Совокупность М.

Глава 1

По равнине, усеянной бесчисленными мелкими, округлыми камнями, мела нескончаемая песчаная поземка. Далеко позади остались речка и её берег с изумрудно-шелковистой травой. Нависший над головой купол неба постепенно с глубокой лазури сменился на красновато-бурый. Это раздражало Максима больше всего. Даже ощущение на зубах противного похрустывания мелкого, всепроникающего песка не доставляло ему такого неприятного ощущения, как от впечатления, что купол вот-вот рухнет на него.

Он шел уже давно, подчиняясь влекомой его силе. Подчинялся Максим ей без размышлений и анализа. Умом он понимал всю нереальность и, даже, абсурдность этой ситуации. И все же он знал, что отступиться или не подчиниться этому влечению не в его силах.

Постепенно к нему пришла уверенность, что этот поход в никуда имеет свою, непонятную сейчас, цель. Она слагалась из многих ощущений. Одно из них исподволь просачивалось из окружения странным, будоражащим душу, тоном. Максим отчетливо слышал какой-то не то гул, не то непрерывный, тяжкий стон. Он доносился до него, казалось, отовсюду, так он был далёк. И всё же Максим знал, что этот стон исходит из того места, которое станет его конечной целью.

По мере его продвижения вперёд, камней становилось все больше. Они увеличивались в размерах, будто вырастая из-под земли. Многие были Максиму уже по колено, и их приходилось обходить. Песок скапливался около них продолговатыми откосами, похожими на пряди длинных, русых волос. Они шевелились под напором ветра, словно живые. От этого Максиму становилось не по себе. А вдали, сверкая красно-серебристыми сполохами над самым краем нескончаемой равнины, разгоравшееся зарево охватило половину небосвода. Позади же небо, сгущаясь в черноту, постепенно сливалось с землей…

Усталости Максим не ощущал. Он чувствовал, что его тело больше не принадлежит ему. Какое-то внутреннее «я» говорило, что он теперь только временный обладатель физической плоти. Бывшее когда-то его телом, теперь оно служило вместилищем его интеллекта.

Максима это обстоятельство не пугало. Мало того, он с интересом изучал своё нынешнее положение. Он смотрел глазами, уже не принадлежащих ему, как ноги без устали несли это вместилище по пустыне. Он находился в пути очень давно, а, между тем, ему не хотелось ни пить, ни есть. В другом мире он давно бы свалился от усталости. Это пришло ему на ум, только исходя из прошлого опыта.

Внезапно Максим остановился. Он будто уперся в невидимую стену. Сначала Максим не понял, что это может быть. С минуту он стоял, сосредоточенно анализируя свои ощущения. Исчезла сила, толкавшая его вперёд, как будто в нём выключили мотор. Он огляделся по сторонам. Унылый ландшафт без единого признака растительности, даже намёка на неё, порождал такое же чувство пустоты, ненужности самого существования.

Камни, одни только камни по всем сторонам, теперь достающие Максиму почти до пояса. Они составляли единственное наличие чего-то материального в этом сером, цвета золы, пространстве. Но вместе с тем, Максим чувствовал около себя присутствие кого-то невидимого, но от этого не менее материального, чем он сам. Оглядываясь вокруг, он какое-то время тщетно высматривал что-либо, что могло бы походить на предмет поиска.

Глазам не на чем было остановиться. Всё вокруг было затянуто серой, неразличимой пыльной пеленой пепельного цвета. Она скрадывала свет. Тени исчезали на ней, как на ровной, без единой складки, поверхности. Камни и весь рельеф казались вырезанными из картона и наклеенным на такой же плоских задник. С трудом приспосабливая зрение Максим едва мог различить расстояние между ними. Он растерянно озирался. Ветер по-прежнему гнал песок мимо него, огибая валуны, создавая этим видимость перспективы.

Эта текучая масса производила впечатление легкой и невесомой материи, так как уже не отличалась по цвету от остального ландшафта, полностью сливаясь с ним. Мимо него длинными дымными тяжами проносились полупризрачные тени. Их стало гораздо больше со времени появления первых в начале пути. Сполохи вносили в удручающее единообразие цвета темно-серые оттенки. Но они только подчеркивали давящий чувства колорит бесконечной пустыни.

