– Мы уезжаем, – поведала своей подруге Рут с покрасневшими глазами от всех слез, выплаканных в предыдущие дни.
– Что? – Эта новость огорошила Хелену. – С какой это стати?
– Папа говорит, что если так начинается, то и продолжится, а если продолжится, то будет становиться только хуже. По всей вероятности, евреи здесь уже не будут в безопасности на протяжении всей своей жизни. И в таком случае, говорит он, лучше уехать, причем как можно раньше.
Хелена почувствовала, как подступают слезы.
– Но… но куда вы хотите уехать?
– В Америку, – сказала Рут. – У нас есть родственники в Нью-Йорке, которые примут нас на первое время. А там посмотрим, говорит папа.
– А как же ваша аптека?
– Он ее продает.
Давящий комок поднялся к горлу Хелены.
– Ты же не можешь просто уехать! И что мне без тебя делать?
Рут смущенно посмотрела в сторону и тихо произнесла:
– Для тебя будет лучше не иметь еврейку в подругах.
– Для меня это не имеет никакого значения…
– Но не для остальных, – сказала Рут своим точным, убедительным голосом. – Для них это имеет значение.
И тут, к сожалению, Рут была права: в последние дни иногда на Хелену косо смотрели, спрашивали, почему она возится с «этой».
– Евреи – враги нашего народа, – сказала ей одна девочка из седьмого класса, когда она, как обычно, поднималась по лестнице после длинной перемены.
Хелена остановилась и напустилась на нее со словами:
– Это моя подруга!
Но та всего лишь произнесла: «Будь осторожна» – и невозмутимо пошла дальше.
Разлука произошла быстрее, чем ожидалось, потому что уже на следующий день Рут больше не пришла на занятия. Но ведь Рут не уехала бы не попрощавшись, не так ли? Наверняка она всего лишь заболела. После обеда Хелена позвонила Мельцерам, но никто не подошел к телефону. Недолго думая, Хелена запрыгнула на велосипед и поехала в город, но, когда она добралась до аптеки, на двери висела табличка: «Закрыто на неопределенный срок. Обратитесь, пожалуйста, в Львиную аптеку на Карлсплац». И на окнах квартиры больше не висели занавески.
Хелена стояла там, согнувшись над рулем своего велосипеда, не в силах поверить в то, что она видела. Уехали. Они уехали.
Из-за угла появилась полосатая кошка и остановилась, как только увидела Хелену. У нее была черно-серая шерсть с красивыми тигровыми полосками.
– Подкидыш! – закричала Хелена и на одно безумное мгновение ей показалось, что кошка расскажет ей о том, что произошло.
Но Подкидыш, который еще неделю назад доверчиво залезал к ней на колени, когда она приходила в гости к Рут, всего лишь непостижимо присматривался к ней, словно даже с упреком. Во всяком случае, так показалось Хелене.
– Что же мне теперь делать? – беспомощно спросила она.
Подкидыш, казалось, задумался над этим вопросом, но, разумеется, так и не придумал ответа, а развернулся и скрылся.
Хелена довольно долго простояла, глядя пристально на пустой дом и пытаясь понять, что же произошло.
Несомненно, что-то плохое.
И это еще не конец.
5
Благодаря достаточно хорошим оценкам и дополнительному преимуществу для единственных сыновей вдов участников войны Ойгена приняли в гимназию, и таким образом у него больше не оставалось времени для игр на заднем дворе. В школе ему досталось место рядом с мальчиком по имени Феликс – выходцем из пользующегося дурной репутацией округа Шпандау.
Они быстро подружились, и Феликс отвел Ойгена с собой в окрестности, которые он называл своим «участком». Там он знал великое множество окольных путей и укрытий, что было очень полезно, если кто-то вроде Феликса время от времени похищает бумажники у мужчин или дамские сумочки и потому вынужден быстро исчезнуть из поля зрения. Также он знал людей, у которых можно было реализовать похищенные вещи, такие, как украшения, часы или кожаные кошельки. С деньгами в кармане, в свою очередь, даже школьнику становились доступными многие занимательные вещи, например курение сигарет, распитие алкоголя или просмотр в кинотеатрах фильмов, для которых они были еще слишком юны.
Ойген был смышленым учеником. Он научился у Феликса, как попрошайничать (лучшим способом было попросить у прохожих пару монет на трамвай, сославшись на потерю денег и отсутствие возможности вернуться домой; если произвести достаточно отчаянное впечатление, то многие давали денег на полную стоимость проезда), как кого-то обчистить на пару (один врезается в человека, другой в тот же момент вытаскивает у него кошелек из брюк) и как получить сигареты без вопросов о возрасте (собственно говоря, из автоматов, установленных на нижних этажах хороших отелей).
Однако кража кошельков была слишком нервной для Ойгена и, учитывая прибыль, не стоила усилий и риска. От алкоголя ему становилось плохо, от сигарет – нет, хотя Феликс утверждал, что от этого всем поначалу становится плохо, пока не привыкнешь. А попрошайничество… честно говоря, это было прибыльно, и можно было узнать много нового о людях и о том, как заставить их сделать то, чего хочешь. И все же это было, скажем так, унизительно. Не то, что подходит сыну героя войны.
Постепенно Ойген знакомился с кликой, к которой принадлежал Феликс. Другие мальчики не выдали ему своих настоящих имен, а отзывались на такие клички, как Короб, Дятел или Биток, но в конце концов взяли его с собой, когда речь зашла о том, чтобы незаметно обчистить квартиру, которая, насколько им было известно, в течение дня оставалась пустой.
Это событие показалось Ойгену предельно увлекательным, причем его интересовала не столько сама добыча, а опыт проникновения в чужую квартиру, а вместе с тем и в жизнь другого человека, возможность обшарить все его владения и раскрыть все его маленькие секреты: какого фасона трусы он носит, кому и о чем пишет письма, сколько у него денег на счету и так далее. Именно этот акт проникновения волновал Ойгена в высшей степени, а также тот факт, что этот человек понятия не имеет о том, что он прямо сейчас роется в самом сокровенном его имуществе. Пока Феликс и остальные искали деньги, оборачивали тряпками и распихивали по своим курткам столовое серебро или загребали драгоценности, Ойген изучал лекарства в ванной, содержимое ящика прикроватной тумбочки и фотографии в деревянной шкатулке.
Все случилось слишком быстро. Со словами «Если ты ничего не понесешь, то и не получишь доли добычи» Феликс сунул ему в руки два тяжелых свертка, которые Ойген послушно запихнул в карманы своей куртки, и затем они скрылись. Не прошло и часа, как они вышли из лавки скупщика и у каждого из них в кармане было по тридцать рейхсмарок!
Это было неплохо, и, в конце концов, деньги вполне могли ему понадобиться, ведь он был единственным мужчиной в доме. Ему оставалось только придумать хорошую историю о том, откуда у него появились деньги, но это не составило для него труда. («Мужчина в меховой шубе поднялся из-за стола уличного кафе и забыл на соседнем стуле свой портфель. Я взял его и догнал мужчину, а он дал мне тридцать марок в качестве вознаграждения, потому что в портфеле были очень важные документы».)
Он не мог дождаться момента, чтобы повторить это дело. Остальные тоже, разузнал он, но проблема заключалась в том, чтобы подыскать квартиры, в которых можно было бы быть уверенным, что им ничто не помешает.
Ойген не понимал, в чем тут заключается проблема. Поэтому он сам начал смотреть во все глаза, и в кратчайшие сроки превратился в эксперта. Кто обратит внимание на грязного белобрысого мальчугана в дешевой одежде, слоняющегося на обочине? Ойген бродил кругами, подслушивал разговоры, следил за людьми, чтобы узнать, где они работают или каковы их привычки, и вскоре у него в голове возникла точная картина каждого квартала: он знал, кто где живет, когда уходит из дома, куда и к какому часу направляется и в какое время возвращается. Взрослые, обнаружил он, удивительно часто жили настолько упорядоченной жизнью, что, глядя на них, можно было сверять часы. В одно и то же время они ходили не только на работу, но и обедать в недорогие рестораны или на встречи за чашкой кофе. У них были регулярные записи к врачу, они шли развлекаться в одни и те же вечера недели или совершали прогулки в определенное время дня.
Когда грабительские налеты, совершенные на основании раздобытой Ойгеном информации, попали на заголовок ежедневной газеты, которую его мать получила от соседа, как только тот ее прочитал («Серия краж со взломом в Шарлоттенбурге – полиция подозревает цыган»), Ойген счел благоразумным выйти из дела. Тем временем он научился у Короба взламывать большинство обычных замков, не оставляя следов, и больше не зависел от клики Феликса. Он переместил свою шпионскую деятельность в другие, лучшие районы города, потому что квартиры, которые достаточно долго оставались пустыми, чтобы все там спокойно осмотреть, были повсюду.
Короб был недоволен тем, что Ойген больше не высматривает адреса, но, побурчав, в конце концов смирился с этим. Остальные полагали, что, возможно, будет лучше хотя бы ненадолго затаиться.
Ойген больше ничего не крал, а если такое и случалось, то только мелочи, пропажу которых хозяева, вероятно, зачастую вообще не замечали. Ему было достаточно просто проникать в квартиру, в жизнь незнакомого мужчины или незнакомой женщины, и рыться там в выдвижных ящиках, перебирать корреспонденцию и банковские выписки, обследовать шкафы, полки и кладовки. Некоторые люди, замечал он, вели себя как бедные, но были втайне богаты, другие казались богатыми, но в действительности у них были одни сплошные долги.
У некоторых женщин было огромное количество нижнего белья, тончайшие предметы одежды со шнуровкой и иной раз отверстиями в причудливых местах. Многие мужчины держали в ящиках своих прикроватных тумбочек потрепанные брошюрки, полные фотографий, на которых голые женщины делали странные вещи с голыми мужчинами, фотографии, которые Ойген находил столь же странными, сколь и захватывающими, и каждую из которых он изучал чрезвычайно внимательно. Забрать их он не осмеливался, ведь что было бы, если бы его мать обнаружила их у него?
В квартире одного мужчины, который работал официантом в кафе «Кранцлер», Ойген нашел внушительную коллекцию тяжелых кофейников из чистого серебра. Когда он однажды с небольшого расстояния наблюдал за кафе, когда кто-то заказал кофе на террасе, он увидел, что здесь используются точно такие же кофейники.
Ойген подкараулил мужчину в темном месте, когда тот направлялся домой, и сказал:
– Я видел, как вы украли в кафе серебряный кофейник. И не один раз.
Мужчина, производивший впечатление чахоточного субъекта с невыразительными волосами, вздрогнул.
– Что? – воскликнул он. – Откуда ты знаешь?
Затем он осознал, что тем самым уже выдал себя, и спросил: