Оценить:
 Рейтинг: 0

Три спора

Год написания книги
2012
Теги
<< 1 2 3 4
На страницу:
4 из 4
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Теперь кратко прокомментирую текст Сальникова про национализм.

Эти рассуждения глубоко неверны. Параллели, которые я провожу, совершенно уместны и для нашего времени через сто лет после ленинского анализа. Стоит отметить, что тогда у России не было атомной бомбы, а на фронте отмечался катастрофический дефицит боеприпасов (я уж не буду распространяться о повальной безграмотности населения). Все это тоже, по примеру Сальникова, в то время можно было бы интерпретировать как потенциальную катастрофу. Так, кстати, эсеры, меньшевики и понимали. Какая, к черту, революция, если крестьянин читать не умеет, а на нас немец прет? А немец, кстати, был вооружен раза в два-три лучше русской армии. И что? И что из этого следует?

На самом деле то же самое и сейчас (за одним крайне печальным фактом: этим скотам, играя на псевдо-национальных чувствах (которыми удалось заразить и Сальникова), удалось разделить народы, в течение тысячелетия остававшиеся «братскими»). И я в корне не согласен, когда Сальников пишет: «Интересно, кого такой интернационалист должен считать буржуем внутри России? Мелкого бизнесмена или олигарха. И зачем их громить? Мелкого бизнесмена, который живет своим трудом и является трудящимся?»

Интересно другое, Вова, ты когда-нибудь бизнесом занимался? Я занимался. Могу сознаться: начиная с 5 класса школы и примерно до 15–16 лет я занимался серьезным бизнесом (серьезным по советским, конечно, меркам). С пятого по десятый класс я занимался обменом монет в школе. Так как многие участники этого обмена не знали цену серебряным монетам, то я, не сообщая им этой информации, достигал довольно больших результатов, в месяц у меня выходило рублей 150–200 (в основном за счет советских полтинников, которые стоили 9 рублей, но были монеты и просто раритетные, например, полтинник Петра I – 200 рублей). А в десятом классе я вышел на подпольную фабрику по изготовлению маек с надписями разных рок-групп. Я покупал их по 15 рублей, а продавал по 45! Ив неделю продавалось у меня штук десять. Все это подробно я описываю к тому, чтобы показать, что любой бизнес, малый, средний, олигархический, абсолютно любой строится на обмане. Это настолько очевидно, что не надо даже доказывать. Поэтому относительно мелкого бизнесмена у меня существуют очень серьезные сомнения, что он живет «своим трудом», даже если он каждый день мешки с кофе таскает у себя на фирме. Но дело не столько (и не только) в обмане, самое главное – это эксплуатация других людей. Система коммуникации на любом предприятии построена так, чтобы он всегда был в подчиненном состоянии. Это с российскими буржуями.

Относительно рабочего класса, который якобы жирует на Западе за счет эксплуатации третьего мира. Третий мир действительно эксплуатируется, только вот на западных рабочих это никак не отражается, или, что более верно, отражается исключительно в той степени, в какой сами эти рабочие благодаря своей солидарной борьбе вырывают у капиталиста. Или Вова станет сейчас озвучивать типичные кухонные разговоры о том, как на Западе рабочие 3 тыс. долларов зарабатывают? Если и зарабатывают (единицы на конвейере), то без каких-либо иных перспектив. В США ты можешь всю жизнь проработать на такси, будучи саксофонистом, так ни разу на саксофоне и не сыграв! Не надо это застойное «ля-ля» о западных рабочих. Если во Франции налоги повышают, люди просто выходят на улицу, разбивают два-три десятка витрин, переворачивают сотню-другую машин и добиваются своих требований. Если это не потенциально революционная масса, то тогда не понятно, что вообще значит революция.

И наконец, классическое: для революции всегда не время, и можно привести тысячи аргументов, почему не надо ее делать. Но в этом вопросе есть только одна категория: возможность. Возможность возникает во время войны просто потому, что правящий класс бесплатно раздает массу оружия. При наличии революционной партии эта ситуация может превратиться в революцию.

