Без нас, никто! 2 Чужая война

– Забудьте о том, что вы сейчас видели! – и внимательно посмотрел в глаза каждого. Каждый из них нервно сглотнул, только повстречавшись со мной взглядом и выдал утвердительный кивок.

– Как там дела у остальных? – перешёл я к насущному, что меня сейчас волновало намного больше, чем изумлённо-напуганные рожи соратников.

Лихо посмотрел в сторону поля, но отсюда было толком не разглядеть, что же там на самом деле сейчас происходит. И собрав уцелевших воинов мы побежали к выходу из деревни, чтоб на самом её краю увидеть лишь то, как в нашу сторону на всех парах скачет Лутоня, а за ним еле поспевая, ещё с пол сотни латников. Остальные же продолжали копошиться на поле, занимаясь оказанием помощи своим раненным, и добивая уцелевших врагов. Всё это однозначно говорило о том, что мы всё-таки победили!

Лёжа на животе в высокой траве, Лутоня не переставая гладил по шее лежащего рядом своего верного скакуна, чтоб тот ненароком не вздумал подняться. Обернулся назад, но из-за всё той же травы, что уже давно было пора скашивать на зимнюю заготовку корма для скота. Только и смог, что рассмотреть двоих воинов, что также, как и он, прильнув всем своим телом к земле, находились сразу за ним. Развернулся обратно, и слегка приподнявшись на руках, попытался разглядеть поганых ордынцев, что в этот самый миг выходили из леса. Но толком ничего не увидел, и не став рисковать быть ими замеченным, улёгся обратно. Вместо этого припал ухом к земле и стал внимательно слушать, как та в ответ отзывается глухим гулом от бьющих в неё тысяч копыт и множества подпрыгивающих на дорожных кочках тележных колёс.

Затаил дыхание, в ожидании сигнала к атаке от дозорного, что вот-вот должен был раздаться над полем. По его мнению, тот давно должен был прозвучать, но всё никак не хотел разноситься над полем. Время шло, а того по-прежнему не было. Теряя терпение, он всё чаще ловил себя на мысли, что сейчас не удержится и приподнимет из травы голову, чтоб самому тщательно оглядеть всю округу. Но вовремя вспомнив слова воеводы, которые он произнёс на прощанье каждому из троих командиров, ещё и пригрозил своим здоровенным кулачищем. – Чтоб даже чихом никто из вас и ваших бойцов себя не выдал! – а посему было видно, что мужик он серьёзный и на ветер своих слов не бросает. Сказал, что лично голову оторвёт, значит так оно и будет.

Да и сколько он таких помнил, но не бывало на его памяти ещё таких воевод, чтоб о воинах пуще себя пеклись. Всяких он успел повидать за свою ратную службу: и таких, что рубаками были отменными, и первыми в бой бросались и последними из него выходили, и тех, которые в бой лично совсем не спешили. И даже таких, которые дружину свою без счёта на поле брани ложили, лишь бы к князю потом с высоко поднятой головой подойти и доложить, что ворог повержен.

Но этот совсем не такой. Странный он какой-то! Хотя в чём-странность-то его заключается, Лутоня всё никак не мог взять в толк? То, что он о дружине печётся, слышал даже, что он с самим Миролюбом поспорил, чтобы тот харчей им в дорогу побольше подкинул. Ведь изначально задумал прожить с дружиной дольше, чем им был отмерен срок выданного в дорогу пайка.

С гвоздями, опять же, как ловко придумал, которые не одну сотню орды ещё на подходе к первой линии обороны, к Ящеру в пасть отправили. А то, что он на Калке учудил, так это совсем ни в какие ворота не лезет, и не на какую голову не на лазит. Это надо же, такую битву выиграть, и самое главное с кем, в основном со вчерашними землепашцами, мужиками лапотниками. И на смертельный двубой решил лично выйти, когда остатки ордынцев и так уже были разгромлены, последнее усилие с их стороны, и нет тех более. Так нет, не о славе своей он тогда думал, что добудет себе в том поединке, а о тех своих воинах, что могут полечь при этом последнем натиске на зажатых со всех сторон степняков. Над которыми к тому же не дал чинить никакой расправы, не иначе опять что-то задумал?!

