Без нас, никто! 2 Чужая война

– Ты что-то мне не договариваешь? – князя всё-таки насторожил понурый вид воеводы.

– Полабы! – выдохнул тот. – Вот кто мне до сих пор покоя не даёт. Нам никак не удаётся до сих пор опрокинуть этих поганцев, чтоб освободившуюся дружину направить к нам сюда на подмогу. Если бы ты только разрешил мне самому отправиться на дальний кордон к сдерживающему их войску, и уже там на месте принять командование, то тогда бы наше дело шибче спорилось.

– Нет! – решительно возразил князь, как отрезал. – Если там до сих пор держаться, то и в тебе значит потребности нет. – но смягчив тон продолжил. – Да и поздно уже, враг почти на самом нашем пороге! Теперь всё будет решаться именно здесь!

Неожиданно для самого себя, князь поменял тему беспокоящего его запада на восток. – От Сармата с его войском до сих пор нет никаких вестей?

– Нет! – Миролюб покачал головой. – Похоже, что, как он не кичился своим бахвальством, но так там и сгинули они все! Ни гонцов с вестями от них нет, ни даже беглецов с той стороны не видать, что бежали бы назад, в случае их разгрома. И тех ни единого ни видать! Одно выходит! – опустил свои очи долу. – Что нет больше того войска! – затем воевода воздел лицо к небу, отдавая дань памяти павшим. – Но всё же послужили они нам на славу, так необходимое нам время на сборы они всё же выторговали, задержав собой окаянных, даже дольше чем мы на то с тобой рассчитывали.

Князь устало уселся в стоявшее перед ним кресло. – Но какой ценой!?

– Казнить! – тем временем метался по своему просторному шатру в диком бешенстве хан Талабуга. – Всех, до единого, казнить!

Таким разъярённым его верноподданные ещё никогда не видели. – А их поганые головы одеть на самые длинные колья, и поставить их возле моего шатра на всеобщее обозрение. – ведь мурзы, до тех самых пор, пока эта прискорбная новость о разгроме туменов его старшего сына не достигла ушей самого хана, постоянно рассказывали ему о несокрушимости его войска. Теперь же плотнее запахнувшись в халаты, склонив головы благоразумно помалкивали, при этом дополнительно наклонившись так низко к полу, чтоб не дай боги, не встретиться с ним взглядом, или как-то ещё не обратить на себя внимание разгневанного хана.

А тот тем временем расхаживал по шатру, распинав по углам попадавшиеся на его пути мягкие подушки, на которых он до этого так удобно возлежал, вкушая разные яства и услаждая слух их речами.

– Что стало с моим старшим сыном Тарханом, что возглавлял этих паршивых псов, посмевших его бросить, и нахлёстывая коней, удрать с поле боя?

– Гм-гх! – робко покашлял один из советников, привлекая к себе внимание Великого хана, однако, как и все остальные опасаясь, чтоб это внимание не стало для него последним.

Тот уставился на него полными ненависти и гнева глазами. – Говори! – прокричал он в бешенстве, со слетавшими с губ слюнями. – И моли Тенгри и Мать Землю, чтобы то, что ты сейчас хочешь сказать, было действительно важным! Иначе клянусь небом, твоя голова присоединиться к остальным, только ей будет уготован не самый длинный кол, а навозная куча. – после этих слов мурза ещё ниже склонился в поклоне, а к нему в это время чуть ближе придвинулся охранявший ханские покои батыр. Обнажил свою огромную саблю, и занёс её над головой несчастного, посмевшего так опрометчиво для себя молвить слово, обратив тем самым на себя ханский гнев.

Мурза чуть поёжился, провёл рукою по своему горлу, словно проверяя, на месте ли ещё его голова. – Да простит меня Хан всей Степи, за мою дерзость, но…

Договорить ему не дал сам Талабуга. – Говори, хватит уже всех этих прелюдий!

Ещё раз рочистив горло, тот продолжил. – Может перед казнью, сперва стоит выслушать, что нам расскажут эти самые беглецы, от чего же они так поспешно бежали? И что стало с самим Тарханом, а уже после этого, стоит отрубать им всем головы? – закончив говорить, так и замер в глубоком поклоне, не решаясь разогнуть свою спину. С лёгкой дрожью во всём своём теле ожидая ханского решения, одновременно с этим искоса поглядывая на опущенную перед собой саблю батыра, не дай боги она сейчас пойдёт в верх, чтобы тут же опуститься обратно.

