Русские во Второй мировой войне

Своим преемником Гитлер назначил Геринга, а того, в свою очередь, должен был сменить Гесс. Гитлер снова надел серую военную форму и пообещал не снимать ее до «достижения победы, иного я не переживу». Он переселился в специальный поезд, названный «Америка», в пятнадцати вагонах которого располагался его штаб. Отсюда на своем «Мерседесе» выезжал в окрестные места, здесь, называя себя «первым солдатом Германского Рейха», он подолгу сидел над картами. Своими глазами он видел, как созданная им новая германская армия бросилась в первые битвы Второй мировой войны.

Сколько продержалась Польша

В Париже Даладье спросил генерала Гамелена, сколько времени может продержаться Польша. Тот уверенно ответил, что она будет отвлекать основную массу германских войск до весны, к тому времени французы отмобилизуют свою армию, а Британия полностью придет на помощь Франции. Но не все армейские чины были столь оптимистичны, и военный совет пришел к заключению, что у Франции нет альтернативы выполнению своего союзнического обязательства – через несколько месяцев Германия чрезвычайно усилится, если в ее распоряжении будут польские и румынские ресурсы.

1 сентября 1939 года Черчилля разбудил телефонный звонок посла Рачиньского, сообщившего, что пятьдесят шесть немецких дивизий пересекли польскую границу. Черчилль принимал ванну и завтракал, когда следовали звонки польского посла: военно-воздушные силы Германии бомбят польские города. Но когда Черчилль связался с военным министерством, там даже не знали, что Германия начала войну против Польши. Генерал Айронсайд отметил в своем дневнике, что в 10 часов утра ему позвонил Черчилль: «Они начали. Сейчас происходит бомбардировка Варшавы и Кракова». Айронсайд позвонил начальнику имперского генерального штаба лорду Горту, и тот откаэался поверить этому сообщению. Еще хуже была реакция Франции. Мобилизовав свои силы, она не решилась ринуться через германскую границу, где в то время сотне французских дивизий противостояли десять немецких. Впрочем, Гитлер был абсолютно уверен, что французы не выйдут за «линию Мажино». Более того, и Париж, и Лондон выразили готовность начать переговоры с Берлином, если немецкие войска будут выведены из Польши. Теперь Гитлер твердо знал, что и без помощи Муссолини он решит свою польскую проблему: западные союзники не двинутся вперед.

Вечером 2 сентября премьер Чемберлен, покинув палату общин, позвонил Даладье: «Положение очень тяжелое… В палате общин ожесточение… Если Франция будет настаивать на сорокавосьмичасовом периоде ультиматума, начиная с завтрашнего полудня, правительство здесь не сохранит контроль над ситуацией». Премьер-министр осознал, что именно на Францию падает основное бремя германского наступления. Нужно принимать какие-то меры уже сегодня вечером. Он предлагает компромисс. Ультиматум в 8 утра завтра, истекающий в полдень. Даладье ответил: «Если британские бомбардировщики готовы к действию, для Франции было бы лучше отсрочить их вылет».

Телеграмма Галифакса Гендерсону пришла в 4 часа утра по берлинскому времени. «Если не позже чем в 11 часов утра по британскому летнему времени сегодня, в воскресенье, 3 сентября, удовлетворительные заверения германского правительства не будут переданы правительству Его Величества в Лондоне, между двумя странами с этого часа будет существовать состояние войны».

Гендерсону на Вильгельмштрассе сказали, что Риббентропа не будет до 9 часов утра, но он может оставить свою ноту переводчику Шмидту. Тот, проспав, прибыл в министерство на такси и увидел британского посла, поднимающегося по лестнице. Через боковой вход Шмидт сумел проскользнуть в кабинет Риббентропа, когда часы били 9 утра. Стоя посередине комнаты, Гендерсон зачитал британскую ноту, вручил ее Шмидту и попрощался. Шмидт же помчался в рейхсканцелярию. «Когда я вошел, Гитлер сидел за столом, а Риббентроп стоял у окна. Оба выжидающе посмотрели на меня. Я остановился на некотором расстоянии от стола Гитлера и медленно перевел британский ультиматум. Когда я кончил, наступила полная тишина… «Что теперь?» – спросил Гитлер, дико глядя на Риббентропа, словно министр иностранных дел умышленно неверно ориентировал его относительно возможной реакции Англии. В соседней комнате Геринг, узнав новость, сказал: «Если мы проиграем эту войну, пусть бог будет милостив к нам». Геббельс одиноко стоял в углу, погруженный в себя. Каждый, кого я видел в этой комнате, выглядел озабоченным».