А с ранеными-то как вышло, уже ведь и попрощались все с ними, зная, что до утра мало кто из них доживёт. Но нет, на утро раненые с того света на своих ногах сами вернулись. Опять же, загадка! А ведь на кануне вечером воевода Сармат их тогда единственный, кто навещал.

С тех пор разговоров о нём у ночных костров среди воев множество разных бродит, одни причудливее других. Но все они неизменно схожи в одном, что никто из ратников, более не желает себе в воеводы никого другого. И все они по первому его слову готовы пойти на лютую смерть, лишь бы видеть, что и он стоит рядом с ними. А коль такое случиться, то значит не придаст он их и не бросит. При этом сам из шкуры своей так извернётся, но все сделает для победы, и для того, чтоб её вместе с ним праздновало как можно больше уцелевших дружинников.

Поймав себя на этой мысли, Лутоня задумался, а как он лично на всё это смотрит? То, что он уважает своего воеводу, это, бесспорно! И не только потому, что он поставлен над ним старшим по чину, а именно за дела его и поступки. Видел ли он хоть кого-то, кто мог бы хоть в малом сравниться с ним в хитрости и заботе о людях? Нет! Возможно видел сильнее и свирепее, но не таких, которые лично пытаются быть в нескольких местах одновременно. При этом где-то помогая не только словом, но и делом, а где-то и перенимая это самое дело у усердно выполнявших его людей.

Готов ли он сам сложить за него голову? – Да, готов! – без малейших раздумий ответил он на свой же вопрос. Ведь мало таких людей на белом свете, чтоб о других пеклись больше чем о себе самом. По крайней мере он таких ещё точно не видел. (ну кроме Светлого князя, который о всём княжестве думать должен)

Дальше он не успел додумать свою мысль, так как над полем наконец-то раздался условленный сигнал дозорного, что схоронился почти у самой кромки дороги, завалив себя небольшим стогом из специально для этой цели накошенной травы. И означающий, что воевода уже давно принял бой в деревне, и теперь пришла и их очередь атаковать супостата.

– Надо же! – пронеслась в голове шальная мысль пока он поднимался с земли. – Опять воевода, лично встал на самое острие атаки, увлекая на себя самую большую часть врага, а им же предоставил действовать из засады.

– Собрать строй! – резко вскакивая на ноги вслед за собой поднимая коня, закричал во всё горло Лутоня. И ловко запрыгнув в седло всхрапнувшего от долгой лёжки коня, отстегнул притороченные к его крупу копьё и щит. Воины, ловко встали с земли, словно грибы после тёплого дождичка, тут же начали образовывать ровную линию, опуская в сторону заметивших их ордынцев свои длинные копья. Лутоня удостоверившись, что его строй готов для атаки, ведь под его началом находились лучшие княжеские дружинники, богатыри, прошедшие с ним не один тяжкий бой. Которые и без лишних команд знали, что им надобно делать. Только после этого повернул к врагу голову, и тут же ахнул, чуть придержав уже рвущегося в гущу сражения ретивого скакуна.

С той стороны их конечно же сразу заметили, ведь отделявшее от дороги расстояние, было не больше версты. Но в отличие от первого раза, нынешняя охрана обоза составляла куда большее число ордынских всадников. А в прошлый раз только почуяв угрозу, они почти все кинулись в рассыпную, а часть, и вовсе попряталась под телеги, откуда их потом пришлось чуть ли не силком выковыривать. А эти же нет, даже с места не сдвинулись, лишь плотный строй вокруг телег собирают, того и гляди, сами в напуск пойдут. А у него под рукой всего одна сотня воев.

