– Декан иначе формулировал.
– Ну?
Егор криво усмехнулся и подумал: быть может, не стоит начинать общение с руководителем дипломной работы с пошловатого анекдота, но доцент первый произнёс слово «эрекция».
– Артур Игоревич сказал: я старею, жена стареет, любовница… взрослеет. А третьекурсницы всегда свежие!
– Бородатый анекдот. Но – верный. Ничего, юноша. Потерпи лет сорок. Мысли о бабах никуда не исчезнут, зато чаще будут вызывать раздражение, чем похоть. Тему выбрал?
Егор насупился. Он не подготовился. Доцент немедленно впихнул ему плановую. Такую, что студент едва не взвыл: «История советской милиции в доперестроечный период, 1981–1985 гг.».
У плановости имелся единственный плюс: список рекомендованной литературы составлен заранее. Значит, нужно просто скомпилировать один текст из десятка. Содрать с одного-двух – плагиат. С полудюжины и более – творчество. Даже наука. Рассказывали, в каких-то вузах преподы крали особо талантливые дипломные и переделывали себе в кандидатскую… Точно – не в этом. Компиляцию из десяти монографий не защитишь на учёную степень.
Через месяц, это было начало февраля 2022 года, Егор снова припёрся на кафедру, договорившись с Афанасием Петровичем о встрече.
– Всё прочёл? – спросил руководитель, едва поздоровавшись.
– Нет! Половины источников не существует.
Доцент поправил очки, глядя на студента с неподдельным интересом. Хоть тот и не третьекурсница.
– Почему ты так решил?
Егор достал смартфон. Довольно новый. Мама купила, потому что старый разбил её хахаль.
– Глядите.
Он вводил названия монографий, и «Яндекс» добросовестно предлагал варианты всякого информационного мусора о советской милиции вплоть до фильма «Петровка, 38», но только не ссылку на книжку.
– И что?
– Могу через Google посмотреть. То же самое. Их нет.
Преподаватель снял очки и заржал. Редкие седые волосики, ненавязчиво прикрывавшие череп, затряслись.
– Ох уж это поколение «зэт». Или поколение «альфа», не знаю. Если нет в интернете, не существует вообще?
– Естественно.
– Самое смешное, что вы, молодёжь, абсолютно правы. Необходимое полностью выложено в Сеть. А если не выложено, значит, никому и не нужно. Но с историей иногда иначе. Вот представьте. На пересечении Моховой и Воздвиженки что-то есть. Не исследованное, не выкопанное археологами, не облизанное историками. Разумеется, про него не опубликовано в интернете. Да, в научном обороте его не существует. А на самом деле? Вдруг там клад? Или аномалия?
Отвлечённые умопостроения Егора сейчас мало интересовали. Хотелось быстрее набрать файлы с источниками и, потратив семь вечеров в течение недели, слепить относительно связный рассказ о советских ментах, сдать на кафедру и забыть.
Чисто из вежливости он спросил:
– Ну и что там – на пересечении Моховой и Воздвиженки?
– До войны стояла усадьба Стрешнёвых-Нарышкиных. Сталин приказал её снести. Вместо неё возведено помпезное угловатое здание Ленинской библиотеки. Сейчас – Российская государственная библиотека. В ней хранится всё, о чём только можно мечтать.
– В смысле… Не электронная библиотека? Бумажные книги?
– Ты же коренной москвич, Евстигнеев, так? – ответил доцент вопросом на вопрос, хоть за еврея принять его невозможно. – Вы такие ограниченные! Кто приезжает с периферии, наоборот – жадные. Норовят всё узнать, всё попробовать, заранее пристроиться. А вы устроены с детства. Поэтому ленитесь шевелиться. Давай так. Завтра в десять утра. Встречаемся, где регистрация новых читателей. Я тебя проведу и покажу, как пользоваться картотекой.
– Завтра суббота! – взмолился он.
– Это у тебя суббота. И будет ещё масса суббот и воскресений. Мне идёт седьмой десяток. Много хочу успеть, а времени нет. Поэтому для меня понедельник начинается в субботу, как у Стругацких. Работа. Не хочешь – не неволю. Сам будешь искать, потратив лишнее время.
Вот же… хороший человек, трам-пам-пам, матюгнулся про себя Егор.
Рефераты и прочие сочинения на заданную тему в прошлые четыре года он писал, мышкой выдирая нужные куски из источников, набранных в Сети. Почему сейчас не так?
Делать нечего. Ежу понятно, коль не найдёт те раритеты, доцент хрен допустит к защите. Их же надо фотографировать, затем руками набивать весь текст на клавиатуре… Грёбаный Афанасий Петрович!
