Русское счастье

– Нет, нет, все прошло, мне уже лучше. Спасибо. Оказывается, остались на земле сердобольные люди, – с благодарностью во взгляде произнесла девушка, стыдливо прикрывая коленки руками. – Меня уже многие знают здесь и не берут в машину, не хотят нежелательных ощущений в дороге, ведут себя так, словно я заразная.

Она завозилась, устраиваясь на скамье удобнее. В глаза бросилось расплывшееся мокрое пятно по подолу голубого сарафана. Люди на обочине разъезжались – подходили другие. Очевидцев разыгравшейся трагедии не оставалось – на сидящую на лавке парочку больше никто не обращал внимания. Тристан посмотрел на часы: до электрички больше двух часов.

– Что намерены делать дальше? – стараясь не смущать девушку детальным взглядом, обратился к ней Тристан.

– Отдохну и буду пытаться уехать.

Тристан искренне хотел ей помочь и не смог не спросить.

– Я могу чем-то вам помочь?

– Мо- о-жете, но ведь вы не местный, вам самому куда-то надо спешить, – смущенно произнесла девушка с вопросом во взгляде.

По внешнему виду она казалась немного старше его. Да еще высокомерное «вы», предложенное ею, создавало в общении некую преграду. Поддерживая заданную высоту, Тристан рассказал ей свою историю. Она слушала, но отвлекалась мыслями о своем.

– Без сопровождения мне отсюда не уехать. Водители левачат и не хотят проблем. Помогите, пожалуйста. Живу я в Селичевке, сорок пять километров отсюда. До сих пор мне помогало мое имя, если бы не оно, прохлаждаться бы мне уже давно в «дурке».

Тристан догадался, какое имя может держать на плаву в полной житейской безнадеге.

– Вас звать Надей? А я Тристан…

– Сколько себя помню, меня всегда звали Надюшей…

Тристан ничего не имел против Надюши – просто Надя для нее, действительно, казалось грубоватым.

Надюша с каждой последующей минутой наполнялась жизнью. Через полчаса от болезни не осталось и следа – лишь легкая печалинка в глазах выдавала недавно пронесшуюся бурю.

«В деревеньке, в пятидесяти километрах отсюда, живу я вдвоем с бабушкой. Отец «сгорел», как многие здесь, от беспробудной пьянки. Мама вскоре за ним умерла от непонятной болезни. Местная бабка Верейчиха (с нечистой силой путается) поставила диагноз: «От тоски мама умерла, да от несбывшихся надежд». Отец-то в прошлом агроном, а мама техник – технолог молочной промышленности. Сестра Галка поступила в техникум – учится первый год. Она югом и морем бредит. Сбежит отсюда, не задумываясь, в поисках своего особенного счастья – останусь я навсегда одна с бабушкой. Сегодня возила продавать всякую всячину на рынок, заодно дала телеграмму сестре, подмениться с ней на время, хотя и понимаю, кто ее на первом-то курсе отпустит. Прошел слух о народном целителе из Сибири, к которому хочу поехать на прием. Лечит он такие болезни – исцеленные люди уже есть. Месяц назад разбила в автобусе голову – теперь и вовсе без сопровождения не берут».

Такую печальную историю поведала Тристану Надюша, едва успев прийти в себя. После ее рассказа Тристан проникся большей жалостью и без просьбы понимал: не сможет он бросить Надюшу одну на произвол судьбы.

В ближайшем проулке Тристан нашел водяную колонку, где Надюша привела себя в порядок. Уже вдвоем они вернулись на исходную позицию на обочине дороги.

Глава 4

От развилки дорог вглубь степи, извиваясь разомлевшей змеей, уходила едва приметная грунтовая дорога. Редкие облака, разбросанные по ярко-голубому шатру небосвода, на короткие мгновения затеняли солнце, не успевая создать ощутимой прохлады. Порывистый горячий ветерок разносил насыщенный запах июньского травостоя. Под призывный стрекот кузнечиков Тристан и Надюша все дальше отдалялись от цивилизации. Стайка щеглов дружно вспорхнула из лопухов жирующего репейника, стоило Тристану наклониться за его листьями. Надергав лопухов на голову, едва отдалившись от зарослей на несколько шагов, из зарослей вновь зазвучали преливы мелодичного ручейка. По дороге Тристан опекал Надюшу, исподволь изучая ее состояние. Большак отстоял от деревеньки на пять километров. Шагали в мареве улетающей влаги под лучами жаркого солнца. Одинокий островок березок, да редкая поросль ольховника – единственная на всем пути защита от солнца. Надюша, не успев присесть, вставала, торопя Тристана.