Лихорадочно закрутил головой, видя, как по обе стороны от него в сотне саженей уже выстроились к атаке другие сотни, и также, как и он ропщут на месте, ожидая от него сигнала. А он всё никак не мог решиться отдать команду к атаке. Ведь идти в атаку, как это было в прошлый раз до этого, сейчас было чистое смертоубийство, слишком уж не равны их силы. Но то, что атаковать непременно надо, было понятно, как божий день. Ведь в деревне уже давно идёт сеча, и скорее всего их воеводе давно нужна его помощь. Но пока он не покончит с охраной обоза, нечего было даже об этом и думать.

Привстав в стременах, он смог отчётливо разглядеть, что те в это время начали разворачиваться. – Агиша! – пронеслась в его голове мысль, он уже напал. Ведь в том месте дорога довольно близко соприкасалась с самой лесной кромкой, и поэтому основная часть конников ехала именно с его стороны от обоза. А из-за того, что Агиша укрывался в лесной чаще, то не смог доподлинно разглядеть, сколько в охране обоза находится степняков.

– Вперёд! – заорал он, и пустил коня рысью. Пока ещё было время до прямого столкновения беспрерывно соображая, как ему лучше всего поступить. Атака линией не пройдёт, слишком мало их было для этого, не смогут они собой продавить плотный строй кочевников. Остается лишь клин, но и тут их могут попросту задавить числом, как только они после удара увязнут в их гуще. Ведь именно это с ним и случилось, когда князь отправил его встретить ворога ещё на подходах к славному Аркаиму, выделив под его начало несколько хорошо вооружённых и обученных полков. И что в итоге от них осталось, жалкая кроха чуть больше тысячи, а сейчас уже и того меньше.

Прав был Сармат, собирая по вечерам вокруг себя командиров, и вбивая в их одеревеневшие головы, что командир перво-наперво должен всё хорошенько продумать, а уж потом, если в том есть большая нужда, то переть на врага, как бык на красную тряпку!

И Лутоня наконец-то решил, как ему сейчас стоит атаковать. Пока ещё кони не набрали полный разбег, он начал резко заворачивать вправо. На ходу отдавая команду к перестроению в клин. Попутно отрядив одного из всадников, чтоб тот сломя голову мчался в левую сторону, и передал его приказ трём другим сотням, к точно такому же перестроению. Только чтоб они предварительно собрались в один монолитный кулак, и только после этого атаковали врага со своей стороны, ударив при этом ему в левый бок.

Вот тут он уже разогнал своего скакуна в полную силу, при этом чуть вырвавшись вперёд от остальных, вставая на самый край острия вытягивающегося позади него клина. Оставшаяся сотня начала быстро выстраиваться за ним, с каждым новым рядом всадников увеличиваясь в ширину в их количестве.

Видя, что вместо того, чтоб ударить в лоб по обозу, Лутоня несётся прямо на них. Остальные сотни замедлили бег, чуть ли не до неспешного шага, дожидаясь, когда он до них доберётся. – Встроиться в клин! – проорал он во всю глотку, стараясь перекричать грохот копыт богатырских коней, и не сбавляя скорости проскакал дальше. Те правильно поняв своего командира, на ходу начали вливаться в строй следом за ним.

Только когда третья сотня присоединилась к нему, Лутоня начал разворачивать своего скакуна, выбирая место для своего удара. По ту сторону обоза, уже во всю шла жестокая рубка. И судя по всему, воям там приходилось не сладко. Хоть они и успели посеять первоначальную панику, пока часть охраны обоза перебиралась на противоположную сторону, но дальше дела их пошли совсем худо. Разделённые сотни бились каждая по отдельности, зажатые со всех сторон, они не имели возможности прийти на помощь друг дружке. А облепившие их со всех сторон вороги, начали их потихоньку теснить, на глазах уменьшая их и без того небольшое количество.

