Под свист пуль

Под свист пуль
Анатолий Филиппович Полянский

Военные приключения (Вече)
Неспокойно на участке только еще обустраивающейся российско-грузинской границы, которую прикрывает отряд полковника Агейченкова. Дерзко пытаются прорваться через нее большие и малые бандформирования, где-то находится таинственный канал, через который проносятся фальшивая валюта и наркотики. День и ночь пограничники живут в состоянии постоянной готовности отразить нападение жестокого и коварного врага.

Роман одного из старейшин отечественной остросюжетной литературы, удостоенного за свое творчество многих литературных премий.

Анатолий Полянский

Под свист пуль

«Военные приключения»

 является зарегистрированным товарным знаком, владельцем которого выступает ООО «Издательство «Вече». Согласно действующему законодательству без согласования с издательством использование данного товарного знака третьими лицами категорически запрещается.

© Полянский А.Ф., 2020

© ООО «Издательство «Вече», 2020

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2020

Сайт издательства www.veche.ru

Глава 1

Выглянувший из-за гор краешек солнца позолотил снежные вершины. Они стали ослепительно-белыми с еле уловимым красноватым оттенком. Только что проснувшийся полковник Агейченков выглянул в подслеповатое оконце палатки, в которой жил уже более года, и залюбовался открывшейся панорамой.

Николай Иванович вообще вставал рано, еще до общего подъема отряда, которым командовал. Выросший среди гор, он безотчетно любил их дикую красоту и безмолвное спокойствие. Мог смотреть на них часами, чувствуя, как легко и безмятежно становится на душе. Подкрашенный сверху розовым налетом белоснежный главный Кавказский хребет, представший перед глазами, напомнил ему тот огромный букет бледно-алых роз, что он когда-то преподнес Тамаре в день свадьбы. Как давно это было… Даже не верится, что с тех пор прошло… нет, пролетело почти двадцать лет. Ужасный срок! Считай, жизнь целого поколения. А что?.. Сравнение точное. Вон Вовка скоро, как и отец, наденет зеленую фуражку. Ему почти восемнадцать, и он собирается поступить в пограничное училище. Но как дурацки получилось! Шесть последних лет вычеркнуты из семейной жизни напрочь! Черт его знает почему, они с Тамарой столько времени в разводе…

Агейченков снова взглянул на горы. До чего ж они прекрасны! Его отец тоже был пограничником и всю жизнь прослужил среди этих каменных великанов на армяно-турецкой границе. А сын-то всегда был при нем. Потому и привык к такому пейзажу, сросся с ним и уже не мыслит себя иначе, чем среди этих величественных, врезающихся в глубину прозрачного неба вершин.

Резкий звонок полевого телефона, стоящего на столе в первом отсеке палатки, который служил Агейченкову своеобразным кабинетом, заставил его вздрогнуть. Столь ранний сигнал не предвещал ничего доброго. Николай Иванович знал это по горькому опыту: зря командира в такое время беспокоить на стали бы. Он не ошибся.

– У нас ЧП, товарищ полковник! – доложил оперативный дежурный взволнованным голосом. – Трое людей погибли, напоровшись на засаду боевиков!

Оказалось, что развозившая по заставам первой комендатуры продовольствие машина попала в засаду и была расстреляна в упор. Погибли водитель, интендант-контрактник и сопровождавший их прапорщик. Нападавшие явно охотились за оружием пограничников, да и содержание кузова их наверняка интересовало. Однако попользоваться трофеями чеченцам не удалось. Помешали артиллеристы, возвращавшиеся с дальних позиций, занимаемых для обстрела подозрительных районов, на свое основное место дислокации. Их тягачи с орудиями на прицепе шли следом за автомобилем с провиантом километрах в трех. Услышав приближающийся грозный рокот мощных двигателей, бандиты конечно же испугались и, не воспользовавшись добычей, бежали в горы.

– Где это случилось? – спросил Агейченков, продолжая морщиться. Гибель людей он всегда переносил, как личную трагедию.

– Неподалеку от первой комендатуры, – ответил дежурный. – Там Аргун делает крутой зигзаг.

Николай Иванович хорошо знал это место. Дорога здесь, огибая реку широкой петлей, просматривалась метров на пятьсот. Идущую по трассе машину со склонов видно как на ладони, и заметно издалека. Лучшего места для засады трудно придумать.

Вот и опять достукались до гибели людей, с горечью подумал Агейченков. Говорил же он Еркову, что тут нужно выставить постоянный пост наблюдения. Так нет, начальник штаба был с ним не согласен.

