Братство золотарей

– Расписывайтесь!

Виктор поднялся с кушетки и в два своих длинных шага покрыл комнату:

– Вечно у тебя всё срочно. Мы только что с коллектора. Дай вон человеку отдохнуть. Отдохнём и пойдём.

– Кому – ему? Чего ему отдыхать! Знаем таких летунов! Неделю здесь пообтирается, только его потом и видели! Понабирали тут всяких… Сантехнику гробят, а мы отдувайся перед жильцами за вас!

Варвара, неприязненно оглядывая Стаса, перекатывая по лицу, как каракатица, пунцовые пятна, закончила свою филиппику.

– Давай, давай, нечего здесь рассиживаться! Устали они! Вам бы только на сторону смотаться!

На Стаса вдруг накатило мерзкое ощущение вынутого из помойного контейнера вдрызг извоженного в отходах бомжа. «Скучно всё, господа… боже, как всё паскудно!».

Стас притушил остатки раздражения. Поднявшись, он кивнул Виктору:

– Я в раздевалку пойду, а то что-то тут сильно завоняло!

Виктор как-то испуганно взглянул на Стаса. Сунул ручку в карман, поспешно вытащил его в коридор.

– Ты что?! Это же самая склочная баба! Она же, если вцепится, то продыху от неё не будет. Замотает слежкой и доносами!

– Да чхать мне на неё!

– Это тебе чхать, а с ней Марина работает! Она и так ей капает на меня, – то твой пьяный сидел с Генкой, то на Ярославке с мужиками пьёт! – Виктор скроил мину на физиономии и потряс головой. – От этой сволочи всего можно ждать! Ты сам знаешь моё положение.

– Ну, а ты больше трясись! Тоже мне, нашёл начальницу! Расслабься, малость отдохнём и пойдём.

В раздевалке всё было так, будто они и не уходили из неё, – что неделю назад, что со вчерашнего дня. Единственное отличие от статики картины в раме «Слесаря на обеденном перерыве» была только её одушевлённость. «А мы вот сюда шаханём!». «Ну-ну, и получи по сусалам своей пешечке!». «Ничё, я и без неё тебе роги обломаю! Ещё шажок!». Виталий с Лехой всё так же самозабвенно резались в шахматы. В углу, притулившись к батарее, осоловело дремал теплолюбивый Оник, за полтора десятка лет так и не привыкший к московским морозам. В другом углу, у небольшого столика, тихо сопел Анатолий Палыч, сосредоточенно выковыривая медную обмотку из раскуроченного электромотора. Никто из них даже не взглянул на вошедших мужиков. Виктор подмахнул под себя стул и подсел к играющим. Его азартная натура враз отреагировала на ситуацию на доске, и он на короткое время перестал существовать для остального мира. Стас усмехнулся. Только что плакался, и… – вот нашлась игрушка и высохли слёзы.

Он взял со стола смятую пачку газет. Но читать не хотелось. Криминал вперемежку с политическими дрязгами, которыми были переполнены страницы, был ему неинтересен. Он с тоской оглядел дымные прокуренные до лакового глянца, цвета старой олифы, стены комнаты отдыха. Без интереса Стас остановил свой взгляд на только что ввалившемся с мороза в комнату Иване. Его раскрасневшаяся на морозе физиономия, от природы и так красная, приобрела сейчас цвет варёной свеклы. Он кинул в угол свой фибровый чемоданчик и с ходу провозгласил:

– Ох, мать честная, холодно сегодня по крыше шастать! Мужики, кто там поближе, чайку организуйте!

Лёха, не отрываясь от шахматной доски, упредил остальных:

– Заварка твоя! А молодой пусть сбегает за водой.

Он даже не поднял головы, чтобы как-то обозначить ту личность, кого имел в виду. Молодым был у него Стас, как и все остальные, вновь принятые на работу, хотя по возрасту Лёха уступал им десяток-полтора годков. Стас не стал возражать. Он был только рад выскочить хоть на минуту, чтобы глотнуть свежего воздуха. Без Виктора идти на заявку не имело смысла – одному пробить многометровый засор мусоропровода было не под силу. Сидеть же в инструментальной, расположенной по соседству и проворонить напарника он не хотел, чтобы потом, глядя в его простодушно-наглые глаза, выслушивать «что, тот, мол, искал его, но не нашёл, а потому, чтобы не терять время, сбегал на халтуру!».