На полном скаку Лутоня сшибся с вылетевшим на встречу ему степняком. Те, всё-таки не стали дожидаться, пока он закончит свой обходной манёвр и зайдёт им с правого бока, послали на встречу своих. Сойдясь с ними в паре сотен шагов от обоза, ратники смогли их довольно легко опрокинуть. Ведь не тягаться низкорослым кочевникам, на их мелких лошадках, отлично пригодных для скорости и долгой скачки, но не способных выдержать на себе закованного в толстый булат княжьего дружинника, бывших всех как на подбор могучими воинами на своих богатырских конях. Которые даже не стали обращать своего внимания на разлетевшихся во все стороны остатки уцелевших после такого удара всадников.

Не став после этого останавливаться, чтоб не терять своей скорости, сотни промчались дальше, и ударили уже в основной строй. Который выставив перед собой короткие копья, почти в два раза короче словенских, приготовились к отражению бешеного натиска. Только вот их удар пришёлся не в лоб, как те изначально подумали, а по касательной. Помня свой прежний горький опыт, на этот раз Лутоня зашёл чуть на искосок, стоптал только несколько первых рядов, и не став углубляться в их самую гущу, тут же вышел из схватки. И повёл своих дальше в поле, чтоб развернуться, набрать скорости для разгона, и тогда уже вновь ударить.

На третьем заходе, видимо предугадав его действия, степняки уже не дали им вырваться, загородив дорогу всей своей массой. Богатыри тут же потеряли разбег, и понемногу начали вязнуть. Пришлось отпустить бесполезные копья, и взяться уже за мечи. Началась кровавая сеча! Пробившись к обозу, Лутоня тут же оказался отрезанным от своих. Ему пришлось соскочить с коня прямо на загруженную разным добром телегу. Пинком выбив с неё пытавшегося помешать ему в этом возницу. Перехватив поудобнее меч, он начал с высоты нагруженных на телеге мешков, опускать его на головы теснившихся вокруг неё всадников. Разрубая те вместе с одетыми на них дуулгами

, а попадая на плечо, легко рассекал, не смотря на всё разнообразие защитных кояров

, худесуту хуяг

, хатангу дегель

и тегеляев

. Расчистив вокруг телеги пространство, он в пять прыжков оказался на следующей телеге, начав рубить супостатов уже с неё.

Перебегая от телеги к телеге, он рубил всех, до кого только мог дотянуться кончик его меча. По пути заметив, что дела у Агиши с товарищами идут совсем худо. От его пяти сотен уже осталась едва половина, а круживших вокруг них радующихся скорой победе ордынцев, было ещё предостаточно. Перевёл взгляд на своих, у тех дела шли ненамного, но лучше. Всё-таки бывалые воины, они, сомкнув конный строй, шаг за шагом продолжали уверенно теснить степняков.

Хоть с одной стороны от обоза наступило шаткое равновесие, когда ещё до конца не понятно, кто кого одолеет. Ну а со второй стороны, всё было предельно ясно, Агише точно не выстоять! Но тут пришла нежданная помощь, о которой никто из них даже и помыслить не мог.

Сумев пробиться с левого края остальные сотни Лутони, начали наседать, со своей стороны. Врезаясь в спины пытавшихся сдержать его степняков. Видимо выставив на его пути заслон, те сильно ослабили свой левый край, увидев такое, этой возможностью и воспользовались его воины.

Пробежав по телегам поближе к ним, он начал орать что есть сил, размахивая над головой мечом, тем самым привлекая к себе внимание, чтоб те немедленно отрядили часть воинов на помощь на противоположную сторону от вереницы телег, через которые не так-то и просто протиснуться конному. Поэтому части из них пришлось откатиться назад, для набора скорости и для атаки. И только после этого они ударили в полную силу, придя на помощь товарищам.

Этот удар почти и решил ход всей этой битвы. Степняки начали хаотично метаться, от одного отряда к другому, не зная, где им лучше сдерживать натиск. Что давало воинам хоть короткие, но передышки, после чего они с новыми силами начинали рубить врагов. Теперь и с другой стороны наступило шаткое равновесие, когда ещё не до конца было ясно, чья сила всё же возьмёт верх.