Талабуга поморщился. Признать, что в порыве гнева, такая очевидная мысль не пришла ему в голову самому, он не мог, не потеряв при этом лица, но и отвергнуть такое очевидное предложение, было бы чересчур глупо. Наконец, он махнул рукой, чтоб батыр оставил советника в покое, и занял своё прежнее место у входа в шатёр.

Затем указал на мурзу. – Ты, лично доложишь мне о причинах поражения этих недостойных жизни поганых псов, и о судьбе моего старшего сына! – заслышав такое, советник спешно попятился задом к выходу.

– А вы! – хан обвёл взглядом оставшихся. – Немедля готовьте мои тумены к выступлению, и как только я узнаю подробности этого прискорбного поражения, мы тут же двинемся дальше, на последнюю оставшуюся крепость словенцев, за которой они так ищут своей защиты!

– Оставьте меня! – было последнее его распоряжение. И подобрав одну из раскиданных им же самим подушек, уселся на неё прям посреди шатра.

– Значит! – принялся он рассуждать, когда его все покинули. – Словенцы собрали новое войско, на которое и наткнулся Тархан. Которое сейчас к тому же находится где-то совсем неподалёку. А раз он потерпел в его разгроме такую неудачу, то оно, пусть и потрёпанное, но всё ещё бродит где-то неподалёку. А двигаться дальше, имея за спиной такого врага, который к тому же норовит воткнуть в неё нож, мне сейчас было бы совсем не с руки. Значит, прежде чем вести Орду на Аркаим, необходимо покончить именно с этим невесть откуда появившимся войском. Ведь после встречи с его туменами, под командованием Тархана, пусть даже и его сын при этом погиб, такую мысль Талабуга всецело допускал, но и от этой дружины наврятли сейчас много осталось.

А Тархана, пусть он и был его старший, любимый сын, но ему, Талабуге, есть кем его заменить! Благо, сыновей у него ещё очень много!

Принятие решения

Наскоро подведя со своими командирами итоги минувшего боя, в котором наспех собранное княжеское войско всё-таки несмотря ни на что показало, что теперь с ним стоит считаться любому врагу. Я уже было хотел отдать команду немедленно сниматься с места, и побыстрее сменить место нынешней дислокации, чтоб как можно быстрее покинуть место недавнего побоища. Но тут в мои планы, неожиданно вмешались давние традиции предков, которые в своих планах я никак не предвидел. И как оказалось, против которых я был совершенно бессилен, а именно, так это обряд погребения павших в бою воинов.

Собрав тела всех своих, погибших в этом бою, чему я был совершенно не против, предварительно освободили их тела от железа. Затем воины возвели здоровенные погребальные курганы из толстых брёвен, нарубленные тут же в лесу, на которых и собирались всех их сжигать. Вот тут-то я и попытался всем вдолбить в голову, что этого никак нельзя делать. Ведь поднимаемый дым от таких огромных костров, которых к тому же, насчитывалось несколько десятков, а тот и сотен, будет виден далеко за линией горизонта. И Орда, будь она неподалёку, нас по нему с лёгкостью вычислит. Но моё альтернативное предложение, на захоронение павших воинов в братской могиле, было воспринято буквально в штыки, всеми без исключения, кто это слышал. Даже мои побратимы, Асила с Радимом и те, хоть и не высказались об этом в открытую, но при этом моём заявлении отвернули свои лица в сторону, дав понять, что и они против этого. Лишь сухо прокомментировав, что душа павшего должна возродится, а для этого ей необходимо очистится в пламени костра от бренной телесной оболочки и всех сопутствующих ей грехов.

И хоть мой авторитет в дружине после такой ошеломительной победы над Ордой, в которую до этого не каждый-то из неё и верил, теперь взлетел до невиданных высот. И теперь я для них был, как минимум, вторым после “бога”. Но я всё-таки быстро сдался под косыми взглядами назначенных мной же самим командиров, и не стал идти наперекор устоявшимся веками традициям. Хотят жечь, пускай жгут! Расценив это, однако по-своему! Орда и без того приблизительно знает, где мы сейчас находимся, просто по дыму это будет совсем уж очевидным, что мы до сих пор всё ещё топчемся на одном месте. Поэтому я всё же позаботился выслать конный патруль на большее расстояние, нежели он находился до этого. На случай непредвиденной ситуации, но всё обошлось благополучно.