– Коровешку днем не доили, небось, стоит под забором и мычит, а бабушка нервничает. Она плохо ходит – сама подоить не сможет, а будет пытаться.

Суетливо меняя положение по отношению к Тристану, перемещаясь то влево, то вправо, активным нетерпением Надюша подгоняла его. Но он умышленно затягивал время, хорошо помня извивающееся на лавке беспомощное тело. В ложбинке ориентиры дороги потерялись. Низинкой перейдя в сплошной травостой, она изредка выдавала себя не успевшими зарасти проплешинами. Надюша независимо от ориентиров уверенно держала курс.

– Идем мы по старой дороге, так немного короче, дальше они соединятся, – будто успокаивала она Тристана, не забыв посоветовать подкатить брючки.

Миновали недавно сереющую вдали силуэтом лесополосу. Незаметно и подошли к окраинному домику деревеньки. Высоченный жирный бурьян окружил домик стеной. И таких участков вокруг преобладающее большинство. За редкими домами сохранялся какой-то уход, а на каждом «живом» хозяйстве лежала печать милого русского убожества. Соцветия сорняков разбрасывали в воздух парашютный десант семян – они липли к потному лицу, лезли в глаза, щекотали в малодоступных местах. И все же зной шел на убыль. Лопухи репейника, безжизненно обвисшие на голове, отработавшие свою миссию, ненужностями ниспадали на плечи. Надюша со смехом сбросила их, сбросив заодно шутливо и с головы Тристана. Она казалась вполне здоровой: лицо порозовело, а рассеянный, немного притомленный взгляд мог сойти за обыденную усталость. Она хорохорилась, вслух строя планы на будущее, эмоционально делилась возможностями своего хозяйства. Уже со слов Тристан полюбил ее добрую кормилицу – корову «Куклешку».

– А вот и наше хозяйство, – сказала неожиданно Надюша, взявшись за калитку, слепленную из деревянных жердей. Рыжая тщедушная дворняжка, извиваясь червяком, выкатилась под ноги, пометив от радости запыленный зеленый мокасин Тристана. От заднего двора неслось надрывное мычание.

В прохладной мазаной хатке, на широкой самодельной тахте покрытой лоскутным покрывалом, их встретила учтивая старушонка. Резво, по-свойски, она протянула Тристану руку, да так запросто, будто приход в дом постороннего человека – сущая для нее обыденность.

– Варвара Николаевна, – бодро отрапортовала она, с трудом, постаравшись галантно оторваться от тахты. – Надюша, я заждалась тебя. Прости меня, я обмочилась…

В этот день Тристан решил не спешить с отъездом, переодевшись в «домашнее», взялся помочь Надюше. Во время общения он оценил ее главное человеческое свойство: «Непротивление злу насилием». С каждым ее действием Тристан убеждался в правоте близких ей людей, называющих ее ласково – На-дю-ша.

К шестнадцати годам Тристан проштудировал многое из отечественной классики – прозы, стихов. Его житейские принципы во многом основывались на образцах произведений. «Смешались в кучу кони, люди, звери»… Он не сделал еще определенного выбора и приоритета не определил – оттого и метался, понимая, как часто подражает, копируя чужие действия. Но он мужал: рано или поздно свое в характере приобретет доминанту, а чужие примеры пройдут красной канвой через личностные качества.

Он и думал теперь о ней так – Надюша. Лилия всегда оставалась Лилией. Назвать ее «Ли-леч-ка» не повернулся бы язык. Лилия решительная, бесстрашная, с мужским волевым напором. Он и не ставил их в один ряд – и вовсе не потому, что к одной испытывал жалость, а другую, кажется, любил. Да, да – любил – он спрашивал себя об этом. …И еще: Лилию он хотел целовать, ласкаться в ее женских прелестях. С Надюшей другое: ее он хотел погладить по голове, пожалеть.