А вот чего Лутоня сейчас точно не ожидал, так это того, что в это самое время, когда всё что угодно может переломить ход сражения, и склонить чашу весов в любую из неистово сражающихся сторон, к ним подоспеет подмога. Он сперва с высоты телеги заметил, и только потом уже понял, что это именно стороны леса, оттуда, откуда торчал хвост ещё не до конца показавшихся из него обоза. Огромной гурьбой несётся толпа полуголых, ободранных в кровь мужиков, вооружённые кто чем, придётся: кто сжимал в руках ордынскую саблю, кто вцепился в копьё или щит, другие, совершенно безоружные, подбирали оружие прямо на бегу, ведь убитых вокруг было много. Но были и такие, что, обезумев от злобы и накатившей на них ярости с жаждой мести, без устали рвались в перёд с одними только голыми руками, совершенно игнорируя лежавшее повсюду оружие. Большим своим числом падая на землю пронзёнными, и изрубленными на лоскуты, но всё-таки успевая напоследок обнять в смертельном объятии и своего убийцу.

Теперь с исходом боя было всё ясно! Такого не ожидал никто, не дружинники, ни тем более сами кочевники, что несколько сотен взятых ими в полон рабов, перебьют всю охрану и так вовремя подоспеют к своим на подмогу.

Лутоня в очередной раз с тревогой посмотрел в сторону деревни, что же там сейчас происходит? Но со своего места ему ничего было не разобрать. Ясно только одно! Никто не мчится в их сторону, врагов не видать, но и своих так же не видно. Он стрелой понёсся к своим воинам, вскочил в опустевшее седло первого попавшегося на пути скакуна и забрав с собой тех, кто был сейчас неподалёку, немедля понёсся с ними на выручку к своему воеводе. Но не успел он доскакать до первой деревенской околици, как его взору открылась гора изрубленных трупов, над которой тяжело переставляя ногами, ходили уставшие воины, и не церемонясь втыкали то в одного, то в другого, свои копья с мечами.

– Как там у тебя? – не сразу расслышал он крик своего воеводы, что в это время вместе с Лихо стоял чуть в стороне от остальных.

Соскочив с коня, он сразу же поспешил к нему и только подойдя вплотную, совершенно опешил. Нет, он тоже, конечно, был частично испачкан в крови, по большей частью чужой. Но в тех местах, где вражьи сабли и копья всё же нашли лазейку в доспехе и добрались до его тела, выступала и своя собственная. Но то, как выглядел их воевода, это было сложно передать даже словами. Он словно в кровавой реке целиком искупался! И эта, ещё совсем свежая кровь, не успев до конца засохнуть, стекала с его насквозь промокшей одежды, даже оставляя под ним небольшие лужицы. Лутоня резко перевёл взгляд на второго, но тот выглядел вполне обычно, как человек побывавший в сражении: царапины, синяки, опухшее ухо, кровоподтёки, имеется несколько серьёзных вмятин на зерцале

. Но в целом, ничего серьёзного!

А этот же словно в кровавой бане побывал! Он даже сперва испугался, что он весь изрублен, и на нём нет ни единого живого места, что не подверглось бы избиению. Но на удивление, голос у того был бодрый и чистый, да и на ногах своих стоит, как ни в чём не бывало. И на выпученные от удивления глаза Лутони, даже не реагирует.

Тогда он снова задал немой вопрос, на этот раз Лихо, взмахнув рукой на воеводу, но тот промолчав, лишь отвёл глаза в сторону. Дав этим понять, что у него лучше о том не спрашивать, а хочешь ответа, то к воеводе и приставай.

Тут затянувшееся молчание перебил сам воевода, который всегда после битвы задавал один и тот же вопрос. – Что там у нас с потерями?

После ухода брата, Яга обернулась к своей работнице, что всё это время тихо сидела за печкой, не показываясь им на глаза. – Луша, собирайся в дорогу!

Только хлопнула плотно закрывшаяся за Кощеем дверь, та наконец-то вышла из своего закутка. – Мы куда-то отправляемся?

– Нет, только ты.

– Но тётушка… – взмолилась девица. – Ты меня прогоняешь?