Не американская трагедия

За переправой их встречали пограничники Лунева. Одна из пуль рикошетом зацепила руку старшего наряда – он сидел неподалёку, накладывая повязку. Пуля прошла по касательной. Инцидент произошёл из-за сигнального устройства, сработавшего на пути следования Макарова – его услышали пограничники Лунева. Не зная о второй группе Макарова, неосторожно проявили себя. У молодого солдата из группы Авакяна от неожиданности палец потянул курок.

Уже в расположении заставы с заместителем Лунева, старлеем Вырщиковым, разобрали инцидент в деталях. Проявились несоответствия в тактике. Лунев держался спущенных свыше, шаблонных действий, Макаров, ещё из опыта проживания здесь, знал: диверсанты местного разлива не просто хитры – они коварны, как дикие звери, их переиграть можно лишь тонким подходом. Заставы – как на ладони, нейтрализуй изученные стандарты. Неделя наблюдений плюс толика кавказской дерзости, и они, понимал Макаров, могли быть исключены как единица серьёзного боевого противодействия. В сложившееся тревожное время необходима высочайшая эффективность.

На месте Макаров узнал подробности, заставившие его двинуться в рискованный поход, оставляя на охранении лишь ближние к заставе подступы. Лунев с основным составом выехал на войсковую операцию по локализации бандгруппы на вероятном участке прорыва. Теперь картина складывалась в целостность: на участке Макарова шла отвлекающая имитация. Руководство боялось утечки информации – в таких случаях даже своих не всегда обо всём информируют. На личную инициативу Макарова не рассчитывали. «В атмосфере глупой междоусобной осторожности придётся держать перед Варшаломидзе трудный ответ». Кроме этого голову тревожили домашние мысли: «Как там Верочка?»

Глава 8

На третий день Верочке решились рассказать правду. Она по характеру не была депрессивной – до сих пор житейские неурядицы переносила стоически. Она смогла пережить смерть отца, скрывающегося с сёстрами от ока свирепствующей власти. Тогда ей было неполные четырнадцать лет. Поплакав в подушку, собралась, не раскисла. Сама вытягивала восьмилетнюю Любочку и двухгодовалую Надечку. Свалившаяся на неё очередная беда стала, как ни странно, её спасением. Именно беда не дала углубиться в физиологию страшной потери. Одни теряют всякий дальнейший смысл жизни, другие – редкие, как она, закаляются бедой.

В первый день после выписки из больницы за ней пришли двое в штатском, с осанкой и взглядом, не вызывающим сомнения в их профессии.

– Вера Макарова? Пройдёмте с нами, – без права на сомнение отчеканил один из них.

О подобных задержаниях по их приграничному району она слышала от мужа. Но в чём обвиняют её?! В том состоянии Верочка восприняла арест безразлично. Не задавая вопросов, под скорбный вид родителей, даже не спросив о необходимых вещах, Верочка, молча повиновалась.

В подвальном помещении школы её, и ещё пятерых несведущих о своей вине людей, продержали больше суток. Из задержанных – две цыганки. Ночью Верочка не сомкнула глаз. Цыганки же воспринимали задержание как нечто обыденное: громко требовали еды и питья. Соорудив из старых парт лежанку, всю ночь отсопели в сладком сне. Утром всех погрузили в крытый грузовик. После пяти часов тряски по горному серпантину вывели оправиться. Цыганки давали знать раньше, но их не хотели услышать, и они справлялись с нуждой в углу кузова. Старший конвоир с кубарями старшины, открывший дверь, отшатнулся от запаха. Он с лёту наотмашь ударил по лицу замешкавшуюся на спуске Верочку.

– У-у, курвы, шпионить можете, а посрать по-человечески никак?!

Одна из цыганок начала угоднически прибираться.