Во второй половине дня 3 сентября 1939 года германское руководство пригласило Сталина присоединиться к выступлению против Польши: «Мы намерены разбить польскую армию в течение нескольких недель. Затем мы возьмем под свой контроль территорию, которая определена в Москве как германская зона влияния. По военным соображениям мы, естественно, будем вести боевые действия против тех польских войск, которые расположены на польской территории, принадлежащей к русской сфере интересов. Пожалуйста, обсудите с Молотовым возможность того, чтобы русские силы двинулись в нужное время против польских сил в сфере русских интересов и оккупировали эту территорию. По нашим оценкам, это будет не только помощью нам, но и соответствием духу московского соглашения, а также советским интересам».

Вечером 3 сентября спецпоезд «Америка» отправился из Берлина в Померанию. Поезд блестел лаком – его подготовили в самые последние дни августа. Личный фотограф был в постоянной готовности запечатлеть сцены нового похода.

Крушение Польши

Гитлер был азартным игроком. На западе он не оставил ни одного танка, ни одного самолета и лишь с трехдневным запасом боеприпасов начал польскую кампанию. Удар французской армии был бы смертелен, но его не последовало. Фантастически точно сбылось предсказание фюрера – западные союзники не шелохнулись. Они не оказали жертве помощи. Тридцать три дивизии, оставленные Гитлером на Западном фронте, зря ожидали удара. 70 французских дивизий с 3 тысячами танков стояли на месте, когда Польша приняла на себя удар страшной силы.

Германские бомбардировщики нанесли удар по штабу польской армии, по основным коммуникациям страны и – ради устрашения – по польским городам. Западные союзники в эти роковые дни занимались дипломатией, 3-го сентября Англия и Франция предъявили Германии ультиматум, требуя отвода германских войск. По истечении 24 часов они оказались в состоянии войны с германским рейхом. Но к этому времени 4-я германская армия, действовавшая с территории Померании, уже соединилась с 3-й армией, наступавшей со стороны Восточной Пруссии. Польского «коридора», отделявшего Восточную Пруссию от основной части рейха, больше не существовало. К 7-му сентября рухнула линия обороны поляков по реке Варте, западнее Варшавы, и польская столица оказалась открытой перед штурмующими колоннами немцев и с севера, и с запада. А на юге уже в 50 километрах от Варшавы оказалась южная группировка германских войск.

Командиры всех трех армий получили приказ встретиться не в Варшаве, а значительно восточнее, на берегах реки Буг. В эти дни была осуществлена фактически единственная успешная операция польской армии – ее познаньская группировка развернулась и нанесла удар в тыл 8-й и 10-й германским армиям, нанеся им весьма ощутимые потери. И все же Варшава была окружена 17 сентября, и методичный противник польской армии начал безжалостные бомбардировки польской столицы, которые продолжались до 27 сентября, когда защитники столицы и капитулировали. Все замыслы отхода к труднопроходимым Припятьским болотам угасли 17 сентября, когда Красная Армия, отвечая на призывы германского командования от 3-го и 10-го сентября, перешла государственную границу. 217 тысяч (из остававшихся 910 тысяч польской армии) оказались в плену Красной Армии, и 6 октября 1939 г. сопротивление польских вооруженных сил прекратилось. Примерно 100 тысяч солдат и офицеров польской армии перешли границу Литвы, Румынии и Венгрии, остальные оказались в плену вермахта и Красной Армии. Польское государство, воссозданное в 1918 году, снова погрузилось в пучину исторического небытия. Германия развязала себе руки на Востоке и могла отныне концентрироваться для наступательных действий на Западе.

И хотя часть германского генералитета все еще считала, что нацистский вермахт – не чета великолепной кайзеровской армии (фон Браухич в присутствии Гитлера в рейхсканцелярии 5 ноября 1940 года), всему миру стало ясно, что Германия создала военную машину феноменальной прочности и эффективности. Поляки, при всем их национальном рвении, ничего не могли противопоставить танковым частям Гудериана и Клейста, их стратегии и тактике, боевым качествам немецких солдат.

Германское военное командование пришло к выводу, что Польша сокрушена, уже на пятый день войны. Гальдер записал в дневнике: «Враг практически разбит». Войска генерала фон Клюге, действовавшие в Померании, сомкнулись с войсками генерала фон Кюхлера, базировавшимися в Восточной Пруссии. Против танков, самолетов-штурмовиков, повсеместно введенного радио поляки выставили эскадроны с пиками. Большинство из пятисот польских самолетов было разбито на земле. Через неделю боев немецкие танки вышли к Варшаве. Мир узнал, что такое блицкриг. Тридцать пять польских дивизий продержались лишь неделю. Следующей после Варшавы целью стал Брест-Литовск. Именно сюда 17 сентября вышли патрули группировки генерала Листа с юга и танки Гудериана с севера. К этому времени польское правительство, покидая страну, уже пересекло румынскую границу.

Нет сомнения в том, что быстрота действий немцев поразила Сталина. Молотов, реагируя на германское предложение выступить против Польши, говорил 5 сентября, что «время еще не пришло». Но время могло и не прийти. О том, что Москва была в растерянности, говорит исходившее оттуда требование соблюдать разделение зон. Очевидно, Сталин боялся полной оккупации Польши, нарушения немцами договоренности, выхода вермахта к советской границе на огромном ее протяжении. По крайней мере, переписка этих дней не похожа на почти союзнические тосты 23 августа. Видно, как быстро наглеет одна сторона и как смешаны чувства другой, понимающей, что оправдываются ее худшие подозрения.

Собственно, широко открыл глаза весь мир. Предполагалось, что начнется повторение Первой мировой войны с ее окопами и многолетним стоянием на месте, что оборона будет сильнее нападения. Теперь приходилось болезненно переосмысливать стратегию и тактику. Нападение благодаря мотору оказалось сильнее обороны. Немцы сокрушили Польшу ценой 11 тысяч убитых и 30 тысяч раненых. К немцам в плен попали 694 тысячи польских солдат. В плену у Красной Армии оказалась 217 тысяч. Но нужно отметить, что запасы немцев подошли к концу, и если бы французы предприняли наступление, немецкой армии было бы трудно сопротивляться.

Кремлевское руководство испытывало неприятное потрясение – здесь рассчитывали минимум на «семь недель польского сопротивления» (так говорил Молотов германскому послу 10 сентября). Теперь политика тоже должна была ускорить свой шаг.

Риббентроп пишет 8 сентября Шуленбургу, что боевые действия в Польше «прогрессируют даже быстрее ожидавшегося», поэтому германское правительство желает знать намерения Москвы. На следующий день Молотов пообещал, что советские войска выступят «в течение нескольких дней», а 10 сентября Молотов сказал Шуленбургу следующее: «Польша распадается, и для Советского Союза становится необходимым прийти на помощь украинцам и белорусам, оказавшимся под угрозой Германии». Этот аргумент Молотову, по мнению Шуленбурга, был «необходим для того, чтобы вмешательство Советского Союза стало понятным массам и Советский Союз не выглядел бы агрессором».

Риббентроп сообщил 15 сентября, что правительство рейха приветствовало бы выступление советских войск. Встреча посла с наркомом состоялась 16 сентября, и ее описание было отправлено в Берлин: «Военное вмешательство Советского Союза будет совершено вскоре – возможно, даже завтра или днем позже. Сталин в настоящее время консультируется с военными руководителями… Советское правительство намерено оправдать свои действия следующим образом: польское государство распалось и более не существует, поэтому все соглашения с Польшей недействительны; третьи державы могут попытаться воспользоваться возникшим хаосом; советское правительство считает себя обязанным вмешаться с целью защиты украинских и белорусских братьев и сделать все возможное, чтобы этим несчастным людям можно было работать в мире». Поскольку «третьей державой» могла быть лишь Германия, Шуленбург воспротивился. Молотов пожаловался, что у советской стороны нет иной мотивации, и просил немцев не быть сверхчувствительными.

В 2 часа ночи 17 сентября Шуленбурга принял Сталин и объявил, что Красная Армия пересечет польскую границу в 6 часов утра. Он «с величайшей охотой» (слова Шуленбурга) пошел на желаемые немцам изменения в советском коммюнике по этому поводу. Секрет договоренности прятался так хорошо, что, когда генерал Йодль узнал о выступлении Красной Армии, он спросил: «Против кого?» Немецкие части в некоторых местах на 200 км углубились на территорию, которая, согласно опубликованной в газете «Правде» карте, являлась зоной ответственности Советского Союза. На следующий день (18-го) германские и советские части встретились в Брест-Литовске, в городе, где более двадцати лет назад немцы навязали России жестокий договор.

Не будем преувеличивать достоинств возникшего квазисоюза. Сталин чрезвычайно боялся нарушения немцами соглашения. Он постоянно спрашивал (в частности, Шуленбурга 17 сентября), будут ли немцы соблюдать условия соглашения. «Учитывая хорошо известную недоверчивость Сталина, – писал Шуленбург в Берлин, – я был бы благодарен, если бы мне позволено было сделать заявление, снимающее такие подозрения». Риббентроп успокоил Сталина: «Соглашения, которые я заключил в Москве, безусловно будут соблюдаться, они рассматриваются нами как краеугольный камень новых дружественных отношений между Германией и Советским Союзом». Но в тот же день Сталин пошел еще дальше. По его поручению Молотов сообщил Шуленбургу, что «первоначальное намерение советского правительства и Сталина лично позволить существование остаточной Польши уступило место намерению разделить Польшу по линии Нисса – Нарев – Висла – Сан. Советское правительство желало бы начать переговоры по этому поводу». Риббентроп 23 сентября ответил положительно: «Русская идея о разграничительной линии по четырем хорошо известным рекам совпадает с точкой зрения правительства рейха». Он согласен прилететь в Москву для окончательного разрешения вопроса о границе.

Сталин спешил определить контуры предстоящей сделки. Шуленбург сообщал в Берлин 25 сентября: «Вся провинция вокруг Варшавы, распространенная до Буга, должна стать нашей долей. В обмен мы должны отказаться от притязаний на Литву». Что же крылось за этим дележом? Сталин старался получить все возможное, используя нестабильность ситуации: возвратить территории, потеря которых началась в период исторической слабости России в Брест-Литовске, ввести в состав Союза прибалтийские государства. В то же время он предложил Гитлеру инкорпорировать в германскую зону все польское население. Таким образом, выходя к Балтике, СССР укрепит свои стратегические позиции в Европе, а Германия получит Польшу с ее бессмертной традицией борьбы за национальное возрождение.

Рейхсминистр иностранных дел прибыл в Москву во второй половине дня 28 сентября 1939 года. Перед отъездом в Кремль в посольстве ему показали телеграмму из Таллина: СССР потребовал создания баз на эстонской территории. В Кремле его встретил сам Сталин. Вечером этого дня Риббентроп согласился с созданием баз. А на следующий день он уведомил Сталина о приказе Гитлера эвакуировать в Германию 86 тысяч фольксдойче из Эстонии и Латвии. По мнению А. Буллока, «для Сталина контроль над Литвой позволил бы русским закрыть Балтийский коридор, ведший к Ленинграду, чему он придавал исключительное значение». В 5 часов утра 29 сентября после дискуссий, изучения топографических карт и внутренних совещаний Молотов и Риббентроп поставили подписи под новым договором – «Германо-советским договором о границе и дружбе». Сталин, согласно немецкому отчету, светился от удовлетворения. Обед в честь германского посла превосходил роскошью все прежнее, после обеда в честь посла в Большом выступали звезды балета.

По возвращении из театра Риббентропа ждал телефонный вызов из Берлина. Гитлер нуждался в стабилизации положения, и он согласился передать Литву в советскую зону влияния. Гитлер, согласно Риббентропу, сказал: «Я хочу установить достаточно прочные и тесные отношения». Что Сталин прокомментировал так: «Гитлер знает свое дело». В «Правде» появилась новая карта Польши, на которой германская доля была увеличена. 28 сентября 1939 г. в Москве было выпущено совместное коммюнике: «После определенного урегулирования проблем, связанных с крахом польского государства… в подлинных интересах всех народов положить конец состоянию войны между Германией, с одной стороны, и Англией и Францией, с другой».

Переходя в сослагательное и вопросительное наклонение, можно задаться вопросом: мог ли Гитлер продолжить свой блестящий успех в Польше, показавший всему миру мощь вермахта, требуя от Сталина уступок в Польше, Прибалтике, на юго-востоке Европы? Мог, но это было рискованно. На Западе ему объявили войну Англия и Франция, и Гитлер предпочел быть уступчивым в сентябре 1939 года, чтобы «спокойно» решить свою западную задачу, а затем обратиться к финальному решению на Востоке. А Сталин в ноябре 1939 года говорил примирительно о нацистах ближайшему окружению: «Это буржуазные националисты, способные на резкий поворот; они гибкие, они не привязаны к капиталистическим традициям».[2 - «Известия ЦК КПСС», № 4, 1990, с. 202–203.] Теперь он советовал позабыть о прежних концепциях и «думать о путях, диктуемых меняющимися обстоятельствами». Подписание договора с Германией он назвал «поворотным пунктом в истории Европы, да и не только Европы». (Даже после войны он периодически демонстрировал ностальгию: «Эх, вместе с немцами мы были бы непобедимы».[3 - «Известия ЦК КПСС», № 4, 1990, с. 203–204.] В апреле 1941 года Сталин был готов распустить Коминтерн ради сохранения дружбы с Германией).

Сталин и Молотов произносили свои, звучащие сейчас дико, тосты во славу германского оружия, но оба государства, Германия и Советский Союз, понимали, что конечное выяснение отношений им еще предстояло. Вопрос заключался в том, с какими силами обе стороны придут к нему.

Глава четвертая

Блицкриг на Западе

Весь мир был удивлен тем, что Англия и Франция не помогли Польше в те дни, когда германская военная машина сокрушала польское государство. Английские самолеты лишь разбрасывали листовки над германской территорией. По просьбе французского правительства они даже не бомбили немецкие цели – французы боялись возмездия.

Заметим, что если британские гарантии Польше носили общий характер, то французская сторона имела довольно четкие обязательства. Во время франко-польской военной конференции 19 мая 1939 года было решено, что французы «в прогрессирующем порядке» начнут наступательные операции на третий день после начала всеобщей мобилизации (таким днем стало 1 сентября). Кроме того, французы обещали: «Как только главные германские войска станут разворачиваться против Польши, Франция начнет наступательные действия против Германии основной массой своих войск на пятнадцатый день после первого дня всеобщей французской мобилизации». Было определено, что в этих операциях примет участие тридцать пять – тридцать восемь французских дивизий. Когда Польша гибла, ее союзники развлекали свои войска футбольными матчами. Первый британский солдат погиб на Западном фронте 9 декабря 1939 года. На Нюрнбергском процессе генерал Йодль скажет: «Мы не потерпели поражение в 1939 году только потому, что во время польской кампании примерно 110 французских и британских дивизий на Западе бездействовали, стоя перед 23 немецкими дивизиями».

«Странная война» велась на суше, но не на море. Военно-морское ведомство Британии с самого начала оказалось задействованным в войне, поскольку уже 3 сентября германские подводные лодки начали топить английские суда. У англичан в то время был крупнейший в мире торговый флот водоизмещением в 21 миллион тонн. У немцев имелись 60 боевых подводных лодок, и еще одна сотня подводных лодок должна была быть готова в 1940 году.

В эти дни новый первый лорд адмиралтейства Черчилль был далек от оптимистической оценки международной ситуации. «Польша покорена за неделю; Франция представляет собой слабое отражение бывшей воинственной нации; русский колосс больше не является союзником, а может даже стать и противником, Италия не является другом. Япония не является союзником. Вступит ли Америка снова в войну? Силы Британской империи пока не тронуты, и она объединила их, но она плохо подготовлена, хотя и все еще владычествует на морях. Это позволило осуществить блокаду Германии». Германские торговые корабли замерли в портах, где они находились 3 сентября. В конце сентября примерно 325 германских торговых кораблей водоизмещением 750 тысяч тонн были интернированы в иностранных портах или конфискованы.

В представленном военному кабинету 25 сентября 1939 года меморандуме Черчилль писал, что теперь «Германия обнажила свой Восточный фронт. Большая германская армия неизбежно будет оставлена здесь для того, чтобы наблюдать за соседом. Я видел анализ, осуществленный генералом де Голлем, – он также считает, что здесь у немцев должно остаться не меньше 20 дивизий. Поэтому Восточный фронт, хотя и потенциально, но уже существует». Выступая по радио 1 октября 1939 года, Черчилль сказал: «То, что русские стоят на разграничительной линии в Польше, объясняется необходимостью обезопасить Россию от нацистской угрозы. В любом случае уже существует демаркационная линия, и Восточный фронт все же создан. Я не могу предсказать действия России, это загадка… Но, возможно, к ней существует ключ. Этим ключом являются национальные интересы России. Не может совпадать с интересами безопасности России то обстоятельство, что Германия разместится на берегах Черного моря, или то, что она захватит балканские государства и подчинит народы Юго-Восточной Европы. Это было бы противоположно жизненным интересам России». В свете вышесказанного, полагал Черчилль, советско-германские противоречия неизбежны.

Мирные инициативы Германии

Как обычно, после очередного удара Гитлер появился перед миром с оливковой ветвью. В рейхстаге 6 октября 1939 г. Гитлер сказал: «У Германии нет дальнейших претензий к Франции, и никогда такие претензии не будут выдвигаться… Не меньше усилий я затратил на установление англо-германской дружбы. Зачем нужно вести эту войну на Западе? Ради воссоздания Польши? Польша, созданная по Версальскому договору, никогда не возникнет вновь. Это гарантируется двумя самыми большими государствами в мире… Проблема восстановления польского государства является проблемой, которая не может быть решена в ходе войны на Западе, ее решат Россия и Германия… Было бы бессмысленно уничтожить миллионы людей ради реконструкции государства, где само рождение было абортом для всех неполяков… Если цель – смена режима в Германии, тогда миллионы жизней заведомо будут пожертвованы впустую… Нет, война на Западе не может решить никаких проблем… Если эти проблемы должны быть рано или поздно решены, то было бы разумнее заняться их решением прежде, чем посылать миллионы людей на ненужную смерть… Продолжение настоящего положения дел на Западе немыслимо. Каждый день вскоре будет обходиться увеличивающимися жертвами. Однажды снова возникнет граница между Германией и Францией, но вместо цветущих городов там будут руины и бесконечные кладбища… Если, однако, возобладают мнения господ Черчилля и его последователей, то это мое последнее заявление. Тогда мы будем сражаться, и второго ноября 1918 года в германской истории не будет».

Гитлер предложил созвать общеевропейскую конференцию. Германская пресса писала о «новом мирном предложении Гитлера». Это для доверчивых. Одновременно (10 октября) он требовал быстрой передислокации войск на Запад. Однако на этот раз генералы восстали против импровизации. Им требуется несколько месяцев, чтобы выдвинуть войска на Запад. Ученый, генерал Томас, подсчитал, что ежемесячный дефицит стали составляет 0,6 миллиона тонн. Генерал-оберквартирмейстер фон Штюльпнагель доложил, что снаряжения и амуниции хватит лишь на треть войск для четырнадцатидневной кампании.

Гитлер все меньше обращал внимания на самых видных военных авторитетов. Руководимый им относительно небольшой ОКВ (Оберкомандо Вермахт – Главное командование вооруженных сил) возглавлялся «карманными» генералами-исполнителями Кейтелем и Йодлем, был своего рода совещательным органом, а гораздо более многочисленный ОКХ (Оберкомандо Хеер – Главное командование сухопутных сил) представлял из себя своего рода исполнительный орган. Но ни главнокомандующий фон Браухич, ни близкий к фюреру Кейтель не были посвященными в подлинные замыслы Гитлера. Работавший в ОКВ генерал Варлимонт именно в это время говорит о его «безошибочном инстинкте в разделении властей».

Оппозиция любого рода вызывала ярость вождя. Десятого октября он собрал генералитет и огласил директиву № 6 о ведении войны: «а) Если в ближайшем будущем станет очевидным, что Англия и находящаяся под английским руководством Франция не собираются прекращать войны, я намерен действовать энергично и без промедления… Должны быть сделаны приготовления для наступательных операций через территорию Люксембурга, Бельгии и Голландии. Это наступление должно быть осуществлено как можно скорее… б) Целью является нанесение поражения возможно большей части французской действующей армии, равно как и сражающимся на ее стороне союзникам, а также одновременный захват максимально большой территории в Голландии, Бельгии и Северной Франции как базы для ведения воздушной и морской войны против Англии».

Отдаленной угрозой нашей стране звучат слова меморандума, подписанного Гитлером днем раньше, 9 октября 1939 года: «Никаким договором или пактом не может быть обеспечен с полной определенностью нейтралитет Советской России. В настоящее время все разумные соображения говорят против отхода России с позиций нейтралитета. Но в течение восьми месяцев, одного года или даже нескольких лет это положение может быть изменено. Малое значение договоров было доказано всеми сторонами за последние годы. Величайшим предохраняющим средством против любого русского нападения является быстрая демонстрация германской мощи».

Гитлер полагал, что долгое ведение войны неизбежно обернется против Германии. Дружественные и недружественные нейтралы – СССР, Италия, США – могут перейти на противоположную сторону, как это было в Первую мировую войну. Он признавал ограниченность германских ресурсов, уязвимость Рура. Поражение этого сердца германского промышленного производства «приведет к коллапсу германской военной экономики».

Судя по меморандуму, Гитлер начинает постигать особенности современной войны. Главное – избежать позиционного траншейного противостояния. Чем дольше войска выжидают, тем больше опасность того, что англичане и французы оккупируют Нидерланды и станут угрожать сердцу германской экономики – Руру. Психологическое преимущество не должно быть потеряно. Ключ лежит в «импровизации до предела». Армия «не должна затеряться между бесконечными рядами домиков в бельгийских городах», а промчаться сквозь Бельгию и Голландию и разгромить войска противника еще до того, как он стабилизирует свою оборону. Бронетанковые дивизии следует использовать для прорыва фронта. «Нет никакой необходимости атаковать города вовсе, задача танков – поддерживать движение армий, предотвращать стабилизацию фронтов массированными ударами по заранее определенным, слабо защищаемым позициям».

Американский историк У. Ширер задает справедливый вопрос: почему никто из противников Гитлера не сделал тех же выводов из недавнего военного опыта?

Хотя фюрер приказал войскам готовиться к битве на Западе уже этой осенью, сложности транспортировки, концентрации войск, восстановления запасов на фоне неблагоприятных метеорологических прогнозов исключили 1939 год как время выступления на Западе. Документы свидетельствуют, что Гитлер четырнадцать раз переносил дату выступления.

Генералы роптали, они сомневались в успехе авантюрных (как им казалось) планов. А тем временем немецкий ремесленник Георг Эльзер провел тридцать бессонных ночей в Пивном зале Мюнхена, ожидая традиционного выступления фюрера перед «старыми камрадами» нацистского движения в годовщину путча 1923 г. В одной из каменных колонн он выдолбил полость и заполнил ее взрывчаткой. Традиционно Гитлер начинал собрание в восемь с половиной вечера и оставался в зале до десяти. Взрывное устройство было настроено на девять двадцать, а Гитлер ушел в девять десять. Взрыв убил восемь человек и ранил шестьдесят. Избежав смерти после неудачного покушения в мюнхенской пивной 8 ноября 1939 года, Гитлер решил высказаться о своих планах на будущее. «Растущее число германского населения требует увеличения жизненного пространства. Моя цель заключается в создании рациональной взаимосвязи между численностью населения и пространством, на котором оно (население. – А. У.) живет. Борьба должна начинаться здесь. Ни одна нация не может избежать решения этой проблемы. В противном случае она должна уступить и медленно опуститься… Скалькулированная мудрость здесь не поможет; решение может дать только меч. Люди, не способные собрать силы для битвы, должны уйти». Трагедия германской истории заключалась, по мнению Гитлера, в том, что даже такие лидеры, как Бисмарк и Мольтке, не обладали необходимой твердостью. «А решение исторических задач было возможно лишь посредством нападения на соперника в благоприятный момент». Коренная ошибка 1914 года – распыление сил, битва на нескольких фронтах.

Гитлер напомнил, что в 1919 г. мало кто верил в его успех, но провидение сказало свое слово. «Как последний фактор я должен, при всей своей скромности, назвать мою собственную персону: незаменимую. Ни военное, ни гражданское лицо не может заменить меня… Я убежден в силе своего интеллекта и решимости… Существующее положение никогда не будет более благоприятным… Если мы пройдем через эту борьбу победоносно – а мы пройдем, – наше время войдет в историю нашего народа. Я выстою или паду в этой борьбе. Я никогда не переживу поражения моего народа. Никакой капитуляции перед внешними силами; никакой революции изнутри». После этой речи фон Браухич подал в отставку, но Гитлер отказался ее принять. Ему нужна была отлаженная военная машина. Его планы становились все грандиознее.

Поздней осенью 1939 года впервые задача выступления против России из теоретической плоскости начинает выходить в практическую. «Россия в настоящее время не опасна. Она ослаблена в результате внутренних процессов. Более того, у нас есть договор с Россией. Договоры, однако, соблюдаются лишь до тех пор, пока они служат поставленной цели. Россия будет его придерживаться, пока ей это выгодно».

Советско-германское сотрудничество

Итак, в результате раздела Польши Сталин получил территорию в 120 тысяч квадратных километров с 13 млн. человек, преобладающее население которой были белорусы и украинцы. Гитлер включил в рейх 55 тыс. кв. км с 10 млн. населения. Оставшаяся территория в 60 тыс. кв. километров образовало т. н. генерал-губернаторство с населением в 11 млн. человек. Губернатором был назначен юридический советник Гитлера Ганс Франк. Гитлер начал осуществление программы германизации Восточной Европы. Первой его идеей было выселение 6 млн. чехов из Богемии – Моравии. Но продукция чешской промышленности была так важна, что весной 1939 г. от программы пришлось отступить. В середине 1941 г. в Польшу переехали 200 тыс. германских переселенцев, получившие десятую часть пахотных польских земель. В завизированном Гитлером докладе Гиммлера от мая 1940 г. предписывалось «разбить бывшее польское государство и его многочисленные расы (поляков, украинцев, белорусов, евреев) на возможно большее число частей и осколков… Расово ценные элементы следует извлекать из этой мешанины… в течение десяти лет население сведется к остаткам недочеловеков… рабочей силы, не имеющей лидеров и способной ежегодно снабжать Германию разнорабочими».

Между августом 1939 года и июнем 1941 года лежит период, когда Советский Союз стремился показать Германии свою надежность как партнера, свою полезность и готовность к сотрудничеству. Германские материалы свидетельствуют, что на советской территории на берегах Черного моря, Арктики и Тихого океана определялись порты, через которые Германия могла получать стратегическое сырье, закрытое для нее на Западе британской блокадой. Торговые отношения расширялись. Сырье, зерно и нефть шли в рейх.