В мирах коммуны и капитала

В таких дворах в уютных уголках местные ребята собирались на свои встречи. Они могли втайне от взрослых покурить, поиграть в карты на деньги, или нос. Многим нравилось играть на деньги в стеночку. Девчонок в такой круг не допускали. Да они и не подходили, так как такие сходки были угрожающего вида. Скопление подростков, которые толпились в самых мрачных углах двора у многих приличных людей не вызывало положительных эмоций. Поэтому родители запрещали девочкам, которые жили в этих домах подходить, а тем более дружить с такими плохими мальчиками. Но парней это не смущало и не огорчало, а даже, скорее всего, радовало. Мы хулиганы – это звучало также гордо, как мы – герои. Поэтому в таком возрасте примерно 13–15 лет интерес был в другом. Чисто мальчишеский. Подраться с ребятами с соседнего двора, пострелять из рогаток или сделать настоящий самопал и прочие приключения, за которые обычно, если попадались, то родители нещадно били по голым задам своими широкими ремнями. Единственная среди их круга была довольно симпатичная дворовая девчонка Нинка. Она ходила в широком коротком платье. Под ним были видны загорелые мускулистые ноги. Иногда при порывах ветра парням удавалось увидеть ее белые или черные трусики. Но парни стеснялись ее. Втайне даже поговаривали, что она занимается любовью с взрослыми парнями. За ней иногда заезжали на мотоциклах почти мужики. Она садилась на заднее сидение, обхватывала мотоциклиста за живот. Мотоцикл, урча, уносил Нинку куда-то туда, о чем парни даже не могли сказать. Нинка для них была первой женщиной, скорее всего девушкой – загадкой. Она могла выпить стакан водки, как парни, курить сигареты и этим возбуждала интерес к себе. Но парни от нее держались подальше. В этом возрасте как бы возникала некая двойственность восприятия полового различия. С одной стороны многих тянуло к девчонкам, а с другой стороны парни боялись, что их обвинят в том, что они не мужчины, а такие же слезливые, как их младшие сестры или матери, которых колотили пьяные отцы-мужья. Благо таких примеров в семейных баталиях во дворе было множество.

В этот выходной день Вася с друзьями поехал в один из живописнейших уголков Ленинграда в поселок Солнечное.

Поселок Солнечное располагался на побережье Финского залива. Ранее это были финские поселения. Но в результате двух кровопролитных войн между соседями Советскому союзу удалось забрать эти земли в свою собственность. В этих местах еще остались добротные финские строения. Но теперь тут были построены разные санатории. Простые и непростые трудящиеся тут подкрепляли свое здоровье. Тут же некоторые счастливчики построили свои дачи. В результате чего – это место было благоустроено. По сравнению с другими пригородными районами Ленинграда, здесь было прекрасное магазинное обеспечение. Даже временами снабжение здесь было намного лучше, чем в самом городе. Поэтому в эти места устремлялось по выходным дням много горожан. Горожане, особенно те, у кого не было дачных участков или те, которые не хотели копаться, согнувшись в три погибели на свое небольшом кулацком хозяйстве, просто хотели полежать на солнечном берегу или поиграть в разные пляжные игры.

В этих местах собирались большие команды для игры в пляжный волейбол или иные. Здесь было много разных привлекательных мест. В Финский залив из этих мест стекало несколько небольших рек и ручейков. В результате этого в этой части создавалась своеобразная природа, в которой мелкие ручейки преображали природу. Поэтому эти места приманивали творческих людей для создания произведений искусства. Другие творческие люди стремились сюда со своими возлюбленными, чтобы вкусить аромат природы и любви. Даже городское руководство партии положило глаз на эту часть суши. Здесь был построен огромный комплекс для отдыха партийного руководства города и области.

Побережье Финского залива было мелководное, поэтому горожане в основном загорали.

Чтобы поплавать приходилось долго идти по воде пока не достигали нужной глубины. При этом берег виделся издалека и, было даже слегка страшновато.

Во всем этом были свои прелести. Василию нравилось тут отдыхать. Он мог с ребятами идти вдоль берега, ступая по мокрому песку. И жар, охватывающий все тело, охлаждался под ступнями, которые окунались в мокрый песок.

Особенную прелесть и ощущения вызывали, одетые в купальники, девушки. Они бежали или шли быстрым ходом, или лежали на песке. Все их прелести были на виду и вызывали жар внутри тела и странные желания.

Но, несмотря на такие фантазии, ребята стеснялись своих чувств и приезжали без девчонок. Поэтому они приезжали сюда своей дворовой командой. Это было некое табу. Всякий кто желал дружить с девчонкой, осуждался.