– Начальник, мы ща-ас, угости табачком…

Рядом с Верочкой стоял другой конвойный. Прикрывая ушибленный глаз, она ждала очередного толчка, но солдат мягко заметил:

«На, покури, все мы люди…»

В подвальной, без окон, душной камере их сгрудилось человек пятнадцать разновозрастных женщин. Всем нар не хватало – камера рассчитывалась на восемь лежачих мест, матрацев – всего два. Три дня не трогали никого – на чётвертую ночь вызвали первыми цыганок, одновременно. Та, что постарше, вернулась быстро, громко возмущаясь на цыганском с русской матерной присыпкой, вторая – не скоро, вошла, согнувшись и громко охая. Следующей пошла русская, интеллигентная женщина средних лет. Цыганки заняли на двоих одни нары с матрацем – с возвращением вели нескончаемую словесную перепалку:

– Зачем, Мирка, подписала бумагу? В лагере теперь кантоваться на баланде пустой. Дура ты… дитёнок твой по рукам пойдёт, а муж истаскается. Учила терпеть. Не убьют и не покалечат сильно.

Мирка заплакала.

– Бил больно…

– Этот худой? Сволочь…

У Верочки от слабости и нервного напряжения закружилась голова – она стояла. Чтобы не упасть, приткнулась к нарам.

– Садись, родная, садись, – певуче пригласила наставляющая цыганка.

Верочка в полусознании ссунулась на колени Мирки.

– Приляг, вижу: плохо тебе… В машине видела твою ладонь – сына ты потеряла.

Верочка от её слов пришла в себя.

– Сиди, а эта дура пускай стоит. Ничего не сделали, за что посадят? Я им сказала правду. Чавелы никогда не шпионили – воровали немножко от бедности, а он мне в сиську, падла, и в живот. Чтобы он хлебом подавился, который грязно зарабатывает. Меня даже мой Васька в живот не бил, когда деньги немножко прятала. Этот курвец, молодой, а злой, как цепной пес. Не зря такой худой. Сдохнет он от моих проклятий в страшных муках.

– Мирка, Мирка, жидкая Мирка, зачем подписала признание? Чалиться теперь на баланде.

Женщина вернулась с гордо поднятой головой. Верочка попыталась прочитать по её глазам, но та смотрела в потолок. Звякнул засов – у Верочки задрожали колени.

– Макарова, на выход…

Вслед ей женщина шепнула:

– Не забывай – бьют слабых.

Глава 9

«ЗИС» Лунева задействовали на операции – капитан с группой возвращался старым пешим маршрутом. Разделив, как прежде, отделение на две части, Макаров расставил группы на дистанции пятьдесят метров. Активизировались нарушители всех мастей – любая встреча в горах сулила глупую пулю. Вооружились и контрабандисты, даже те, что обычно «гуляли» через границу без стрелкового оружия. Тем, кто родился и вырос в этих местах, известны самые хитрые места перехода. Долгие разрешительные процедуры сопредельной стороной игнорировались. В глубине горного массива, близ границы, лежало несколько когда-то единых селений, некогда разделённых разной государственной принадлежностью. Демонстрируя достижения советской власти, селения на этой стороне контрастно благоустраивались, разительно отличаясь высоким уровнем жизни. Ярко освещённый в ночи, солидный, в стиле ампир сельский Дворец культуры магнитил завистливые взгляды потусторонней нищеты. Были случаи, когда в лучах утреннего солнца на центральной площади селения, задрав голову на сооружения, стоял в походном снаряжении, появившийся неизвестно откуда, заросший бородой горец. Таких совершенно безболезненно депортировали назад. Из опыта задержаний, по характеру перестрелки Макаров мог определить с большой степенью вероятности, кто перед ним. Яростнее всего отстреливались контрабандисты – стояли насмерть за своё добро. Нередко ставка делалась на одну ходку, дальнейшее существование стоило долговой кабалы. Попадая в окружение, сопротивлялись ожесточённо, последнюю пулю пускали себе в лоб. Там знали: следствие задержания заканчивалось сибирскими рудниками – та же смерть, но долгая, мученическая. Перед каторгой свободолюбивые горцы отдавали предпочтение смерти. Кому-то вылазки удавались, и это плодило новых авантюристов.