Максим не сразу понял, что могло породить такие перемены. Когда он понял в чём дело, то сразу покрылся обильной испариной, как будто ему и вправду стало невыносимо жарко. Все вокруг словно было выжжено необычайным жаром. Телом он не ощущал его, но умом понимал, что окружен пеклом. Максим будто находился в невидимом коконе и мог только видеть этот, сожженный дотла, до праха и золы мир, и слышать его звуки.

Максим настолько он был поражен открывшейся перед ним картиной апокалипсиса, что не сразу услышал доносившийся со всех сторон, полный жути и страданий, вой. В нём как будто смешались тысячи оттенков человеческой боли и тоски. Этот непрерывный вопль-стон ворвался в его мозг. Он обрушился на него с сокрушительной силой взрыва, грохотом сокрушаемой Вселенной!

И тем более было невероятно, что среди этого первородного источника какофонии, Максим вдруг услышал звуки, вовсе невозможные среди этой массы овеществлённых звуков: «Кхе… кхе…». Возникшие в его голове, они сразу перекрыли все остальные. Наступила тишина.

Оглушенный и потрясённый увиденным, Максим поднял глаза. Прямо перед ним, шагах в пяти, на камне сидел человек. Он был в плаще с наброшенным на голову капюшоном такого же неразличимо-пепельного цвета, как и всё вокруг. Капюшон полностью закрывал лицо, лишь борода, концом острого клинышка серела из-под кромки. Его фигура почти слилась с фоном, и лишь черный посох, тонкой, неровной линией прочеркивал её от ног до багровой кромки неба над его головой.

Человек шевельнулся, осыпая со своих плеч тончайшую пудру пепла:

– Ну, что ж, вот ты и добрался…

Его голос был густ, с оттяжкой в хрипотцу и чуть свистящ. Своим звучанием он производил впечатление такой же невесомости и праха.

– Кто ты? Зачем я здесь?! Что тебе надо?! – чуть ли не закричал Максим.

– Погоди… не стоит горячиться! На всё ты получишь ответы…

Фигура повела рукой, указав пальцем на соседний камень.

– Нам о многом надо поговорить. Мы с тобой только в начале пути, а потому не трать свой запал и присядь. Можешь задать свой первый вопрос. Хочу тебя предупредить, если хочешь узнать, где ты, и почему ты здесь. Обдумывай свои вопросы тщательнее, не торопись, от них будут зависеть последующие. У нас с тобой впереди много времени, можно сказать, вечность…

– Я умер? Где я?

Максим скорее машинально выдавил из себя эти слова. Сознание отказывалось воспринимать действительность. Осыпанная пеплом фигура источала ужас. Он стал воплощением того вселенского страха, который сопровождает человека с первых мгновений его жизни. Фигура неспешно подняла посох. Указав на далекие сполохи, опоясывающие горизонт, пророкотала:

– Умирают вон там… Не таких вопросов я жду от тебя. Напрягись и обдумай хорошенько, что следует спросить. Я жду…

Максим часто полагался на свою интуицию. Вот и сейчас эта пара слов наитием сорвалась с его губ:

– Кто ты?

Максим скорее почувствовал, как сидящая напротив фигура, чуть заметно усмехнулась:

– Резонно. Многие начинают с этого… Как ты сам думаешь, кто перед тобой?

– Не знаю… если бы знал, то не спросил бы.

– И это резонно, – всхрапнула густым обертоном фигура, отчего с ее капюшона тонкими невесомыми струйками ссыпался пепел. – А потому не заставлю тебя более напрягаться в поисках ответа. Оставлю эту задачку на потом, когда тебе действительно придет пора найти ответ. А пока можешь звать меня М.

Фигура оперлась одной рукой на посох, а другой медленно сдвинула назад капюшон. Максим с удивлением увидел, как ему открылось, похожее на мумию, лицо, но при этом не потерявшей ни единой живой черты. М. глянул на Максима черными провалами зрачков:

– Твой первый вопрос был, скорее, импульсивен, чем обдуман, но задать его все же стоило… Итак: «я умер…».