Аккуратно сложив павших воинов в несколько рядов штабелями, на предварительно сооружённые погребальные костры. Всё войско выстроилось в несколько шеренг тут же. – Жалко, что волхва среди нас нет. – утробно заговорил Радим. – Это его святая обязанность провожать души павших в Загробный Мир! Но ничего, богиня Карна и сама в этом управиться! – помолчал. – Только его роль всё же тебе придётся исполнить. – и серьёзно посмотрел на меня, но видя, что я его не понимаю, стал разъяснять. – Раз мы в походе, то ты, как главный воевода, должен первым запалить погребальный костёр, тем самым открыть дорогу душам усопших в Перунову дружину. И возносясь в Ирий они смогут там занять достойное место подле него, и в последующем будут ждать своего перерождения.

Спустившись с коня, я отдал его своему ординарцу, а сам взял в руки поднесённый мне факел. Двинулся с ним к самому большому кургану из человеческих тел, на котором их покоилось не меньше трёх сотен.

– Воины! – поднял высоко руку с зажжённым факелом, обращаясь к выстроившемуся вдоль череды таких же курганов своему войску. – Вы достойно сражались, и вы победили! Ещё не время оплакивать павших, ведь это ещё далеко не конец. И как бы мне не хотелось, но подобных курганов будет ещё очень много, пока мы с вами под корень, не уничтожим поганую Орду, что вторглась на наши пределы! А что касается павших. -сделал долгую паузу, низко склонив голову, отдавая им дань памяти. – То всем им вечная Слава, за то, что они бились достойно, ни жалея ни себя ни своих сил, не дрогнув, и не показав свою спину врагу, не пропустив его мимо себя, не подставив тем самым тех, кто бьётся плечом к плечу рядом с ними! Слава павшим в бою героям! – прокричал я уже во всё горло, взмахнув рукой с факелом.

– Сла-ва! Сла-ва! Сла-ва! – троекратно отозвалось всё войско, одновременно сотрясаясь от ударов клинков о щиты, либо же просто, закованным в латную рукавицу кулаком о свою спрятанную под броню грудь. И я поднёс факел к сушняку, специально приготовленному для розжига основных поленьев. Огонь тут же занялся, моментально перекинувшись и на более толстые жерди, что служили опорой для всей этой громоздкой конструкции. И вот, уже буквально через минуту, в верх взвился огромный столб пламени, заставивший меня отойти немного назад, от вырвавшегося наружу вслед за ним нестерпимого жара. А в воздухе отчётливо повис удушливый запах горелого человеческого мяса. Повернув голову влево, туда, куда уходила вереница погребальных костров, увидел, что все они так же, как и мой, уже во всю полыхают. Поднимая высоко в безветренном небе чёрные столбы дыма.

– Сколько вас ещё таких будет? – прошептал я лишь одними губами.

Хорошо, что хоть истратив тогда после боя на раненых все свои силы, удалось их всех до единого вернуть обратно в строй, а то погребальных костров могло бы быть в разы больше. Ведь те, до которых я тогда просто ещё не успел дойти, чтоб исцелить их страшные раны, всего лишь немного не дождавшись меня, и умерли от банальной кровопотери.

А исцелённые мной хоть ничего и не понимали, как это так, их вчерашние раны чудесным образом сами собой затянулись. И только открыв по утру глаза, они уже самостоятельно вставали на ноги и не на радуясь такому событию возвращались обратно в строй.

Слухов конечно же по этому поводу избежать никак не удалось, ведь многие видели, как к раненным ночью приходил никто иной, как сам воевода, то есть я, а после и вовсе… Прогнав с глаз долой всех лишних носильщиков, как только ими был принесён последний изрубленный воин, остался с ними наедине. А на утро произошло такое чудо, с их никому необъяснимым исцелением.

После чего все ошарашенно пялились друг на друга, ища у себя и товарищей на теле вчерашние дырки от копий, стрел, порезы клинков, но не могли найти на своём теле даже захудалого синяка. Запёкшаяся на теле кровь с дырками в броне никуда не делись, а вот раны необъяснимым образом пропали. Они вставали на ноги, и сами, на своих двоих, возвращались к своим командирам, по пути неоднократно задирая на себе рубахи и показывая идущему рядом с ним ещё вчера вечером точно такому же увечному, как и он сам, те места, где ещё ночью находились неизлечимые, по их понятию, раны. А теперь на том месте красовались едва различимые шрамы.

Эту мою сокровенную тайну знали лишь мои побратимы Радим и Асила, единственные двое из людей, кто вообще знал мою тайну. Ну и ещё, пожалуй, частично княжий отрок Сван, которого я на ровне с остальными раненными в том бою исцелил одним из первых. Раз мы с ним уже были знакомы до этого, то я предварительно оставил его в сознании, зная, что когда я закончу с остальными, то сил после этого у меня уже совсем не останется. И чтоб он мне после этого хоть как-то помог добраться до моего шатра. Но тот строго-настрого предупреждённый мной, держал свой язык за зубами, не решаясь об этом задать вопрос даже мне самому.

Так, что, теперь вокруг моей скромной персоны, среди всех воинов до единого, витал мистический ореол, который они периодически в пол голоса обсуждали у вечерних костров. В чём я лично, пока особых проблем для себя не видел! Видят солдаты в своём командире героя, пусть даже кудесника, так оно ведь так и должно быть! Главное с моей стороны – это оправдать возложенные на меня все их надежды!

Ну а главной же для меня сейчас проблемой было то, что же мне теперь в сложившейся ситуации предпринять дальше? Ведь до этого я, признаваясь самому себе, даже не мог представить, что эта победа нам дастся столь малой кровью.

Разгром трёх ордынских туменов был на лицо, мы порубили их всех подчистую. После чего я имел у себя за спиной почти три тысячи пленных степняков. И хоть их военачальнику в честном поединке я самолично свернул шею у всех его и своих воинов на виду. Признаться, что совсем не входило в мои планы, и такого персонажа я бы первым хотел видеть у себя в плену. Но из-за вмешавшегося в ход моих мыслей самого Хаоса, перехватившим контроль над моим собственным телом на всего лишь короткий миг, но это всё же произошло.

И при одном только воспоминании на кануне битвы моего с ним ночного разговора, меня тут же начинал бить холодный озноб. Мысли в голове начинали путаться, и та совсем переставала соображать. А когда в голове всплывал его ультиматум, что он мне тогда выдвинул, то мне не то что б по земле хотелось ходить, а как раз наоборот, хотелось бы залезть в самую неприметную дырку, и просидеть там до тех пор, пока всё само собой не уляжется.

Но я отчётливо понимал, что такого не будет. И мне в будущем либо предстоит присоединиться к нему, и уничтожить вместе с ним всех богов, (понятия не имею, я-то тут ему чем могу пригодиться?) не говоря уже о людской составляющей. Либо, возможен вариант встать в аппозицию, и тут же незамедлительно быть уничтоженным им, уже самому. В общем, в моём случае, хрен редьки был никак не слаще!

То, какую сторону в этом единоборстве мне, как человеку двадцать первого века предстоит принять, я для себя конечно же уяснил почти сразу. Но хреновый осадок на душе всё-таки остался. Зная мощь обоих противоборствующих сторон, сделать свой выбор, знаете ли, очень даже непросто. И поэтому у меня постоянно не шла из головы одна единственная мысль, что есть там, за смертью? За тем моментом, когда человеческое тело, поглощающее и переваривающее пищу, испытывающее холод и жару, удовольствие от секса и боль от ударов, словом, ничем не отличающееся от любого другого животного, сломается и перестанет удерживать в себе меня. Уж не знаю, как это лучше назвать – душу ли, сознание или разум. И что ждёт меня там, за не такой уж и далёкой, и главное, непременно когда-нибудь ожидающей каждого из нас гранью?

Но это только в том случае, если ты намерен делать ставки на будущее с целью своей дальнейшей выгоды. Ставки же я никогда в своей жизни не делал, и сейчас был не намерен, на тех, кто победит: всемогущие Боги или же сам Хаос. И выгоды для себя ни в каком из возможно развернувшихся после этого сценариев я не искал. Я просто поступил так, как меня в детстве когда-то учили мама и папа. (В основном папа конечно).

