В Батум, к отцу

Вот те клюква… Ну да ладно, шило те в нос, мужик я негордючий, я и с другого боку забегу. Не возленюсь… Высмотрел я, куда эта петля хитрая припрятала на память с уголка надорванный рубль мой и переложил в надёжное место к себе в кармашку. Видать, кинулась она, всё перерыла, а нашла и взять не взяла, а невестке в отместку, вишь, всего по малой малости завернула на чёрный мне день: табачку, соли, хлеба и даже мушиного мяску. Ну ехидина! В кои?то веки удалось коту с печки спрыгнуть и то лапки отшиб по ейной милости…

– Когда ж происходило дело? Не в первую ли ещё империалистическую?

– Можа, и в первую, нешь упомнишь? Дорожка загрязнилась уже… Была бы голова, а хвоста доищемся. Вот возвернусь, накручу я ей хвоста, задам баньку за таковские штуки… А можь, и не задам. В молодую, ит ты, пору не водилось боя промеж лычком с ремешком, поведётся ль нынче? Поворчу, поворчу, на той лавке и сяду, Талдон я Иваныч… горький монах в гарнитуровых штанах… А ты, сыну, не погребуй рублём моим шелудивым. Хоть впридачу он ещё и давешний у меня, как я сам, а все одно ходит в миру промеж людей на равных, а все одно цена ему красная. Цел?ко?вый!

10

Любовь начинается с глаз.

Теперь вот мы с Вязанкой квиты. Финансов у нас луковка в луковку. Копейка в копейку.

В столовке мы выбрали стол в самом углу.

Разглаживая крохотный, с пол?ладошки, блокнотик, подошла молоденькая официантка.

– А что желают орлы?

Мне понравился ее голос, мягкий, чистый. Услышать такой голос – мёду напиться.

Беспардонник Вязанка принялся как?то обстоятельно, в упор рассматривать девушку.

Смуглое, пожалуй, красивое лицо, которое несколько портила излишняя полнота, открытые в холе руки, белая тесная блузка с вышитым на груди красным тюльпаном, короткая красной кожи юбка с разрезами по бокам, прикрывавшая едва верх фильдекосовых чулок, обрисовывающих стройные крепкие ноги в шнурках?сапожках, – всё это Вязанка, казалось, видел разом, видел и плутовато улыбался, ничего не говоря.

– Ну, а всё же, что будем? – в нетерпенье повторила она, постучала карандашом по блокноту.

– Что вы будете, не знаю, – врастяжку тянул Вязанка слова. – А мы… Что это за водогон? Не на пожар, тоже мне…

– Ну, ладно, стравил – точка. Сколько можно стоять?

– А не надо стоять. Прошу. – Вязанка пододвинул девушке стул.

– Только и осталось! – всплеснула она руками, отчего блузка тонко хрустнула: официантка была в добром теле. – Лучше смотрите в меню, не то уйду через минуту.

– Слыхал? – Никола, рисуясь перед официанткой, не без фамильярности тронул меня за плечо. – Нам объявили индульт![4 - Индульт (морское) – льготный срок, предоставляемый судну противника на выход из порта во время объявления войны.] Да?а, весла по борту и – ша!

Никола повернулся к девушке.

– В таком варианте вот что… Птахи мы нехитрые, какого зерна ни плеснёте, всякое склюем. Да только обязательно запишите вот этому Колумбу, который будущий, – Никола зацепился взглядом за меня, – пирожок с таком.

– С чем? С чем?

– Не ясно, что ли? С таком. От слова так.

Она доверчиво улыбнулась, и в этой улыбке, придавшей её лицу особое очарование, обнажились два ряда ладных, снежно?чистых зубов.

– Ну хорошо, – сказала она, продолжая улыбаться в каком?то светлом изумлении и исчезая за кухонной дверью из висячих тонких бамбуков, что скрипуче прошелестели ей вослед.

11

К кому сердце лежит,

туда и око бежит.

А надо сказать, Вязанка видный собой тип.

Ему уже восемнадцать, на целых два мая – оба мы майские – старше меня. Высок (двоюродный брат каланче), размашист в кости, харчист в плечах, черноволос. Лицо тонкое, волевое, ну, как он говорит, «вылитое дитя моря».

Страшненькие поглядывают на него с завистью тихой, кроткой, даже пугливой, что ли, красивые – дразняще?вопросительно.

Никола прицокнул языком.

– С этой газелью Икс, – закипая и потирая руки, прошептал он, – Никольчик ещё…

– Ну?ну!

– Или кинешься доказывать, что она преобычная пулярка?

– Не бойся, не кинусь. Не глупей индейского петуха.

– Э?э?э! Да тебя завидки дерут! Сочувствую, но помочь ничем не могу… Скажи, а гусариха ж стимулирующая! А!?… На беду, разве что один минус – в рост не разбежалась да ещё полминуса – как полешки руки. А так всё остальное, я тебе доложу, всё при ней. Модерновой конструкции пан?ночка. И упаковочка блеск: эта юбочка, эти дымчатые шнурки?сапожки… В пограничный портовый Батум залетает?таки кое?что из вещичек маде ин оттуда… Ты хоть разглядел толком?

Я вежливо вздохнул:

– Разглядел… Покуда её обойдёшь – пряник съешь!

– Ну ты хотя бы изредка думал, городишь что! Как ни верти, а девочка на уровне моих стандартов. Мировых!

Под столом Вязанка дёрнул меня за руку книзу:

– Идёт!

Зачем?то даже приподнялся и так уставился на приближавшуюся с подносом официантку, что та в первое мгновение смешалась и ничего не нашла лучшего как, скорчив гримасу, спросила:

– Ну что смотришь, как кот на сметану?

– А то, что сметанка очень уж свежая, – с чувством проговорил Вязанка, садясь.

– А глазастый, – сказала она, ставя перед ним тарелку.

– Я и то заметил, – воодушевился Вязанка, – что ты проворна, как хризопелия!

– Как кто, кто?

– Это змея… летающая… Симпатичная такая…

– Ну что ж, комплимент вполне… И на том спасибо…

В её голосе были не только обида, досада, но и вместе с тем что?то такое, отчего было сникший Вязанка разом воспрянул духом: