Колдовской мир. Хрустальный грифон

– Рука, которая нанесла удар, была только орудием. Ривал хотел найти некие Силы, а кое-кто не желал, чтобы поиски увенчались успехом.

Очевидно, Нивор не любил говорить прямо, скорее запутывая все, нежели давая ясное объяснение.

– Он искал Свет, а не Мрак, – сказал я.

– Иначе бы меня здесь не было, господин Керован. Я посланец тех Сил, с которыми он хотел связаться, к которым он вел и тебя. Слушай внимательно. Сейчас ты стоишь на перепутье двух дорог. Обе полны опасностей. Обе могут привести тебя к тому, что вы, люди, называете смертью. Сейчас тебе предстоит сделать выбор. Так предназначено тебе, ибо ты рожден в Святилище…

Произнес ли странник некое имя? Думаю, что да. Но оно ничего не значило для простого смертного.

Я согнулся и закрыл руками уши, чтобы защитить их от ужасающего грохота, который прокатился в небе.

Нивор пристально посмотрел на меня, как бы оценивая мою реакцию, затем поднял посох. Вокруг него по всей длине возникло светящееся облако; оно поплыло по воздуху и, разбившись о мое лицо, рассеялось. Но я не ощутил прикосновения.

– Родственник, – сказал незнакомец. Голос его стал мягким, потерял ту величавость, с которой он говорил со мной до этого.

– Родственник?

– Вероятно, госпожа Тефана, когда совершала сделку с Темными Силами, не поняла, чего она добилась. Хотя и подозревала… да, подозревала. Ты был подменышем, Керован, но не для ее целей. Это она поняла правильно. Она приступила к изготовлению оболочки из крови, костей и плоти для своего использования. Но дух, заключенный в этой оболочке, не был ей подвластен. Никому не дано позволять себе вольности с Гуннорой. Я не знаю, кто смотрит твоими глазами; думаю, он еще спит или только просыпается. Однако придет время, когда ты вспомнишь все и обретешь свое наследство. Нет-нет, не Ульмсдейл – долины больше не держат тебя. Ты будешь искать, и ты найдешь. Но прежде ты должен решить все проблемы здесь, ты ведь наполовину житель долин.

Я пытался разобраться. Нивор хочет сказать, что госпожа Тефана связалась с какими-то Силами еще до моего рождения, чтобы сделать меня сосудом, в который она поместит какое-то проявление Тьмы? Если так, то мои копыта это подтверждают. Но… но кто же я?

– Не думай об этом сейчас, Керован, – ответил странник на мои мысли. – Ты полукровка и сын своего отца, хоть он и зачал тебя, будучи околдованным. Леди Тефана хотела впустить в тебя Темное Начало, чтобы сделать тебя своим орудием, однако в тебя вошло нечто другое. Узнать, кто ты на самом деле, надлежит тебе самому. Сейчас ты можешь вернуться, войти в союз с ними. Или… – Он указал посохом на голый склон холма. – Или ты можешь войти в мир, где Тьма и то, что ты называешь смертью, будет следовать за тобой по пятам. Ты можешь пойти туда и обречь себя на поиски, в которых у тебя нет проводника. Выбор за тобой.

– Они намереваются вызвать волны и ветер, чтобы нанести поражение пришельцам, – сказал я. – Это хорошо или плохо для Ульмсдейла?

– Вызов Силы всегда большой риск, а если вызывают те, кто не состоит в родстве с этими Силами, то риск двойной.

– Мне следует воспрепятствовать этому?

Он отстранился. Мне показалось, что его голос стал холоднее, когда он ответил:

– Если хочешь.

– Нет ли третьего пути? – Пока я шел из замка, я обдумывал этот вариант. – Возглавить Иткрипт и собрать силы, чтобы оборонять его от врага?

Но даже когда я так говорил, я знал, насколько малы мои шансы. Лорд Кьярт сражался на юге и, должно быть, оставил свою долину без сил, за исключением горстки защитников.

– Выбор за тобой, – повторил Нивор.

И я понял, что он не даст мне никакого совета.

Долг перед Ульмсдейлом был заложен в меня с детства. Если я отвернусь от земли своих отцов, не сделаю попытки спасти тех, кто живет в долине, от уничтожения либо бандами пришельцев, либо заклинаниями этой ведьмы и ее приспешников, я стану предателем.

– Я наследник отца и не могу предать свой народ. И не могу принять участие в колдовстве. Может быть, найдутся те, кто последует за мной…

Нивор покачал головой:

– Не пытайся построить стену из сухого песка, Керован. Мрак, свивший гнездо в Ульмскипе, распространяется все дальше. Ни один воин не придет на твой призыв.

Я не сомневался: он знает, что говорит. Значит… Значит, Иткрипт? Во всяком случае, я найду там убежище и смогу собрать армию. Кроме того, мне нужно отправить письмо лорду Имгри.

Нивор заткнул посох за пояс, повернулся к одной из лошадей и вынул из переметной сумы небольшой сверток.

– Хику не боевая лошадь, но она хорошо ходит в горах. Прими ее, Керован, с Четвертым благословением.

Он поднял посох и легонько коснулся им моего лба, плеч и груди, явно довольный моим решением. Хотя оно вовсе не обязательно было правильным.

Я совсем забыл про свои копыта, но когда приготовился сесть на лошадь, то заметил сапоги, привязанные к поясу. Я быстро отвязал их – и тут же остановился. Почему я должен прятать копыта? Это ведь не уродство! Ночью я видел людей, у которых искалечен дух, а это гораздо худшее зло.

Больше нельзя скрывать свою внешность. Если Джойсан и ее родные отвернутся от меня… что ж, я буду свободен.

Я отбросил сапоги в сторону и почувствовал облегчение.

– Молодец! – сказал Нивор. – Будь собой, Керован, и не думай, что все люди одинаковы. Я возлагаю на тебя большие надежды.

Затем он сел на лошадь и, положив руку ей на спину, описал посохом круг. В воздухе возник колышущийся туман, быстро сгустился и вскоре скрыл из виду и лошадь, и всадника.

Очевидно, Нивор – один из Древних и пришел ко мне не случайно. Значит, я полукровка и связан родством с кем-то из таинственных лордов, ранее правивших этой страной. Мать хотела сделать меня своим орудием, но вышло не так, как она задумывала. Я сопоставил все, что услышал от Нивора, со своими знаниями и получил ответы на многие вопросы.

Я действительно сын Ульрика, невзирая на все интриги колдуньи. Эта мысль меня подбодрила. После смерти отец стал мне ближе и дороже, чем был при жизни. Ульмсдейл принадлежал ему. А это означает, что я должен ехать туда.

Я не был уверен, что получил в дар обыкновенную лошадь, ведь дал мне ее не обыкновенный человек. Но на вид она ничем не отличалась от остальных лошадей. К рассвету я решил остановиться и сделать передышку. Я снял мешок со спины лошади и обнаружил там бутылку, в которой оказалась не вода, а какая-то белая жидкость. Она освежала и согревала лучше любого вина. Кроме того, я нашел в мешке круглую деревянную коробку с плотно пригнанной крышкой. Я с трудом открыл ее и увидел хлеб, совершенно свежий. Обычный белый хлеб с кусочками сушеных фруктов и мяса. Один ломоть его полностью насытил меня.

Глаза слипались, тело требовало отдыха. Я устроился между двумя камнями; вытянув копыта, задумчиво смотрел на них и представлял, что же должен почувствовать человек, который без предупреждения впервые их увидит. Не зря ли я выбросил сапоги? Как только эта мысль пришла мне в голову, я отверг ее. Джойсан и ее родные примут меня – или отвергнут. Между нами не должно быть ни лжи, ни полуправды, подобных тем, что наполнили дом моего отца паутиной темного обмана и теперь висели там, как грязная тень.

Я расстегнул поясную сумку, решительно достал футляр с портретом и впервые за многие месяцы открыл его.

Лицо девушки, нарисованное два года тому назад… За это время мы оба повзрослели, изменились. Какая она, эта девушка с большими глазами и волосами цвета осенних листьев? Может, она хорошо обучена женским делам, но изнежена, понятия не имеет об огромном мире, что лежит за стенами Иткрипта? Впервые я подумал о ней как о человеке, а не о вещи, которая, по обычаю, принадлежит мне, как меч, пояс или кольчуга.

Я мало знал о женщинах. На юге мне пришлось наслушаться хвастливых историй, которые воины рассказывают друг другу, собравшись у костров. К подобным байкам я не относился всерьез. Вероятно, моя смешанная кровь отметила меня не только копытами, она наложила на меня что-то большее – недаром же я равнодушен к девушкам долин. Если это так, каким же будет наш союз с Джойсан?

Я мог разорвать договор, но это значило бы опозорить девушку, все равно что оскорбить публично. Оставалось надеяться, что, когда мы встретимся лицом к лицу, она воспылает ко мне ненавистью и тогда все кончится по обоюдному согласию.

Однако сейчас, когда я смотрел на это лицо в утреннем свете, я не хотел, чтобы Джойсан разорвала наш договор. Почему я послал ей своего грифона в шаре? Я попытался нарисовать талисман в своем воображении – шар, в нем грифон, одна лапа поднята в предупреждающем жесте…

Я уже не смотрел в долину перед собой. Я больше не видел пасущуюся лошадь. Я увидел… ее!

Передо мной была Джойсан – я мог коснуться рукой ее плаща. Прекрасные волосы лежали на плечах, под ними поблескивала кольчуга. На груди, испуская сияние, висел хрустальный грифон. Лицо девушки было исцарапано, в глазах застыл страх. На ее коленях покоилась голова молодого мужчины, в уголках его рта пузырилась кровь. Рука Джойсан нежно касалась лба юноши…

Возможно, то было дальновидение, но такой Дар (или проклятие) прежде лишь раз являлся ко мне. Лицо умирающего – не мое… Ответ на мои проблемы?

Не мог же я обвинять Джойсан – мы ничего не знали друг о друге. Я, вопреки просьбе, даже не послал ей портрета.

Свечение грифона удивило меня – но уже потом, когда я справился с собой и заставил примириться с увиденным. Как будто в этот шар вдохнули жизнь. Так вот почему я послал талисман в подарок! Я очень дорожил грифоном, но он был предназначен Джойсан.

Видимо, в Иткрипте мне не найти сейчас пристанища. Для наших девушек надеть кольчугу – далеко не обычное дело. Джойсан была в кольчуге, а ее товарищ умирал; следовательно, Иткрипт осажден или уже пал.

Это не привело меня в смятение, напротив, вдохнуло новые силы. Я почувствовал долг перед Джойсан, независимо от того, рада будет она меня видеть или нет. Если моя невеста в опасности, я должен поспешить на выручку.