Студент уел его лишь тем, что онлайн зарегистрировался заранее и заказал книжки по его списку. Да, в электронном каталоге нашлись все. Этим огорошил старика. Тот что-то пробормотал о пропащем в интернете поколении и потащил парня в гардероб.
Книжки уже ждали на выдаче. Но доцент решил устроить экскурсию. Прочитал целую лекцию о фундаментах старых особняков, погребённых под сталинскими угловатыми не то пакгаузами, не то мавзолеями.
Шагая за ним, Егор усомнился, что от дома Стрешнёвых-Нарышкиных сохранились подвалы. Под библиотекой метро. Здесь всё копано-перекопано и перезалито бетоном.
Наконец дедунчик вздумал отлить и повёл спутника в крыло, для посетителей не предназначенное, перебазарив с кем-то из знакомых сотрудников того же бумажно-книжного поколения. В туалете доцент направился в кабинку. И пропал внутри. Люди входили и выходили, правда – редко. Егор тоже воспользовался писсуаром. Сполоснув, вытер руки и прикинул: чего, собственно, ждать? Стучать в дверцу и вопрошать «эй, ты не помер?» – как-то невежливо. Понадобится – наберёт. Студент потопал искать выход в читальный зал самостоятельно.
Вскоре обнаружил, что забыл дорогу. Вроде бы свернул не в тот коридор. Открывшийся проход показался каким-то архаичным. За деревянной массивной дверью потянулся слабо освещённый тоннель с грубыми кирпичными стенами. Если не времён Стрешнёвых-Нарышкиных, то, скорее всего, неизменный с 1930-х годов, когда, если верить Афанасию Петровичу, строилась библиотека.
Егор думал уже разворачиваться и топать назад, если что – вызванивать деда, чтоб слез с горшка и помог выбраться, как увидел впереди неплотно прикрытую дверь. Из-за неё пробивался свет. Может, там начинается пространство для посетителей, куда более просторное?
Он вышел в дверь… И очутился на улице. Ёкнуло, пропустив удар, и вновь застучало сердце.
Вот те раз! Быстрее, видимо, теперь было пробежаться вокруг здания и снова войти через главный вход, а оттуда попасть в читальный зал, нежели блуждая по служебным катакомбам.
Так… где телефон? На нём регистрация и электронный пропуск. Егор хлопнул себя по заднему карману. К ужасу своему ощутил, что тот пуст. Мля… Наверно, когда расстёгивался у толчка, выронил.
Логично было развернуться и повторить свой путь в обратном направлении, разглядывая пол в поисках трубы. Но тут его внимание приковала странная деталь. Он – в пальто! Странном, из плотной коричневой ткани. Куртку же сдал в гардероб… Да и не носит такой фасон, он годен лишь для бомжа с Киевского вокзала.
Что-то было совершенно не так, иначе, в мелочах, в ощущениях. Пропал насморк, зато болел намозоленный палец ноги, невесть откуда взялась эта мозоль, зубы казались немного другими при касании языком. Глаза… А вот глаза увидели такое, что полностью оторвало от исследования собственного организма. Манеж напротив библиотеки украсился огромным плакатом, освещённым прожекторами. На нём позировал бравый старик с мохнатыми бровями и пятью золотыми звёздами на пиджаке, приветливо машущий пятернёй. Выше его головы читались слова: «С Новым годом, товарищи! С Новым, 1982 годом!»
Что стряслось? Он какой-то дезинфекции надышался в подвале и бредит? Между Егором и Манежем сновали автомобили, словно извлечённые из музея советского ретро: «Жигули», «Волги» и даже «Москвичи» с «Запорожцами». Живые и блестящие, а не ржавеющие под заборами.
От тоски поднял глаза выше. Кремлёвские звёзды те же. Спохватился: они же одинаково выглядели и в 1982-м, и в 2022 году!
Размышления прервал сердитый оклик:
– Егор! Евстигнеев! Где ты бродишь! Автобус ждёт! Всех нас задерживаешь. Мы ещё на Горького собираемся, дефицитов к новогоднему столу прикупить.
Круглолицая дама лет тридцати пяти в шубе мехом наружу покрикивала столь безапелляционным тоном, что Егор даже не стал уточнять, что улица Горького давно уже Тверская… И механически поплёлся за ней следом, чтобы получить следующий нагоняй – о забытой в автобусе шапке, без неё голова мёрзнет.
Точно, мёрзла. Настолько, что он без разговоров натянул её. Такую держал в руках впервые в жизни – ушанку из дешёвого меха, почему-то пахнущую одеколоном. Уши были завязаны сверху верёвочками, сложенными в кокетливый бантик.
Странно, но именно эта шапка сыграла роль последней капли и убедила, что происходящее – не галлюцинация, не сон. В том числе холодный автобус «Икарус» и сидевшие внутри молодые люди, явно с ним знакомые, судя по поведению, но Егор их видел впервые.