До кровинки близкая земля.
Берега куда гораздо краше!..
Предки начинали здесь с нуля —
кол вбивал, вступив на землю, пращур.
Из-под козырька ладони он
долго-долго вглядывался в дали:
синева вокруг со всех сторон,
и любовь рождалась в нём вначале.
Прежде было множество богов.
Наконец явился и единый.
Смотрят предки из глуби веков:
«Не судите, дабы не судимы».
И плывут всё те же облака,
и вокруг звенят всё те же птицы.
Дай всему, Бог, это на века —
невозможно в это не влюбиться!..
11.04.2019, Москва
«Каб не старость, наколол бы дров…»
Каб не старость, наколол бы дров,
наносил водицы из колодца.
А случись такое, я готов
и колодец вычерпать до донца.
Только тащит старость нас в постель.
Где вы, годы, где я был нетленным?
Заметает старости метель,
а ведь был я необыкновенным!
Хулиганом рос не понаслышке.
И любил, любил, любил, любил!..
И ещё совсем-совсем мальчишке
сам Господь дорогу серебрил.
Ах, луна, запала крепко в память:
в серебре ограда и цветы —
мать моя красивыми руками
холила во мне мои мечты.
И не ко двору казалась старость,
всё ж явилась – благо не с косой!
Кто там колет чурки, придя в ярость,
в рубище, как призрак, и босой?
11.04.2019, Москва
Картинка из TV
Мечтой обиженные люди
округ округлого стола
сидели нэцками на блюде,
а чаша слишком им мала.
И морщат лбы, усы топорщат.
А женский род из поэтесс
с улыбкой ч т о – т о в Лире корчат
в манере вздохов и завес.
11.04.2019, Москва
р. п. Троицкое, ул. 4-я Залинейная, 58
Когда была входу охотничья берданка,
к ней патронташ, махорка и кисет,
когда не ждал глухарь подвоха спозаранку
и ничего ему не предвещало бед,
рассказывал сосед, когда я был мальчишкой,
как крался рысью он с берданкой к глухарям,
как билось у него, казалось, сердце слышно
и уж подавно птицам и зверям.
Припомнился и тут наш уличный колодец
с ведром и цепью, воротом и срубом,
из темноты его едва вода блестит.
В телеге конь бежит совсем как иноходец,
ноздрями шевелит и вспенивает губы
и в бездну заглянуть колодца норовит.
Прохладой дышит тот и ключевой водою,
и плещется уже в моём ведре она.
И пена у коня, как хлопья, под уздою,
и жадный его взгляд, как в облаках луна.
Подсолнухом в жару казалось в полдень солнце.
А пятки жёг неистово песок.
Спешу на речку, в ней тьма родников на донце:
нырял бы и тонул, как тонет чугунок.
А что творит зима! Сугроб со снегирями,
с сорокой, как пропеллер, на колу.
И я, ещё малыш, тянусь к оконной раме
с узорами из снега по стеклу.
И в этот же сугроб я падаю в пальтишке,
где только что сидел, как яблоко, снегирь.
А он уже с небес воскликнул: «Это слишком!..» —