Они находили в прибрежном лесу уютное местечко, где разжигали костер и могли попить пивка, привезенного с собой и покурить сигареты. Естественно, если бы они это делали на видном месте, то дружинники могли бы их задержать.

Потом они любили играть в карты. В основном рубились в очко и Дирака. В очко играли по копеечке или на нос. А проигравшему игроку били половиной колоды карт по носу. Так и развлекались своими мужскими играми. Иногда бегали вдоль побережья и бросались друг в друга водорослями или играли в пятнашки. Таким образом, протекало время отдыха.

Поплавав в заливе, Василий вышел на берег и, подойдя к костру, снял плавки и повесил их сушить на рогатину неподалеку. Он всегда ходил в плавках. Вася хотел таким образом скрыть свое мужское достоинство, которое до неприличия, как ему казалось, выпирало.

Он надел на голое тело трико и побежал играть в волейбол.

Пока он играл, ветер раздул пламя и его плавки сгорели.

– Не расстраивайся – успокоил его База – Не такая большая потеря.

– Да тебе легко рассуждать – огорченно воскликнул Вася – как мне в таком виде идти.

– Конечно – согласился. Сиял – Так ты возьми нашу сумку и неси перед собой и все будет тип-топ.

Вася, прикрываясь сумкой, с ребятами пошел на станцию.

Когда они пришли на станцию, то платформа была плотно забита людьми. Отдыхающие стояли сплоченными рядами, утомленные солнцем и морем. Все терпеливо как советские люди ждали электричку. Хотя в воскресенье и пускались дополнительные электрички, то все равно в этой курортной зоне народу было полным полно. Нужно было еще учитывать, что электрички шли из дальних районов области. Садоводы уже в начале пути штурмовали пустые поезда и набивали битком своими урожаями и разными садовыми принадлежностями.

Обычно билеты никто не брал. Контролерам было трудно пройти через людские массы. Многие честные советские люди рассуждали так:

– Если все едут без билета, то я чем хуже. Тем более что нам внушают, что тут все мое. Даже песня есть такая: И все вокруг советское и все вокруг мое. Значит и вагон мой. Так что могу и не платить. Не могу же я платить сам себе. В случае чего скажу, что не успел купить. А контролеры не могут же арестовать или оштрафовать весь вагон.

Как только подошла электричка, Василий с друзьями влетел в тамбур и дальше уже не мог пробиться. Все нутро вагона был забито. В тамбуре было немного свободнее. Они остались стоять в тамбуре.

Василий стоял около разбитого окна и отгонял клубы табачного дыма. Ситуация была несколько парадоксальная. В вагоне было запрещено курить, а в тамбуре можно. В тамбуре стояли такие же советские люди. Курящий вставал со своего места в вагоне, оставлял на пустом месте свой рюкзак, доставал папиросы и выходил покурить в тамбур. Окутав клубами дыма пассажиров в тамбуре, курильщик, уходил на свое место. Сколько бы Василий не ездил и ранее, и потом. Никогда у советских людей не было возмущения по этому поводу. Раз в тамбуре разрешено, то, в общем, на общественное мнение и здоровье остальных советских людей можно было наплевать.

На следующей станции, когда электричка, замедлив ход, проходила вдоль платформы, то Василий увидел, что на ней скопилось огромное количество людей. Собравшиеся люди на платформе нервно шевелились. Василию казалось, что сейчас, когда электричка остановится, произойдет нечто страшное. Двери откроются. Людская лавина ринется на них, сокрушая все на своем пути. Холодок испуга проник в его душу.

Двери открылись. Народ хлынул. Скорее всего, не хлынул, а передовая часть была внесена. Впереди всех неслась молоденькая красивая светловолосая девушка с большой длинной и толстой косой. Она бежала прямо к Василию. Он не успел среагировать, как девушка остановилась около него. Всего лишь миг она находилась буквально в сантиметрах от него. Но через мгновение люди, оставшиеся на платформе, осознали, что электричка уйдет без них, а перспектив попасть в другие крайне мала. Собравшись с силами, они нажали на тех, кто стоял в тамбуре. Тела Василия и девушки плотно соприкоснулись на очень неприличное расстояние. Народная сила прижима была такова, что ни девушка, ни Василий не могли ничего сделать.

Василий ощутил ее крепкие девичьи груди, мягкий живот и бедра.

– Она же без лифчика! – с ужасом подумал он.

Парни, стоящие сзади, переглядывались и нехорошо улыбались. Он почувствовал, что они о нем думают. Его лицо залилось краской. Девушка стыдливо склонила голову в сторону, стараясь ни на кого не смотреть.

