Прямо на краю ямы Генрих бросился в атаку, пробив прямой удар правой ногой в корпус соперника. Затем последовала серия руками.
Глеб, не ожидавший подобной выходки, принял первый удар на пресс, ушёл из зоны поражения, а когда партнёр открылся, пробовал сам атаковать. У обоих получилось, мягко говоря, невыразительно.
Так потоптались минут пять. И правда, согрелись.
– Если вздумаешь напасть на меня с ножом, капитан, бери деревяшку. Плохо себя контролируешь. Да и я – не Брюс Ли, – признался Глеб, отдышавшись. – Пошли, что ли?
Какая-то доля солидности, присущая капитану перед отправкой в прошлое, моментально слетела. Молодое тело способствует жеребяческому поведению. Даже шагал он едва ли не вприпрыжку, радуясь силе и энергии.
Направление на юг они держали по солнцу, пока светило не зашло. До ближайшего поселения, оставившего какие-то следы своего существования в XXI веке, предстояло преодолеть около пятнадцати-двадцати километров.
Когда опустились сумерки, Генрих заметил:
– Чо я думаю, майор. Косточки кирилловы где-то здесь лежат. Снег глубокий, под ним – валежник. Если без опыта, ногу сломать как два пальца. Или заблудиться. Наверно, поздно спохватились и потом лишь запросили у России нас, трудноубиваемых.
Он вытащил нож и метнул в трухлявый пень. Получилось удачно. Видно, мышечная память от прежнего существования постепенно проникала в эту мускулатуру.
Но от стаи волков парой ножей не отбиться. Поэтому, приготавливаясь к ночлегу, оба выбрали себе по ухватистой дубинке. Расположились у сосны с толстыми низкими сучьями – забраться наверх человеку просто, а волку вряд ли.
Огниво, сухая тряпица и мох позволили развести огонь. Топлива было сколько угодно – только вытаскивай из-под снега. Спали по очереди сидя, прижавшись друг к дружке спинами, бодрствующий подбрасывал сучья в огонь да посматривал вокруг.
Это в XXI веке по лесам Центральной России, да и в Беларуси, наверно, тоже, можно день шастать и не увидеть ничего крупнее белки. Средневековый ночной лес полнился звуками, порой – тревожащими. Кроме волков, здесь наверняка встречаются медведи, те в теории должны спать. А вот кабаны вполне себе бодрствуют, и встреча со стадом клыкастых не сулила ничего хорошего.
Бог миловал. Едва начало светлеть, Глеб растормошил Генриха. Заготовленные дрова закончились, требовалось или снова разводить костёр, или срочно двигать дальше.
Протирание снегом заменило умывание. Растопленный снег дал пресную воду. А вот еды не осталось, из экономии веса им синтезировали минимум, благополучно поглощённый вчера. Холод, недосып и голод переплелись в общую картину дискомфорта.
– Слыш, старшой! – травил Генрих, чтоб как-то перекрыть урчание желудка. – Хорошо, что тело молодое-здоровое. На костылях бы далеко не упрыгал. Я к чему. Могут нам такое в настоящем сварганить? По возвращении. Ну, с нашими старыми мордами, но вполне цветущими организмами?
– Вряд ли, – усомнился Глеб. – Скорее всего, об этом никто не знает за пределами базы. Представь, Трамп, проиграв выборы, покупает тело двойника Байдена и вселяется в него, настоящего ликвидируют… Четыре года правит Штатами от демократов!
– Трамп и так выиграет, – напророчествовал Генрих. – Через 370 лет узнаем. Но ты прав. И так столько фейков в Сети про двойников Путина. Хотя… Раз в одном месте изобрели, со временем и в других догадаются. Вернёмся, а все богатые тёлки выглядят на восемнадцать, фигура девяносто-шестьдесят-девяносто, ноги от ушей, сиськи-губы-жопы…
– А ты – дедунчик с одной ногой и несколькими миллионами деревянных? Нужен ты долларовым миллионершам с сиськами-письками! Я вот к своей Зине вернусь. Надеюсь – дождётся. Из Чечни, Сирии и Донбасса ждала.
Генрих засопел. Из-под капюшона выглядывал только его острый нос. Куцые усы и бородка, прикрывавшие нижнюю часть лица, утонули в тени, как и глаза. Малый рост и худоба придали ему вид юноши-недомерка.
Глеб, по легенде сменивший имя на похожее английское, выглядел солиднее и чуть старше. Длинная борода, берущая начало на впалых щеках, и яркие голубые глаза делали его похожим на религиозного аскета, что довёл себя до анорексии умерщвлением плоти.
Правда, разговоры они вели отнюдь не благочестивого характера, нимало не опасаясь, что кто-то поймёт русский язык, каким он станет лет через триста.
И про двойников зубоскалили, просто чтоб занять время. Осокин объяснил, что невозможно их соорудить в настоящем. А покупка нового тела, но в прошлом, когда связан ограничениями – не дай Бог запустишь эффект бабочки, вряд ли привлекательна для многих. Хотя… Поменять больное, старое, умирающее тело на молодое, пусть живущее в шестидесятые годы, и тихо-мирно коптить ещё несколько десятилетий – вполне себе вариант.
