Женское лицо СМЕРШа

– А кто вы такой? – поинтересовалась я у незнакомца.

– Я старший оперуполномоченный Герман Иванович Сафронов, – ответил тот.

Еще через несколько секунд в приемную набежали оперативники, появился начальник, и все стали радостно обнимать своего воскресшего товарища.

С этого момента и началась наша дружба с моим будущим мужем. Мы несколько раз сходили в кино, навестили его квартиру на Петроградской стороне, а через непродолжительное время Герман Иванович был назначен начальником Особого отдела стрелковой дивизии и убыл на Ленинградский фронт. Меня же перевели в отдел военной контрразведки в мотострелковую дивизию, стоящую под Шлиссельбургом. И на некоторое время наши фронтовые дороги разошлись…

– А как дальше у вас складывалась служба?

– Далее пришлось служить в отделе контрразведки Ладожской военной флотилии и под бомбежками многократно ездить по «дороге жизни». Одна такая поездка едва не закончилась для меня трагически – служебная «эмка» с шифродокументами провалилась в полынью, и мы едва не утонули в ледяной купели.

– Я знаю, вы служили и на Черноморском флоте. Как такое произошло, что вы изменили Балтике?

– Служба – есть служба, приказало начальство, и поехала. Да, действительно в 1945 году меня перевели в Особый отдел Черноморского флота, где мне довелось встретиться с президентом США Франклином Рузвельтом и премьер-министром Великобритании Уинстоном Черчиллем, которые участвовали по приглашению Сталина на Ялтинской конференции.

– Как же и при каких обстоятельствах это случилось?

– Дело в том, что контрразведка флота обеспечивала безопасность проведения встречи глав Большой тройки непосредственно в Ялте, и наши оперативники пригласили меня посетить Ливадийский дворец, где они работали. Попали мы, как говорится, «с корабля на бал». Наш начальник, генерал-лейтенант береговой службы Николай Дмитриевич Ермолаев пил в это время кофе в гостевом зале вместе с Рузвельтом и Черчиллем.

Кто-то из них поинтересовался через переводчика, кто из шифровальщиков обеспечивает бесперебойную обработку информации конференции. Ермолаев, вызвал меня и представил высоким гостям. Те очень удивились, увидев совсем молоденькую девушку, поцеловали мне руку и пригласили к столу выпить с ними чашечку кофе. Отказываться было не принято, пришлось согласиться, после чего, поблагодарив их за угощение, я покинула зал. Видела и жену Рузвельта, которая после отъезда мужа почему-то несколько дней проживала в Севастополе. Во флигеле, расположенном рядом с Особым отделом. Однажды мы даже приветственно помахали друг другу руками…

– Война разбрасывала людей по разным фронтам. Вас она тоже не пощадила – возлюбленные оказались за тысячу километров друг от друга. Как вам удалось найти своего будущего супруга и встретиться с ним?

– В один из дней, это было в апреле 1945 года, я обнаружила на столе шифрпоста спецсообщение начальника Особого отдела одной из армий за подписью майора Сафронова. Это был мой Герман. С ответом на сообщение адресату ушла и маленькая записка, напомнившая ему обо мне…

В 1946 году мы встретились с Германом Ивановичем в Одессе, поженились и продолжили службу в Особом отделе Одесского военного округа.

– На какой должности в Одессе после войны работал Герман Иванович?

– Руководил 1-м сектором, который обеспечивал безопасность и режим секретности штаба округа. Округ в то время возглавлял маршал Советского Союза Г.К. Жуков, попавший в опалу. С Георгием Константиновичем у Германа Ивановича сложились самые теплые дружеские отношения, и я тоже знала его семью, хотя и не близко. Однако вскоре службу в военной контрразведке мужу пришлось оставить. В период войны он получил три ранения и три контузии, что серьезно сказывалось на его здоровье. После рождения двух сыновей в 1948 году мы переехали в Ленинград. Встал вопрос, чем заниматься в мирное время, где работать.

В этот период во время посещения родственников мужа в Москве по моему настоянию мы зашли в Министерство легкой промышленности, которое тогда возглавлял А.Н. Косыгин, в довоенное время подчиненный Германа Ивановича по работе на ткацкой фабрике им. Желябова.