– Послушай-ка сюда сынок! – любил частенько поговаривать мой отец, когда на заданный им вопрос я начинал юлить и никак не мог определиться со своим выбором. – Ты можешь принять любое, кажущееся верным тебе решение, независимо от того, что от тебя ждут. Главное, чтоб тот результат, который всё-таки будет принят тобой на выходе, соответствовал возложенным на тебя ожиданиям.

Но когда я повзрослел и началась моя служба в армии, то данное отцовское изречение для меня приобрело немного другое звучание, но суть его всё равно осталась неизменной. – Ты командир! Ты волен единолично принимать любое, кажущееся тебе верным решение, при этом ни на кого не оглядываясь. Но при этом стоит не забывать, что за тобой стоят люди, которым и расхлёбывать ту кашу, что ты намерен сейчас заварить.

Ведь той самой ночью на кануне битвы с ордынцами, когда он против моей собственной воли, всё-таки смог подчинить себе моё тело. И я словно безвольная кукла попёрся через всю лесную чащу на встречу к нему. А потом он ещё раз доказал мне, что такое может со мной случиться в любой, самый неподходящий для меня момент. Продемонстрировав это мне в самом исходе моего поединка с поверженным мною темником Тарханом, старшим ханским сыном, что был отправлен лично им по наши души.

У каждого человека есть талант! Просто большинство не открыли его в себе и вынуждены всю жизнь заниматься делом, к которому не имеют ни дарования, ни желания – тратя на это дело несоизмеримо больше сил, чем потратил бы кто-то другой, более в этом способный, а отдачи получая несоизмеримо меньше. Такой человек от рождения и до самой смерти будет страдать, подспудно осознавая свою никчёмность, и не важно на какую ступень пирамиды человеческого тщеславия поставит его судьба – князя или золотаря. Такой человек в худые минуты всегда будет клясть свою жизнь, надоедая жалобами родным, друзьям, богам. Ища оправдания тем или иным поступкам и событиям – и уж точно никогда не будет счастлив!

Мне же, оказавшемуся в этом мире, выпал шанс начать свою жизнь заново, стать: пастухом, земледельцем, каждый день ковыряющемся в земле на своем огороде, или может быть заняться каким-нибудь промыслом, податься в город и открыть свою лавку, сделавшись торгашом. Но не по душе мне всё это, я чётко решил для себя, в чём состоит мой долг, а человек неукоснительно следующий Долгу, бесстрашен и непобедим. Прямая дорога лежит перед ним, и мир вокруг выстраивается простой и понятный, и на любой вопрос есть ответ. Но эта дорога и этот мир такие, как они есть – существуют лишь в моём сознании. В реальности же я могу легко пойти и по неверному пути, потому что не действительность ведёт меня, а я сам изменяю её так, как велят мне мои правила. И пойти по неверному пути и понять этого, видя перед собой всю ту же прямую дорогу так же легко.

Отбросив все мучавшие меня до этого момента сомнения, (как любили у нас частенько поговаривать: “Сильному это не надо, а слабому это не поможет!”) я принял решение-иди до конца, и поставить жирную точку во всей этой неразберихе!

Первым делом, после окончания битвы допросил всех уцелевших командиров из числа пленных степняков, и после этого я уже имел почти полное представление о численности противостоявшей нам Орды, и планы с конечными целями их хана Талабуги. Что мне конечно не принесло особого облегчения, а только прибавило головной боли.

Одной из острых проблем на данный момент была нехватка банального провианта для всего моего войска, а попросту, жратвы. Ведь такую прописную истину я усвоил ещё в военном училище: солдат должен быть обут, одет, накормлен и как следует отдохнувший, только после этого ты можешь с ним делать всё, что захочешь! Иного же у меня в войске осталось немного, даже учитывая павших, ещё куда бы ни шло, но с лихвой прибавились и пленные, которых морить голодом я пока не планировал. Хоть уже и не раз поступали предложения от моих командиров пустить их всех без раздумий в расход. Но я строго настрого запретил их всем трогать, никому и никак не объясняя своего такого решения.