Когда солнце миновало зенит, майор жестом приказал остановиться.
– Что-то слышишь?
– Нет… Но вроде запах дыма… Ветер оттуда. Идём! На вторую ночь в лесу я не подписывался.
Скоро и Генрих учуял. Наверно, топилась баня.
Через четверть часа вышли к хутору. Баня действительно готовилась к употреблению – из низкого бревенчатого домика на отшибе валил дым. Курилась труба и в центральном усадебном доме. К аромату дыма добавился целый букет: навоза, какой-то кислятины, через них пробивался дух чего-то готовящегося съестного, отчего журчание в чреве зазвучало с новой силой. Специалисты по выживанию, но всё же люди XXI века, Глеб и Генрих привыкли к трёхразовому питанию, в средневековой Речи Посполитой необязательному.
По мере приближения залаял пёс. Предупреждённый им, к путникам обернулся хозяин в зимнем кафтане и бесформенной мягкой шапке, что-то мастеривший во дворе. Выглядел мужик-мужиком, но носил саблю в ножнах, наверно – здорово мешающую в повседневных делах.
– Шляхтич, – догадался Генрих. – Худородный.
– Не самый тяжёлый случай. Какую-то недвижимость да лошадёнку имеет. Почтительнее с ним. Любой голодранец тут шашкой умеет махать. Слово поперёк, и будешь смотреть на себя снизу вверх со снега, симпатичный, но безголовый.
А если напасть первыми?
Начальник отдела спецподготовки майор Евстафьев предупреждал: опасно. Мироздание не допустит существенного вмешательства в историю. Вдруг род хуторянина не угаснет, кому-то из его потомков дано свершить нечто заметное. Тогда есть шанс, что на стороне местного окажется невероятное везение, он сумеет уклониться от любых неотразимых ударов, атакующие, наоборот, начнут путаться в собственных ногах.
Правда, все доводы Евстафьева больше основаны на теоретических выкладках, опыт путешествий в прошлое исчезающее мал, а советы майора не спасли Кирилла.
Лейтенант, кстати, получил несколько более солидную внешность и не такое субтильное телосложение. Всё же материализация одного темпонавта менее затратна, чем пары. Фото предшественника в местном обличии Глеб и Генрих выучили до последней мелкой чёрточки.
– Витаю пана! Благослови тебя Господи.
– Кто вы есть?
– Брат Генрих и брат Глен, – принялся отвечать майор.
– Ангельцы? – строго переспросил абориген.
– Так! С заокеанской ангельской колонии.
– Богоотступники? Еретики?
– Добрые католики, пан.
Старобелорусский язык литвинского шляхтича оба едва понимали. Наверно, и он их – с трудом. Возможно, помогла бы латынь, вот только два россиянина успели заучить лишь «Отче наш» до In nomine Domini Patris et Filii et Spiritus Sancti. Оставалось уповать, что местный землевладелец сделает вывод в духе Михаила Задорнова: американцы – они тупые, и примет обоих как есть.
Правда, сомневаться в благоразумии собеседников шляхтича заставило другое – избранный маршрут. Братья во Христе прибыли в Литву якобы морем, а из Ковно отправились в Полоцк не через Вильню, а приняли на Городен (Гродно). И, естественно, заблудились.
– Так… Городен близко.
Приглашения отдохнуть, согреться и разделить трапезу не последовало, на что намекнул Генрих, пообещав, что они с братьями будут возносить молитвы за здоровье пана и его семьи. Расставаться с деньгами не хотелось. Да и были наслышаны, что в средневековые времена монахи путешествовали, получая кров и питание на халяву, Христа ради.
Шляхтич, а звали его на польский манер паном Станиславом, без охоты повёл непрошенных гостей в дом, сам вернулся во двор.
Это была обширная изба, вместившая многочисленную семью, жарко протопленная. «Пилигримы» поклонились образам, перекрестившись на католический манер. Вряд ли здесь слышали про кальвинистов, в любом случае не стоило рисковать и призывать себе на голову обвинения в протестантской ереси. В центре «Веспасий» убеждали, что мелкая бедная шляхта и крестьянство, а на востоке – и середняки, чаще исповедуют униатство, относясь лояльно к католикам. С другой стороны, хуторяне вряд ли знают все тонкости католического обряда. Тем более, в заокеанском толковании.
По крайней мере, на это надеялись путешественники и не угадали. Суровый дед, как оказалось – отец пана Станислава, учинил настоящий допрос о догматах веры и ритуалах, незнание тонкостей местного языка считал не оправданием, а уловкой, и уже через четверть часа сердито стучал палкой по доскам пола, требуя изгнать «нехристей».
– Был тут один такой, понимаешь… Аккурат после Рождества. Тоже не мычал, не телился. Вот повадилось диавольское отродье по нашу душу!
– Значит, Кирилл миновал хутор, – шепнул Глеб по-английски. Генрих кивнул.