Встретил он нас очень тепло и предложил мужу должность директора ленинградского текстильного комбината. Там Герман проработал до 1952 года. Перенес три инфаркта и получил категорическое заключение медкомиссии о невозможности заниматься дальнейшей трудовой деятельностью с рекомендацией срочной перемены места жительства. Пришлось переезжать в Москву, обменяв свое ленинградское жилье на комнату в деревянном доме. Здесь мы встретили фронтового товарища мужа, генерал-майора Петра Калиновича Прищепу, порекомендовавшего мне вернуться на работу в Комитет государственной безопасности.

Я так и сделала. И вскоре продолжила службу на Лубянке в должности секретаря отдела морской контрразведки…

В 1956 году Германа Ивановича не стало, и я осталась с двумя детьми на руках в своих деревянных «хоромах».

Руководство управления пошло мне навстречу и через некоторое время направило в служебную командировку в ГДР – в Управление особых отделов ГСВГ, в город Потсдам. В отставку я вышла в 1975 году. Скопила денег приобрела небольшую кооперативную квартиру и еще некоторое время трудилась на кадровой работе в Большом театре и в других учреждениях…

* * *

Как быстро пересказана вся жизнь Анны Николаевны на нескольких книжных страницах. Вот уж действительно, жизнь – это странствие, а не дом, тем более в годину военного лихолетья. Жизнь, как кто-то говорил из великих, – вещь грубая. Ты вышел в долгий путь – значит, где-нибудь и поскользнешься, и получишь пинок, и упадешь, и устанешь, и воскликнешь «умереть бы!», – и, стало быть, солжешь, потому что жить захочется.

А еще жизнь – подарок, который мы не просили. Жить легко очень трудно. Анна Николаевна никогда не претендовала на легкую жизнь. Вообще старшему поколению, нашим отцам и дедам, выпали тяжелые годы выживания после трех войн (Первой мировой, Гражданской, Великой отечественной) и одной революции.

Мое поколение не выдержало натиска Холодной войны извне, а также внутреннего предательства верхов и потеряло Великую страну, которую отстаивали и отстояли наши предки во многих сшибках с лютым ворогом.

Контр-адмирал в отставке Владимир Иванович Батраков, хорошо знавший секретаря 6-го (морского) отдела военной контрразведки Анну Николаевну Сафронову, отмечал в беседе с автором, что эта женщина «…была святой, которую уважали и любили все сотрудники подразделения за её честность, такт, высокий профессионализм и доброту. Эти качества она пронесла по дороге большой и правильной жизни».

Я подвигов не совершала…

    Майор госбезопасности в отставке СМЕРШ НКО СССР Валентина Семеновна Тишкина – сотрудница цензорского направления. Участвовала в составлении спецсообщений руководству разных уровней по результатам просмотра корреспонденции на фронтах.

Валентина Семеновна Тишкина в разговоре с автором, на его вопрос, рассказать о себе и её деятельности на войне, скромно заметила, что ничего героического она не совершала. Просто работала много, как и все в то время. Вполсилы трудиться на войне нельзя. Так что я подвигов не совершала… Приятно говорить с коллегой…

– Если так, тогда расскажите о себе, о предвоенных годах, думаю это интересно молодому поколению.

– Оно сейчас другое.

– У каждого времени свое оружие, свои взгляды, свои ценности, и нам никуда от этого не деться.

– Это верно. Не время проходит, а мы проходим через конкретный, отведенный нам судьбой отрезок времени, который называется жизнью…

В 1939 году я окончила среднюю школу. Хотелось получить высшее образование. Знания у меня были крепкие и свежие. Легко поступила в Институт тонкой химической технологии. Через полтора месяца прозрела – это не моё! Устроилась секретарем в редакцию газеты «Правда» и поступила на заочное отделение Литературного института им. Горького…

Увлекалась по молодости нумизматикой, интересовалась историей государственной геральдики, а в сороковом году поступила в Историко-архивный институт, поэтому времени на гульки не было. Войну, как видите, встретила «двойной» студенткой. Отец ушел с ополчением. Студентов сразу же «запрягли» на земляные работы – копку окопов и рытье противотанковых рвов. Глубина рва – три метра, ширина – до десяти. Рыли землю в районах Брянской и Орловской областей. Было очень тяжело работать. Привычек-то к физическому труду никакой. Натирали мозоли на руках до крови. Брезентовых рукавиц хватало всего на несколько дней, а потом они превращались в лохмотья. Голодали, но никто на трудности быта не жаловался, нахлынувшая война обязывала. Трудились не по приказу, а по убеждению. Мы понимали, что своим трудом мы помешаем врагу быстро продвигаться к Москве.

