Вечерний путь. Избранные двенадцатистишия

куржаком припудренный.

Встречный ветер щёки жёг,
путь манил нехоженый…
А теперь любой шажок —
как на два помноженный.

18 января 2018

Аллея

С такими зазорами выстроен ряд
скамеек – от первой до самой последней,
что, если о чём на одной говорят,
о том не услышат на ближней, соседней.

Но, ежели в мае, минуя скамьи,
шагать по аллее достаточно споро,
сплетаются звуки – от гама семьи
до смеха друзей и учёного спора.

А нынче январь, и скамейки пусты,
и каждая может поведать изустно
тому, кто и сам с тишиною на «ты»,
как холодно ей, одиноко и грустно…

20 января 2018

Трогательное

У радости натура прямая:
заскочит, как солдат на побывку,
и, дружески тебя обнимая,
залепит пятернёй по загривку.

У горести иная повадка:
пронюхав о твоей неудаче,
за шиворот ухватит, а хватка
бульдожья у неё, не иначе.

Из морока сомнений настырных,
чья сладкая отрава прогоркла,
отчаянье крадётся на цырлах
и ласково касается горла…

22—24 января 2018

Легенда о «сарьмятах», известных нам как чалдоны

«…А всядемъ, братие, на свои бръзыя комони, да позримъ синего Дону!»

«Слово о полку Игореве»

Окрестили «сарьмятами» их – за соседство
с племенами сарматов, освоивших Дон
и ушедших на запад, оставя в наследство
всё Подонье славянам до края времён.

Но теснила их Степь. На Оку. И за Камень.
Этим именем русичи звали Урал.
А в поход снарядясь, восклицали: «На комонь!»
И лошажьими гривами ветер играл!

Подзабытое Русью в тринадцатом веке,
слово «комонь» ещё в обиходе пока
у чалдонов, обживших сибирские реки,
угадайте-ка сами, в какие века!

26—27 января 2018

В белых тонах

Небо занавешивает сетка
тонкого плетения – метель…
С кем зимой беседует беседка?
Прячутся проезжие в мотель.
Прячутся прохожие в квартиры.
В снег зарылся парк и ждёт весну,
каменные вазы, как мортиры,
целя в ледяную вышину.
Спит беседка. Мягкою пастелью
мир окрашен в белые тона…
Полноте: незрима за метелью,
буйствует над городом луна!

2 февраля 2018

Ротонда в Екатерининском парке Москвы

Снег

То льнёт к ладоням сахарною ватой,
то хлещет по щекам, набрав разбег…
И вот лежит – раскатанный, примятый,
но всё ещё не выдворенный снег.

Со стёжками, пробитыми в сугробах,
и впрямь деревней кажется Москва,
ведь там не углядеть красот особых,
где в мареве тропа видна едва.