет, надо печку топить.
– Мам, у меня вообще-то сегодня занятия в семь по самбо.
– Хлеб я отнесу и печку сразу протоплю.
– А, ночью мороз обещают, холодно будет.
– Не замерзнете.
– Подождешь меня и пойдешь, я может на чуусовский успею.
Спорить было бесполезно.
Возле моста меня догнал Леха Вепрецов из десятого «Б».
– Кирюха, а ты никак сегодня дома ночуешь?
– Да не знаю, Леха, мать вот запрягла.
Дошли с ним до его дома, болтая о разном.
С Лехой мы дружили, часто приходилось вместе со школы идти.
Уже возле своего дома Леха вдруг сказал.