Тристан нашел Надюшу под навесом задней стены хатки. Она управлялась с коровой: дышала отрывисто, с надрывом. Доение процедура не из легких, но Надюша ни полусловом не намекнула о трудности. Она повернула к нему счастливое лицо: пот испариной выступил на лбу, на спине ситцевое платьице отпечатало мокрое пятно.

– Коровка у нас умница, отдает молочко легко, стоит взяться за вымя, а сегодня от обиды на меня поджимает. Познакомься, Куклешка – это твой и мой спаситель.

Рыжая, с белыми пятнами на боках и звездочкой во лбу, пузатая коротышка понимающе выставила Тристану лопухи ушей.

– Угостите ее корочкой хлеба, и вы станете друзьями, – с одышкой произнесла Надюша, не прекращая процесса доения. Две тугие струи, стремительно перекрещиваясь, со звоном ударяли в пенящееся ведро.

– Она маломерка, молока дает немного, а сейчас и того меньше, отдаивается уже. В августе должен появиться поздний в этом году теленочек.

Благодарная за корочку сухого хлеба, корова лизнула Тристана в нос шершавым языком, дохнув в лицо горячим травяным настоем. Надюша после дойки предложила стакан парного молока – оно попахивало навозом. Тристан сначала не решался пить: городское молоко не пахло так.

– Ты пей, пей, потом ощутишь главное – послевкусие, – подбадривала Надюша.

Потом решился, не дыша, выпил весь стакан до дна. Молоко оказалось более чем теплым – оно было горячим.

– Закрой глаза, – наставляла Надюша, – и медленно выдыхай. Какие впечатления?!

Глава 5

Надюша выполняла всю работу суетливо. Тристан ее жалел, а существенно помочь не получалось. В вопросах сельского быта он проявился полной неумехой. Подержать, принести – этого казалось так мало. Кроме коровы и беспомощной бабушки на попечении Надюши оставались куры, индоутки с выводками утят и огромный огород. Собравшись готовить обед, Надюша взяла Тристана с собой в огород.

– В городе человек этой прелести лишен, – приговаривала она. – Посмотри, разве тебя не радует вот эта морковина. Картину с нее писать. Для меня – счастье видеть результат моего труда. Галина – сестра моя, совсем другая, хотя имеет массу других преимуществ: главное – она такая красивая, куда мне до нее.

Тристан хотел возразить о красоте внешней, что-то сказать о внутренней, но Надюша не давала ему раскрыть рта.

– У нас всего понемногу.

Она говорила о своих действиях во множественном числе, не кичась какой-то своей особой заслугой. Все, что он видел вокруг, сотворили и лелеяли ее руки. Аккуратно разграниченные грядочки без сорняков Тристан видел на рекламных буклетах опытных хозяйств. Все радовало глаз. До сих пор он не знал в себе такого качества: получать радость от обозрения симметричных огородных грядок. Надюша коснулась его плеча:

– Ау-у, тебе не интересно?

Тристан задумался и не нашелся, как с лету правильно преподать возникшее в нем восхищение, поэтому лишь улыбнулся.

– Рвем на салат огурчиков. Помоги мне – подержи миску. Помидорчики не достаточно покраснели. Ах вы, паршивцы, вот, парочку зрелых нашла-таки, – приговаривала после каждого маленького действия Надюша, общаясь на два фронта. – Теперь рвем зелень. Картошку будешь копать? – Тристан активно вонзил лопату в землю. – Лопату ставь сбоку, не порань клубни. Отлично, клади землю в отвал. Правда, красивая, красненькая, ранняя – этот сорт называется «красная роза». Она не доросла еще, а будет раза в два крупнее.

В городе Тристан не знал огорода – все приносилось с рынка мамой. Незаметно для себя они перешли на доверительный тон: отныне без конфуза говорили друг другу «ты». Тристан больше чувствовал – меньше говорил, он знал: умение слушать – качество куда более ценное. Поглядывая на него, увлеченная повествованием Надюша продолжала:

– Трудно с поливом в засушливое лето. Мне всего жаль – поливаю каждый день. Воду таскаю из колодца в бочку – там она прогревается. Все культуры поливаю теплой – ее растение принимает без ущерба.

Явное ощущение ее усталости все же пришло, но только тогда, когда пунцовое солнце спрятало лысую маковку за синеющую на горизонте лесополосу.