Макаров со своей группой шёл впереди. Слежавшаяся палая листва выстелила склоны слева и справа от седловины. Справа взрытой стёжкой прочертился свежий след зверя. Сомнения не вызывало: незадолго до их появления по склону ушла лиса. За пятьдесят метров от тропы чернело нагромождение вывернутого комля старого бука.

«Там ты, плутовка, пережидала дневной свет. Почуяла далеко за пределами видимости. Шумно двигаемся – расслабились», – рассуждал про себя Макаров.

Он остановил группу для десятиминутной передышки «на ногах», распорядился выдвинуться одному из следопытов за несколько метров от основной группы. При встречном ветре лиса должна была сигануть за спиной. По рельефу узнавались родные рубежи. Свои ждали их возвращения на большой тропе. Макаров получал возможность в очередной раз проверить надёжность выставленных секретов. Сбивающийся воздушный поток наносил из ущелья запах грибной сырости. По высотке, где группы подрезали склон, полоснул игривый прохладный ветерок – он донёс запах подмятой зелени – так пахнет бересклет. Капитан передал по цепочке «остановиться». Он заметил молчаливые знаки впереди идущего следопыта из сибиряков. Усадив всех на землю, капитан сблизился с ним.

– Товарищ капитан, посторонний запах, по-моему, медведь прошёлся по бурелому…

– Хвалю, Макар! Благодарю за бдительность! Да, бересклетом тянет. Стоим, пока не мелькнут фигуры передних вон в той прогалине, – он отмахнул кистью руки на разрыв опушки.

Молодые, глянцевые ещё листочки вызывали в глазах весёлую рябь. Хотелось прикрыть веки, остановиться, отдавшись воле тёплых лучей полуденного солнца. Поздняя весна предвещала жаркое взрывное лето, хотя сдержанно умеренный июнь таил в себе загадку. От отражённых солнечных зайчиков глаза пустили слезу. Время шло, а бойцы арьергарда не появлялись.

Глава 10

Двигаясь по тускло освещенному коридору со сцепленными за спиной руками, Верочка пыталась вспомнить свой грех. Как камешки в погремушке бились в голове мысли: «Прознали об отце? Царю и отечеству служили многие, что, все поколения враги? Я коварный враг?!» В череде отрывочных воспоминаний в короткое время, пока Верочка шла по коридору, промелькнуло наболевшее, но что оно в сравнении с личным горем. С приближением к кабинету накатывало зло. Конвойный мягко тронул Верочку за плечи, стоило ей остановиться. «Зачем всё это? Как испытал меня Бог, любое другое испытание – проверка на прочность».

Верочка вошла в кабинет к следователю, ожесточившаяся от земной несправедливости, без следа, растеряв в лабиринтах коридоров, обуявший было страх.

«Бьют слабых», – повторяла про себя напутственный наказ женщины.

Взглянув на мрачного следователя, Верочка не нашла в его лице и капли сострадания. Брызжа слюной, он нёс какую-то чушь. Спрашивал о связи с подпольем, содействии в сдаче секретов государственной границы. Просил назвать не всех – одно-единственное имя, связи, через которые передавала услышанные от Макарова секреты. Верочка смотрела на него безразличными остановившимися глазами. Этот бред слился в единый шумовой эффект. Очнулась Верочка от взвизгнувшего голоса следователя, перешедшего в крик.

– Вы ставите на карту жизнь всей семьи. Мы знаем о вашем прошлом. Желание сотрудничать и больше ничего, взамен на благополучие мужа.

– Макаров ни при чём!

– Умница, правильно, ни при чём, – обрадованно прошептал следователь. – Ты сама, не зная последствий, трепалась кому-то в разговорах?

Дальше Верочка перестала реагировать на его ухищрения.

– Ладно, на сегодня хватит. Завтра я надеюсь на благоразумный разговор. Сочувствую вашему горю. Уверяю: после вашего правильного решения всё закончится очень быстро.

Тут Верочку прорвало. При напоминании о ребёнке она не выдержала:

– Не лезь хотя бы в мою личную беду…