– Подумай, – сказал он, – ежели так рассуждать, то надо организовывать сильное прикрытие у каждого изгиба реки. Но для этого даже при наших огромных штатах ни людей, ни техники не хватит. Все протоки, тропы, промоины, где могут пройти и засесть боевики, а их сотни, личным составом не прикроешь.

Конечно, в какой-то мере Ерков прав. В пограничных войсках действительно нет отряда, усиленного столь мощно. По количеству людей и техники им нет равных. И все равно на границе здесь, в горной Чечне, столько потаенных лазов, что их при всем желании людьми не заткнешь. Тут нужен какой-то иной подход в несении службы. Знать бы только, какой именно?

Они часто спорили с начальником штаба, считавшим, что командир у них совсем еще «зеленый». Ерков служил в погранвойсках уже свыше тридцати лет и наверняка надеялся стать во главе отряда после ухода прежнего командира. А тут взяли и прислали на это место выпускника академии, которому еще и сорока-то нет. Из молодых да ранних…

Так, судя по всему, считал бывалый пограничник, прошедший все ступени по служебной лестнице, отстаивая свою точку зрения. По крайней мере, именно таким образом Агейченков воспринимал неуживчивость и строптивость своего начальника штаба, которого искренне уважал. Опыт у него был, разумеется, огромный. Но он, как полагал Николай Иванович, придерживался устаревших взглядов. В двадцать первом веке так, как раньше, охранять границу уже нельзя. Нужен новый подход. Ведь на их высокогорном и, пожалуй, самом опасном участке, окончательная схема еще не сложилась. Но Агейченков думал над этим постоянно. Возможно, он пришел бы уже к каким-то определенным выводам, если б не мешали. К сожалению, по старинке рассуждал не только начальник штаба, а и Метельский, первый зам, недавно прибывший к ним их штаба регионального управления. С ним тоже приходилось считаться. Тем более что Максим Юрьевич, поговаривали, имел кое-какие связи даже в Москве. Недаром же он в свои тридцать четыре был уже полковником и явно метил в генералы…

– В округ уже доложили о случившемся? – спросил Агейченков у дежурного.

– Так точно. Помощник сразу же позвонил и сообщил.

– Хорошо, командующему я сам доложу позже. Его в такое раннее время еще нет в штабе. А сейчас дайте команду приготовить к выезду мою машину. И поскорее, пожалуйста!

Минут через пятнадцать командирский уазик уже мчался по серпантину вниз, по направлению к Аргунскому ущелью. Однако добраться от Тусхороя, где располагался штаб и основные резервные силы отряда, до первой комендатуры было не так-то просто. Путь предстоял неблизкий.

Понимая всю серьезность момента, водитель гнал машину на предельной скорости. Броник с охраной, всегда сопровождающий командира, вскоре отстал.

– Наших что-то не видно, – оглянувшись, обеспокоенно сказал шофер. – Может, подождем?

Он имел самое строгое указание не ездить с командиром без охраны.

– Не стоит, – махнул рукой Агейченков, – жми, Ваня! Нам надо до места скорее добраться.

Он произнес это, почти не разжимая закаменевших и сразу посеревших губ. Сузившиеся ярко-голубые глаза приобрели свинцовый оттенок и смотрели на горы так пристально, словно хотели раздвинуть их и поскорее добраться до места происшествия. Николай Иванович всегда мучительно переживал гибель людей. Да, он понимал, что идет война и она не обходится без жертв. И все же каждый раз в таких случаях у него появлялось неосознанное чувство вины. Будто он чего-то недосмотрел, недоучел, недоделал, чтобы предотвратить трагедию.

Случившееся было, конечно, не первым ЧП с летальным исходом в отряде, что, наверное, в какой-то мере и естественно. Ведь они стояли на самом опасном участке границы, совсем недавно здесь установленной. Дело в том, что в первую чеченскую войну горная часть республики не была занята федеральными войсками. Операция «Кавказ», в которой намечался захват этой территории, была приостановлена, что вызвало недовольство в среде военных. Те считали, что сделано так по чьему-то злому умыслу; и уж, во всяком случае, на руку боевикам. А те действительно, получив лакомый кусок земли, свободной от догляда федералов, чувствовали себя здесь вольготно. Они создали свои базы, лагеря обучения, систему фортификационных сооружений. Построен был, по существу, целый укрепрайон. Проложили и современную автомагистраль, разумеется, руками военнопленных и рабов. Те работали до полного изнеможения. Когда же падали от бессилия, их просто пристреливали, заменяя очередной партией «быдла», как назывался у наемников расходный человеческий материал. Много здесь по обочинам лежит русских костей. Недаром пограничники прозвали центральную Аргунскую магистраль дорогой смерти…