Поезд набирал скорость. В тамбуре народ стоял терпеливо и плотно. Было не шелохнуться.

Василий смотрел на ее очаровательную шейку, видел завитки в ушах и ощущал запах свежего девичьего тела. Оно все было пропитано солнечным днем, ветром и волной. Она вышла из волн, как и те девушки, которыми он любовался несколько часов тому назад. Он почувствовал, что невольно поддается своим низменным, как ему казалось, инстинктам.

Он с ужасом почувствовал, что у него там внизу начинает странно вздрагивать и слегка твердеть его ближайший друг.

Ранее он, а его так и учили в советской школе, что мозг, пропитанный благородными коммунистическими идеями дедушки Ленина, управляет всеми остальными органами. Он почувствовал, что определенные части тела уходят от этого политического управления.

Поэтому он мысленно напрягся и стал вспоминать нечто устрашающее, чтобы усмирить свою плоть. Неожиданно на ум пришел его товарищ Славка Чихачев. Он считался плохим мальчиком. В одном кармане брюк он носил семечки, а другой карман отрезал. Славка не носил трусов под брюками. Если девочки подходили и просили семечек, то он открывал пустой карман и говорил:

– Залезайте и берите сколько хотите.

Девочки наивно влезали в пустой карман и натыкались на нечто другое. В конце концов, на него пожаловались. Его вызвали на общее собрание пионерской дружины и нещадно клеймили.

– Вот о чем надо думать. Меня могут осудить на собрании пионерской дружины. Надо устрашить его – подумал Вася, перебирая в памяти всех, кто бы мог повлиять на него с положительной стороны, чьим авторитетом и мнением он дорожил.

Вася подумал о старшей пионервожатой и ее принципиальной внешности. Но тут, же вспомнилось нечто. Он когда-то случайно вечером открыл дверь в спортивный зал и видел, как учитель физкультуры и принципиальная пионервожатая возились на матах. Он тогда сильно перепугался. Но в памяти сохранилась картина широко раздвинутых оголенных ног старшей пионерки и голый зад спортсмена – учителя.

Он стал отгонять это видение и переключился на литературу. Стихотворение могло бы отвлечь.

На ум пришло:

– Я вас любил. Любовь еще быть может, в душе моей угасла не совсем.

– Не угасла – с ужасом подумал Вася, чувствуя, как этот подлец уже касается ее ног.

Он стал вспоминать учителей, которых бы он устыдился, если бы они узнали о его поступке.

В памяти всплыла классная Генриетта Львовна – молоденькая красивая брюнеточка. Она хотела Васю сделать декламатором. Поэтому он после уроков часто оставался и декламировал короткие рассказы, в созданном ею литературном кружке.

Он краснел, стеснялся и потел, когда она поглаживала его по спине или ерошила волосы. Он видел ее глубокий вырез на платье и две грудные дольки. Он стал отгонять из памяти Генриетту, но как назло вплыло видение, как вроде бы незначительный случай. Однажды у него упал карандаш около преподавательского стола. Вася наклонился и увидел две стройные ножки Генриетты, обтянутые в цветастые чулки. Эти чулки уходило в нечто темнеющее и загадочное. При тщательном разглядывании можно было увидеть кусочки оголенных ног, какие-то лямки и еще чего – то возбуждающее. А там далее…

Он поднял карандаш весь взмокший.

Он стал думать о своих школьных товарищах. Но на ум шли девчонки, которых он на переменах любил непременно хватал за разные места. В результате такого поведения к нему прикрепили для повышения дисциплины и качества учебы двух отличниц. Они были хороши собой, примерного поведения и отличницы. Он должен был к ним приходить домой после учебы и заниматься. Эти две скромницы после школы проявляли свою освобожденную прыть, которая была скрыта суровой школьной и родительской дисциплиной. Они его так тискали и мяли, что у него от этих игр всегда болел низ живота. Надо отдать должное, что к этому времени груди у них уже существенно выделялись и были довольно плотными.

А тот внизу не унимался. Ни страх перед пионерскими разборками, ни совесть пионера не могли совладать.

По громкоговорящей связи объявили, что поезд идет до Ленинграда без остановок. Вася немного облегченно вздохнул. Но радоваться было рано. В результате ускорения поезд стало качать из стороны в сторону. Пассажиры стали в вагоне совершать сложные колебательные и возвратно – поступательные движения в зависимости от качества и линейности рельс и скорости.

Этот опять пошел на подъем.

Вася усилием воли перешел на математику. Он стал перемножать и делить различные числа, представлять, как будет проектироваться в аксонометрической плоскости та или иная фигура. Но вскоре он устал, и в ослабленное мозговое пространство опять вошло нечто.