– Дыхание надвигающейся фашистской лавины чувствовалось?

– А как же! Вот один из эпизодов. Во время рытья окопа под Брянском к нам подошли несколько взволнованных красноармейцев и посоветовали сворачиваться, так как немцы уже близко и могут обойти нас.

– Так это же паникеры! – закричал один из студентов.

– Задержать их надо! – промолвила моя подруга.

И вот уже под «лопаточным конвоем» мы привели их к нашему начальнику. Он некоторое время разговаривал с ними наедине, а потом отпустил их, а нам приказал уходить. Мы не шли, а бежали в сторону Брянска. С нами на восток ползли колоны беженцев, разрозненные толпы солдат, ищущих свои части и штабы, табуны скота, перегоняемого с запада на восток. Немецкие самолеты постоянно бомбили и обстреливали эти толпы несчастных. До полсотни километров отдули. На станции Брянск нас посадили в товарные вагоны и направили в сторону Москвы. И снова бомбежки. Повезло, вел состав опытный машинист. Он умело маневрировал: если самолет был над составом, значит, бомба в него не попадет, произойдет перелет, и состав продолжал движение, а когда вражеская машина находилась впереди, машинист останавливал состав, у летчика терялась ориентация.

Добрались домой только 1 октября. Москва стояла на ушах. В середине октября это был уже не город, а настоящий муравейник. Многие москвичи, в том числе и некоторые чиновники, верили, что Москву придется покинуть. Шло повальное бегство на восток.

Столица встретила меня известием – институт эвакуировался. В это же время мы получили от отца «треугольник». В письме он нас подбадривал и утверждал, что Москву Красная Армия не сдаст, и просил не покидать город. Вот так мы с мамой и младшей сестрой и решили остаться в столице.

Я обивала пороги военкомата. Просила отправить меня на фронт. Но вместо этого я вновь оказалась на земляных работах: нас отправили рыть окопы на Воробьевых горах. Трудились там до 25 ноября…

* * *

– Валентина Семеновна, а как вы оказались в сфере интересов органов госбезопасности?

– Через военкомат нашли меня, «образованную», сотрудники НКВД и направили на специальные курсы. После их окончания 10 января 1942 года я прибыла к месту новой теперь уже не работы, а службы в район Волоколамска и приступила к обязанностям старшего контролера отделения «Военная цензура» при особом отделе НКГБ по 20-й армии Западного фронта. Это была старая, как мир, и описанная не раз в литературе служба, её называют «ПК» – перлюстрация корреспонденции. Мы выявляли в письмах факты разглашения и утечки секретных данных, паникерские настроения отдельных граждан, совершенные конкретные преступления и тэ дэ и тэ пэ. По этим данным составляли донесения. Органы особых отделов, а потом СМЕРШа брали таких лиц в проверку или разработку.

– Но, наверное, была в этой службе и другая сторона, составляющая основу объективности для принятия решения командования?

– Конечно, органы военной контрразведки, информируя командование, раскрывало ему глаза на процессы в среде личного состава, происходящие на передовой и в ближайшем от неё окружении. Правдивые письма солдат и офицеров порой положительно влияли на принятие необходимых решений.

Работать порой приходилось в жутких условиях в блиндажах и подвалах при свете фитиля, горевшего в приплюснутой гильзе. Радовались, когда подключали генератор. Работали по десять– двенадцать часов. У многих сотрудниц стремительно садилось зрение. Надо учитывать, что эти пункты находились в ближнем тылу, почти на передовой. Нас доставали и орудийные снаряды неприятеля, и минометные обстрелы, не говоря уже об авиационных бомбежках.

Пригодилось мне на фронте знание польского языка, который я изучила в Москве через польку-соседку. Когда войска 11-й гвардейской армии 2-го Белорусского фронта вошли в Литву, меня часто привлекали к допросам местных поляков и переводам документов.