Агейченков был прекрасно осведомлен о том, как развивались дальше события. При проведении контртеррористической операции, по решению нового Верховного главнокомандующего, эту оплошность, мягко говоря, решено было исправить. Впервые в истории погранвойск была проведена крупномасштабная десант-штурмовая операция, называвшаяся Аргунской. Горная Чечня была освобождена от боевиков нашими частями при поддержке авиации и артиллерии. Николай Иванович знал, в какой строгой секретности готовился захват этого труднодоступного района республики. Все было сделано совершенно неожиданно для бандформирований. Частично они были уничтожены, остальные рассеяны и бежали кто в Чечню, кто в Грузию. Последняя оказалась предпочтительней. Там террористов никто не преследовал.

На участке в восемьдесят километров между Ингушетией и Дагестаном была установлена государственная граница России с Грузией. Раньше она существовала номинально, как административная. Тут-то и был поставлен усиленный огневой мощью Итум-Калинский пограничный отряд, которым Николаю Ивановичу и довелось командовать.

Боевики никак не могли смириться с тем, что пути подвоза оружия, боеприпасов, пополнения из Грузии перерезаны. На протяжении многих месяцев они пытались нащупать слабые места в охране границы, любой ценой восстановить утраченные коммуникации. Нападения следовали одно за другим – и большими силами, и мелкими группами. Вот почему Агейченков и находился в таком перевозбужденном ожидании. Сегодняшняя гибель трех пограничников лишний раз подтверждала, что война продолжается и она постепенно усиливается. Особенно теперь, когда открывались перевалы, и на склонах гор появилась «зеленка». Борьба шла не на жизнь, а на смерть, принимала все более партизанский характер, отчего делалась и коварнее, и подлее. Не знаешь, когда и где ожидать удара, в каких местах устроят засаду или заложат радиоуправляемый фугас…

Все трое убитых лежали рядышком на взгорке, по грудь прикрытые брезентом. Лица были спокойны, словно все заботы оставили людей, и это сделало их удивительно похожими. Агейченков уже не раз замечал, что смерть нивелирует бойцов, делает их как бы навеки близкими, без земных забот и с единой, неразделимой судьбой.

Подойдя к погибшим, Николай Иванович почувствовал еще большую скорбь. Ему было безумно жаль этих молодых ребят. Глаза оставались сухими, но спазмы сжали горло – не продохнуть. И в сердце кольнула острая, почти физически ощутимая боль.

«Вот он результат нашей недоработки, если не халатности, – подумал он отрешенно. – Ни за что ни про что потеряли людей… Они же не виноваты, что попали в такую трагическую передрягу».

В том, что произошло, Агейченков винил прежде всего самого себя. Командир за все в ответе. Если гибнут бойцы, значит, ты чего-то не предусмотрел, недоработал, не сделал; упустили твои подчиненные какие-то моменты безопасности. Трудно, конечно, теперь судить, но все равно не должно этого быть! Раз тебе доверена жизнь людей, не сваливай на кого-либо, изволь все предвидеть и не ссылайся на объективные причины – отвечай сам!

Гибель солдат всегда оставляла тяжелые зарубки в душе Николая Ивановича, и за годы службы их накопилось немало. Ведь был еще и Афган, где обстановка была и покруче. Хотя, если откровенно, то тут не легче, а кое в чем и поотвратительней. Враг бьет исподтишка, и как он это сделает, с какой стороны куснет, на какую хитрость пойдет, – попробуй угадать?

Сзади неслышно подошел майор Гокошвили. Родился и вырос офицер в Грузии и был прекрасным альпинистом, покорившим не одну вершину, ходить он мог практически бесшумно. Человеком Арсен Зарубович был деликатным и прекрасно понимал, как скорбит командир, мысленно прощаясь с погибшими.

Агейченков обернулся и, увидев рядом стоящего офицера, грустно усмехнулся. Гокошвили всегда верен себе: человек он чуткий.

– Здравствуй, Армен Зурабович, – протянул он ему руку. – Вот и снова у нас потери, – сказал печально, кивая на взгорок. – И сколько же это будет продолжаться?

Вопрос был, конечно, риторический. Первая комендатура, как, впрочем, и остальные две, при всем желании не могла пока обеспечить полной безопасности даже прилегающего к ней участка Аргунского ущелья. Агейченков прекрасно знал об этом.

– Наш наряд тут недавно шел, понимаешь! – словно оправдываясь, пробормотал Гокошвили. – Все чисто было! Черт его маму знает, когда эти бандюги появились?