М. хмыкнул, скорее доброжелательно, чем иронически:

– Почему люди, оказавшись в такой ситуации, которую не в состоянии объяснить, именно так и думают. Но они потому так думают, что все представления о загробной жизни были построены на рассуждениях самих же людей. А так как страх смерти изначально сопровождал их со времен пращуров, воображение, несмотря на достижения цивилизации, продолжало рисовать в их умах весьма примитивные способы его воплощения.

Максим собрался с духом и осторожно едва слышно проронил:

– Может, ваши доводы и рассуждения неоспоримы, но я лично никак не связываю свои представления о смерти на основании воображаемых глупостей.

– Похвально… Это указывает на то, что твоим поводырем в жизни является интеллект и здравый смысл. Не многие могут этим похвастаться.

– Я так не думаю, – ответил Максим. – Мои приятели и знакомые вполне здравомыслящие люди.

М. издал несколько глухих, рокочущих звуков. Максим понял, что он так засмеялся:

– Это пока они здоровы и молоды! Если бы ты смог покопаться в глубинах их сущностей, ты бы поразился той бездонной пропасти страха смерти, которую эти люди прикрывают в меру возможностей своего интеллекта и здравого смысла разнообразными философскими байками или религиозной шелухой.

– В этом, я думаю, наверное, есть свой смысл. Раз мы смертны, то хотя бы отпущенный нам срок затушевать этими… атрибутами, которые вы только что упомянули, – аккуратно подбирая слова, ответил Максим.

– Как сказать… – с нотками снисхождения ответил М. – Те, кто запудривает мозги своих ближних высокомудрой дурью, делает самое мерзкое и страшное дело. Cонм всевозможных религиозных проповедников своими химерами уводят людей от истины и правды жизни. Срок, отпущенный человеку для жизни, можно было бы потратить с пользой для себя. Есть и другая беда вашей цивилизации, ? псевдофилософы и прочий околонаучный сброд вбивают в головы людей ложные понятия нравственности, морали и меркантильной выгоды, – ернически закончил М.

Пересиливая свой страх перед этим потусторонним чудовищем, Максим, в отчаянии от своей непроизвольной дерзости, пробормотал:

– Я не могу с вами согласиться. Вера в Бога превратила пещерного дикаря в человека. А те люди, занимавшиеся философией и наукой, сделали человечество просвещенным. Иначе мы бы жили еще в каменном веке, убивая мамонтов и укрываясь их шкурами в темных пещерах.

– Ха-ха-ха… – закатился смехом М. – Да-а, глупость людская безмерна! Кто вам сказал, что, избрав другой путь развития, вы остались бы во тьме невежества и прозябания?! То, что случилось с вами, случилось по людской глупости и скудоумию. Вы породили химер, которым поклонялись тысячелетия! Вожди, которые из века в век стояли во главе людского стада, мало задумывались о благе и мудрости. Они выбирали пути, выгодные для их сиюминутной корысти. Оттого и вся ваша религиозная основа бытия была порождена только страхом смерти! Праархаичный человек избегал ее любыми средствами в силу заложенного в его природе инстинкта. Это уже потом религия, сделавшись духовной скрепой, приобрела черты, свойственные социальному обществу: жадность, корыстность, лживость, меркантильность, паразитируя на страхе смерти и невежестве людских масс!

Голос М. прогремел, как близкие раскаты грома. Тьма, исторгавшаяся мощной силой из бездны его зрачков, ввергали Максима в состояние мистического трепета. Какими-то последними остатками здравого смысла Максим осознавал, что все происходящее не имеет ничего общего с реальным миром.

Но сидящий перед ним М. казался ему столь же реальным, как и все, что окружало Максима. Он физически чувствовал свое присутствие в этих вратах ада. И все же, подавленный и растерянный, но движимый некой подспудной решимостью, Максим нашел силы возразить этому воплощению вселенского страха и ужаса:

– Я… не знаю… Может быть, вы и правы… Но я думаю, несмотря на всё зло и несправедливость… которые вы упомянули, религия и наше развитие цивилизации есть единственный выбор человека… Другого же нет… Если бы был другой, то, наверное, он был бы и справедливее, и счастливее для людей, но есть то, что есть. Вы с этим согласны?

В глазах М. вдруг отразились сполохи дальних зарниц. Он медленно поднял посох. Приблизив его к Максиму, он опустил древко на его плечо: