Неповторимый мой цветочек

Я никаких игр не знал, а потому лишь неопределенно пожал плечами. В это время увидел, что снизу по лестнице к нам поднимается мой приятель – переводчик гер Бехтлов.

– Гутен таг, хер Бехтлов! – радостно поприветствовал его.

– Гутен таг, Толик, – ответил тот, – А это что за девочка? – улыбнувшись, спросил он по-русски, кивнув в сторону новоявленной подружки.

– Это Любочка. Унд ди цвайтэ Дуся. Сиг ист нихт эхт, – представил ему обеих, отметив, что Дуся не настоящая. Немец рассмеялся:

– Ихь фэрштиэ. Мёхьтэн зи мит мир гин? – спросил он.

– Натюрлихь, – обрадованно протянул ему руку и вдруг увидел несчастные глаза подружки. Похоже, из всего разговора та поняла, что мы куда-то уходим, а она снова остается одна со своей куклой, – Любочка унд Дуся мит унс гин, кёнтэ? – попросил я гера Бехтлова.

– Найн. Мэдхэн хабэн нихьтс цу тун ди цунэ, – обрушил он мои надежды. Я искренне не понимал, почему девочкам нельзя с нами в зону, где живут мои друзья немцы, но твердо знал – если гер Бехтлов сказал “найн”, то действительно нельзя. Это не обсуждается.

В зоне я прожил почти все эти годы. Лишь недавно мы переселились в наш маленький двухэтажный домик. Он тоже был за колючей проволокой, но уже не считался зоной с особым режимом. Правда, все это узнал гораздо позже, когда не стало на нашей улице никаких зон. А пока меня волновало лишь одно – как же я смогу познакомить мою первую подружку с давними друзьями, без ежедневного общения с которыми уже не представлял своего существования. Только в зоне всегда по-настоящему весело, особенно по вечерам, когда солдаты играют на губных гармошках, поют песни, много шутят и громко смеются. Смеялся вместе с ними и я, часто не до конца понимая смысла грубоватых солдатских шуток и смешных тирольских песен с переливами.

Даже после переселения, в зоне я проводил все свободное время. А оно, в мои шесть лет, было свободным почти полностью. Не считать же таковым сон, а также время на завтраки и ужины (обедал я в основном с друзьями в их солдатской столовой).

– Дядя Вова, а почему девочкам нельзя ходить в зону? – спросил давнего друга нашей семьи старшину Макарова.

– Каким это девочкам? Где ты в нашем мужском заповеднике увидел девочек? – удивился тот.

– В нашем новом домике поселились сразу две: Любочка и кукла Дуся, совсем как живая.

– Ну, если совсем как живая, тогда оно, конечно, да, – рассмеялся дядя Вова. Он был веселым и смешливым, почти как немцы, – А кто сказал, что нельзя?

– Гер Бехтлов сказал “найн”, – ответил ему.

– Ну, раз гер Бехтлов сказал “найн”, значит “найн”, – подтвердил дядя Вова то, что знал и без него.

– Но почему-у-у? – захныкал я, чего никогда не позволял себе с гером Бехтловым.

Когда поздним вечером вернулся из зоны, на лестничной площадке ждала Любочка:

– Такой ты, оказывается, друг, Толик. Ушел на весь день к своим немцам, а мы тут с Дусей скучали. Почему нас не взяли? – заныла она, как маленькая.

– А ты спроси у мамы, – передал ей совет дяди Вовы.

– И спрошу. Обязательно спрошу, – продолжила ныть девочка.

А утром Любочка с Дусей снова встретили меня на подоконнике.

– Играем в дочки-матери, – объявила подружка, продолжая кормить Дусю. Завершив кормление, приступила к подготовке постельки. После пятиминутного кукольного сна – очередное кормление "дочки", а далее по кругу. И так весь день. Даже смотреть стало не интересно, а Любочка все играла и играла в свою любимую игру, почти не обращая на меня внимания.

– А мне что делать? – зевая, спросил “маму” уже через день.

– Ничего. “Папы” никогда ничего не делают, – со знанием жизни ответила та.

– Ничего не делать скучно. Мне такая игра не нравится.

– Тогда иди на работу. Папы всегда ходят на работу, – быстро сообразила Любочка.

Спустившись во дворик, увидел дядю Вову.

– Где же ты вчера пропадал, Толик? – спросил тот.

– Играл с Любочкой и Дусей в дочки-матери.

– Кем же ты там был? Матерью или дочкой? – рассмешил дядя Вова.

– Папой, – со смехом ответил ему.

– Папой? – дурачась, удивленно переспросил тот, – Когда это ты успел, малец? Я вот два года женат, и то не папа. Или невеста с приданым?

– С каким приданым? – не понял его вопроса.

– С Дусей, – рассмеялся дядя Вова, и мы пошли в зону.

Друзья-немцы встретили радостными возгласами и вопросом, где пропадал.

– Пока вы здесь прохлаждались, ребенок в один день женился и стал папой, – периодически шутил дядя Вова, а гер Бехтлов переводил немцам его дурацкую шутку. Те смеялись, по очереди хлопали по плечу и пожимали руку. Скоро шутка надоела не только мне, и всё пошло, как обычно.

Вечером, вернувшись из зоны, первым делом столкнулся со сварливой “женой”:

– Ты где пропадал?! На какой работе?! Это же понарошку! А ты ушел к своим немцам на целый день. Оставил нас с Дусей одних, – сердито выговаривала девочка.

– У немцев хоть весело. А так, ты играешь, а я не знаю, что делать, – оправдывался, как мог, перед подружкой.

– Я не виновата. Такая игра.

– Давай играть в другую, – предложил ей.

И вскоре у нас появилось множество других интересных занятий – я учил девочку всему, что знал и умел. На нашем подоконнике рядом с Дусей появились книжки, карандаши и бумага – Любочка училась читать и писать. А когда надоедало, мы пытались говорить с ней на языке моих друзей. Вот только гер Бехтлов больше не заходил в наш домик, и мы с ним встречались только в зоне, где Любочку никто не знал, кроме дяди Вовы.

Стремительно надвинулась осень, в нашем дворике стало холодно и слякотно, а потом выпал снег и появились долгожданные сосульки.

Осень 1950 года навалилась детскими болезнями. Откуда она взялась, та зараза, в нашем закрытом мирке, где нас, детей, было только трое? Трудно сказать. Все началось со злополучных сосулек. Потом нагрянула ветряная оспа, или, как говорили, “ветрянка”, а дальше понеслось, поехало.

После выздоровления успел лишь сходить с мамой в детскую поликлинику. Там сделали какие-то прививки. Скорее всего, делать их после болезни нельзя, но кто это мог знать. Встать утром с постели уже не смог – у меня снова поднялась температура. Сильно болела голова. Периодически проваливался в полусон-полубред, а к вечеру стало совсем плохо.

– Почти сорок, – сказала мама, взглянув на градусник, – Врач сказал, везти в больницу, – услышал ее слова и снова уснул.

Проснувшись, не понял, где нахожусь. Было темно, и еще мне показалось, кроватка подо мной движется.

– Мама! – собравшись с силами, крикнул в испуге.

Кроватка остановилась. Появился свет, и понял, что нахожусь на улице, в детских санках, с головой укутанный в стеганое одеяло.

– Потерпи немного, сынок. Больница уже скоро, – сказала мама.