И еще. Сальников не учитывает такой фактор, как реальность войны. Ведь война – это не картинка по телевизору (что мы все прекрасно знаем). Война – это процесс уничтожения людей. Участвуя в этом процессе, сами люди меняются. И профессиональные солдаты США до войны в Ираке и сейчас – это совершенно разные солдаты. А дальше будет больше (плюс еще антивоенное движение в самой метрополии). Известно, что войска Антанты были выведены из России, потому что рядовые были распропагандированы большевиками и находились на грани мятежа. Но распропагандированы они были именно потому и теми людьми, которые отказались в них стрелять, уважаемый Вова!

Так что твой патриотический экстаз остается для меня очень и очень сомнительным. Не стоит для России применять анализ адекватный в случае постколониальных стран. Россия никогда не была колонией, и национально-освободительное движение неминуемо в России превратится в шовинистический великодержавный фашизоидный угар. Чему все мы будем свидетелями в ближайшее время. Так что позиция твоя, Вова, – это типичный мелкобуржуазный эсеровский национализм, очень подробно и достаточно полно описанный Лениным и многими другими ответственными коммунистами.

С уважением

Анатолий Осмоловский

P.S. А относительно преодоления репрезентации и «невидимой рамки» надо продолжать. Проблема в том, что Лифшиц, использующий свой термин «невидимой рамки», видимо, не знал (и не стоит из него делать гиперэрудированного культуролога), что данная проблема очень сильно заботит эстетическую мысль и на Западе. У Делеза есть на эту тему много размышлений.

И еще одно критическое замечание. Лифшиц, вне всякого сомнения, должен быть включен в интеллектуальные дискуссии, но без фетишизма! Надеюсь, вы допускаете, что у Лифшица могут и есть заблуждения, ошибки, иллюзии (например, самая очевидная: когда он пишет о «банке» Уорхола. Он почему-то думает, что Уорхол просто выставил банку обычного супа. Уорхол, конечно, мог это сделать, но ведь не этим он известен и важен для истории искусства). Фетишистское отношение к Лифшицу неминуемо утопит его. А элементы подобного фетишистского некритического отношения наблюдаются. Это опасность, которую надо сознавать.

Письмо 10

Д. Гутов

10.12.2003

Дорогой Толик!

ОК. Назовем это проблемой «невидимой рамки».

Согласен, она базовая. Вокруг нее можно строить и нашу совместную выставку.

Ты правильно формулируешь вопрос: необходимо обладать дополнительной информацией, для того чтобы идентифицировать тот или иной предмет как художественный.

Разберу подробно главный абзац твоего текста

«В этом смысле объекты Дюшана (но не все, у Дюшана есть очень интересная и качественная живопись) ангажированы, интегрированы в современную цивилизацию самым непосредственным образом. С уходом этой цивилизации, скорее всего, уйдут и эти объекты как художественно значимые. И в этой констатации нет ничего скандального или обескураживающего. Такова суть и идея этих объектов».

Спорить невозможно. Я вспоминаю, как мы с Витей Мизиано бродили по собранию античности Мюнхенского музея. Он заметил: после этого ничего существенного уже выдумано не было. Но, подумав, добавил: readymade они все же не создали. Но на самом деле был и readymade. Павсаний описывает, как когда-то люди поклонялись необработанным камням

. То есть все и начиналось с readymade. Конечно, эти readymade не сохранились, так как их нельзя было без дополнительной информации идентифицировать как значимые.

Но для Ньюмена ты делаешь исключение:

«В «живописи цветовых полей», представителем которой был Ньюмен, институциональный момент играет значительно меньшую роль. Наоборот, Ньюмен выделил сочетание цветов, которое действует на человека помимо его воли. Это, если хотите, художественное выражение и одновременно критика политической пропаганды, основная задача которой сломить критический аппарат человека и подчинить его политической воле государственных руководителей».

Здесь есть две важные мысли.

1) Суггестия (гипнотическое внушение) как подавление сознательности сознания.