К тому же, Виктор умело использовал свое исключительное положение на участке. Имея возможность раздобыть весьма прибыльные «халтуры», он милостиво брал с собой Стаса. Ему, по его стажу, и оплата полагалась меньше, чем проработавшему здесь не один год другому слесарю. Дискриминация, откровенно беспардонная, была налицо. На это никто не возражал. Так здесь повелось, и Стас только был рад такому, пусть и небольшому, но приработку. И потому он, посылая про себя проклятия исходившим в сигаретном захлёбе мужикам, сидел в дымном чаду, терпя муки с обречённостью цепного раба.

Лёха, продув очередную партию, с раздражением задавив окурок в приспособленной под пепельницу полочке из-под унитазного бачка, сопя, отошёл в угол. Там, накрыв голову газетой, забросил ноги на стул и застыл, разом превратившись в кучу тряпья, неотличимо похожей от наваленных рядом ватников и полушубков других слесарей. Когда Стас вернулся, Виктор уже сидел напротив Виталия и хмыкал:

– Садись, подвигай фигуры! Фору дам!

Виктор играл хорошо. Пользуясь этим, он ставил свои «халтуры» против инструментов и оснастки своих оппонентов. Но Витя был хитрован и ловко манипулировал своими шахматными возможностями. Иногда он намеренно ставил маловыгодные «халтуры» против дешёвой «выгоды». Проигрывая, он не скрывал своего великого огорчения по поводу «непрухи». Ловились на его удочку все, запоминая, что Витя игрок не фартовый. Потом, во время какого-либо праздничного междусобойчика, он, подведя разгорячённого сослуживца к доске, невинно просил сгонять партийку-другую, под интерес. И уж тут-то Витя, намеренно спаивавший свою шахматную жертву, объегоривал её на отменный куш, положим, в виде дорогущей «трещотки» для нарезки резьбы-двухдюймовки.

Стас не уловил момента, что случилось. Все как-то разом вдруг пришли в движение. Мигом исчезли шахматы со стола. Оник, Лёха-«прапор» и даже флегматичный Анатолий Павлович приняли вид, про который любой из вошедших мог бы с полной уверенностью сказать, что эти люди только что отдали все силы тяжелой работе. Вся слесарная братия стала похожа на десантный отряд на марше в тылу противника.

– Что случилось? – недоумённо вопросил Стас Виктора.

– «Череп» идёт… – лаконично ответил тот и предупредил: – Мы за пробойками пришли, если что. Пошли в слесарку…

Но не успел он договорить, как в комнату вошел Макарыч и сходу объявил:

– Вы двое, и Алексей срочно на Ярославку, двести тридцатый дом. В бойлере прорвало горячую магистральную. Я туда отправил ещё двоих ребят с другой диспетчерской, Быкова и Самохина. Они перекроют ее…

– И чего там мне делать, если Юрка-сварной уже там?! – набычившись, перебил Макарыча Лёха. – Шапками, что ли, закидывать трубу? Куда столько народу? Делать мне не хрен, – шляться по подвалам за компанию! И этих, – Лёха кивнул в сторону Стаса и Виктора, – за глаза хватит! У меня установка дверей…

Макарыч, уже привычный к Лёхиным эскападам, оборвал его:

– Что бы через пять минуть все были там! В доме начальство какое-то живёт. Нам сверху позвонили.

Бурча про себя неразборчивые междометия, группа страдальцев бригадирского произвола неторопливо вывалилась из комнаты отдыха. По крайней мере, так выходило из бурчанья Лёхи. И совсем уж, чуть ли не ползком, разбрелась по рабочим местам за инструментами. Макарыч с каждым мгновением наливался гневом, отчего его фигура приобрела угрожающую монолитность очертаний. Виктор, заметив столь недружественную метаморфозу, быстро схватил сумку. Без своих обычных фокусов, вроде: «мне бы льна, Василий Макарыч? Я забегу на склад?..», подталкивая Стаса, бочком протиснулся мимо бригадира и выскочил на улицу…

Дверь в подвал была уже открыта настежь. Из-под низкой притолоки плотной завесой вырывался густой пар. Было такое впечатление, что из подвала вырывается водопад. Но обрушивался он не вниз, а вверх, в небеса, также стремительно и шумно, как какая-нибудь Ниагара. Стас отметил про себя, если слышен шум такой силы, то в бойлерной творится сейчас чёрт те что! Витя покачал головой и хмыкнул:

– Чупиком там точно не обойдёшься! Манжету, видать, на стыке пробило!

В приямке, залив нижнюю ступеньку входа в подвал, источаясь душным горячим маревом, плескалась тёмная, как растопленный асфальт, вода. Не без опаски шагнув в обдавшую сапоги тяжёлым теплом воду, Стас враз ощутил груз быстро набухающих сапог, будто на них налипло по килограмму свинцовых подмёток. Виктор, шедший впереди, низко пригнувшись, чтобы не попасть под струю горячего пара, не мешкая, скрылся в чёрном проёме двери. Стас, инстинктивно задержав дыхание, нырнул за ним. Он мгновенно почувствовал обжигающую лицо влажно-спёртую атмосферу аварии. Свет фонаря не проникал далее, чем на полметра. Не видя враз сгинувшего в ней напарника, Стас двинулся вперёд мелкими скользящими шажками.

Выплывавшие из горячей тьмы низкие трубы воздуховодов, нависали острыми кромками и углами над головой, грозя пробить её. Они немедленно исчезали из вида, едва тускло-желтое пятно фонарного света проползало дальше. Свист, густо замешанный на гулком обмолоте дробных ударов, был единственным ориентиром. Стас, осторожно перемещаясь по лабиринту подвального перехода, постепенно смог разглядеть впереди на блёкло-призрачном фоне смутные очертания нескольких фигур.

– Мужики, ну что? – пытаясь переорать смесь адского грохота, свиста и долботни, вырывающейся из отверстой пасти трубы мощной струи воды. Она, рикошетя от переплетения труб, плотным веером взлетала вверх. Там, встретив на пути воздуховод, с рёвом реактивного двигателя разбивалась в плотную удушающую субстанцию воды и пара. Ему никто не ответил. По сосредоточенно-напряженным лицам ребят Стас понял, что дело гораздо серьёзнее, чем предположения его бывалого напарника.

Витя не угадал. Стас только сейчас увидел масштабы аварии. Трубы, идущей к смесителю, не было! Из её жерла, словно отгрызенной чудовищной пастью, била могучая, в пять дюймов, струя кипятка. Она захватывала лихорадочно болтающийся под её напором полутораметровый остаток, висящий на задвижке редуктора. Он колотил с размашистой амплитудой по бойлерному узлу так, что гулкие удары разносились по всему подвалу, уносясь наверх по этажам.

– Хреново дело, мужики! Сейчас эта дура отшибёт и трубу с холодной водой! – натужно прокричал Виктор. – Чего там Витька копается! Стас, иди к задвижке ко входу, – посмотри, чего он там застрял!

Стас, не раздумывая, выставив фонарик и расплескивая воду, ринулся назад. У стены, на вводе в дом трубы, он увидел Витьку-маленького, который, крутясь возле мощной задвижки напоминал большого чёрного таракана. Наваливаясь всем телом на отрезок полудюймовой трубы, он, матерясь, безуспешно пытался сдвинуть с места намертво прикипевший от времени маховик.

– Давай, наваливайся! – заорал Витька, увидев приближающегося Стаса. – Блин, веса не хватает! Враскачку надо, так не сдвинем!

Скользя по бетонному полу, мужики навалились на рычаг. Он медленно поддавался, скрипя и грозя смять четырехгранник центрального вала задвижки. От натуги у Стаса перехватило дыхание. Горячая влажная смесь, в которую превратился воздух, с трудом проникая в лёгкие, не приносила никакого облегчения. Рычаг, не выдерживая давления навалившихся мужиков, начал гнуться, но в этот момент вал задвижки поддался. Дрогнув, он начал медленно утапливаться вниз.

Через минуту мужики докрутили до упора. Жадно глотая перегретый влажный воздух, слесаря без сил опустились на трубопровод.

– Да-а, обстановочка не слабше, чем у нас была на подлодке во время аварии, – выдохнул Витька-маленький, – но там хоть всё на мази было, а здесь…

Он махнул рукой. Стас понял, что он имеет в виду и согласно кивнул головой:

– Эти задвижки не меняли, видно, со времени строительства дома…

– Не, их меняли, но только на такие же списанные. «Череп» новые не ставит, он их налево пускает…

Он не договорил, как из темноты прямо перед ними вынырнули Виктор и Лёха. Увидев сидящих ребят, с ходу заорали на два голоса:

– Ну, чё расселись, там хлещет вовсю! Скоро по горло кипятка нальет! Сваримся, блин, заживо, крысам на корм!