Идея в авангарде архиважная. Малевич об этой необходимости расправиться с сознанием и вменяемостью очень ясно и содержательно писал. Никто (кроме, конечно, Лифшица) его слова всерьез не воспринял. (Я не устаю повторять – никто не относится к идеям отцов-основателей современного искусства всерьез. Все либо не знают, либо думают, это шутки такие.) То, что ты пишешь: сломить критический аппарат человека и подчинить его политической воле, так S3TO центральная тема текста «Почему я не модернист?»

. Другое дело, что ты находишь здесь критику политической пропаганды, вот тут у вас с Лифшицем главное расхождение. Модернизм в 98 процентах своих работ занимается этой критикой, тем, что ломает критический аппарат человека. Это центральная проблема. Каков действительный результат такой критики?

2) Ты считаешь, что эта сила эстетического воздействия ослабляет институциональный момент: «Действительно, по сути три полоски цвета – это пустышка, но эта пустышка действует не хуже химического оружия. Стоит вспомнить название работы Ньюмена – «Кто боится красного, желтого и голубого». Институциональный момент для этой работы несущественен и поэтому проблема «невидимой рамки» в этой работе в значительной степени второстепенна. Наоборот, можно сказать, что работа Ньюмена – это попытка преодолеть эту «рамку»».

Ты выделяешь квинтэссенцию. Сила воздействия эстетических феноменов хорошо известна. Цветовых пятен, ритма, вопля, факельных шествий. Зная ее, как и безответственность мастеров производства этих феноменов, Платон требовал изгнания поэтов из своего «Государства». Человек, не лишенный художественного чувства, отличит хорошие полоски от средненьких полосок. Оказавшись с Виноградовым и Дубосарским в Мадриде, я имел удовольствие наблюдать, как они анализировали эскизы к «Гернике», показывая, как Пикассо шел к все более выразительной композиции.

Но все же, вернемся к полоскам Ньюмена, чтобы понять, насколько преодолевается в них «невидимая рамка».

Силой эстетического воздействия обладает не только искусство. Красивое тело, прекрасный пейзаж, соловьиные трели, а после опыта XX века и скрежет железа, и помойка, и пьяная исповедь, все для развитого чувства может быть (и является) предметом эстетических переживаний. Для этого, Толик, не надо в Мартин-Гропиус-Бау ходить. Но надо понять, в чем отличие полосок Ньюмена от всего искусства в старомодном смысле слова. Отличие элементарное. То искусство что-то изображало. То есть шло по графе «изобразительное искусство». Делило мир надвое, на изображение и изображенное. И здесь «невидимая рамка» была не нужна. Вот картина, она в какой-то степени, в меру таланта автора, принадлежит миру искусства. А прекрасная подруга Рубенса, вместе со своей чудесной шубкой, принадлежит реальному миру. Так и гениальные полоски Ньюмена изображают только сами себя, лишь на себя указывают. Из реального мира (где все лишь на себя указывает) в мир духовных ценностей их переносит только наша волшебная «невидимая рамка». А то, что они созданы не природой в бессозналке (как пейзаж), а мыслящим существом, придает особую остроту этому парадоксу.

А там, где модернистский художник указывает на внешний мир (как фотореалисты, или Рон Мьюик), там этот парадокс еще глубже.

Так что сила воздействия художественных элементов на подсознание еще не панацея от «рамки».

И в завершение, Толик, о твоем последнем абзаце. Из Лифшица фетиш никто не делает. Фетишизм – это отношение, как раз очищенное от признаков сознательности. Но следует ли отсюда вывод, что к нему надо подходить критически? Для меня сознательность и критический подход – вещи разные. Я уже несколько раз говорил публично, что ко многим явлениям отношусь некритически. Есть явления другого рода. Они требуют понимания, а не поиска заблуждений и иллюзий. Когда какой-нибудь Жижек начинает искать, в чем была ошибка в теории Маркса, он просто смешон и жалок. А как говорил Лифшиц: пусть меня лучше считают чудовищем и фанатиком, чем дураком.


Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
<< 1 2 3 4
На страницу:
4 из 4