Человек на другом конце провода откашлялся, затем описал схему дома в той последовательности, в которой они его обыскивали. Все, что он говорил о первом этаже, совпадало с горизонтальной проекцией здания.
Теперь Леттке тоже бросило в жар, и он с большим усилием подавил порыв ослабить воротник своей рубашки.
– Поднявшись по лестнице, мы попали на второй этаж, – продолжал энергичный мужской голос. – По правую руку дверь, ведущая в складское помещение с уличной стороны, по диагонали от меня крутая лестница, ведет на второй этаж, прямо передо мной узкий коридор. Справа еще одна дверь, ведет в другое складское помещение, в конце коридора дверь, за которой расположена небольшая комнатка, в правой части этой комнатки есть два окна во двор, и, очевидно, она служит библиотекой. Я разворачиваюсь, чтобы отправиться на второй этаж.
– Стоп! – Леттке почувствовал, как его сердце бешено заколотилось. – Вернитесь еще раз в маленькую комнату. Что именно вы там видите?
– Большой книжный шкаф. Всякая всячина. Что-то вроде кладовки.
– И нет никакой двери, которая ведет дальше?
– Нет.
Они все это видели: на горизонтальной проекции первого этажа позади маленькой комнаты были изображены другие помещения.
Сработало. Невероятно. От эйфории, охватившей Леттке, у него почти перехватило дыхание.
– Штурмбаннфюрер, – закричал он, – опишите, где именно располагается книжный шкаф.
– У стены напротив двери.
– Проверьте, не скрывается ли за ним проход.
– Мы уже проверяли. Он плотно привинчен к стене.
– Исходите из предположения, что это отвлекающий маневр, и проверьте его еще раз.
– Хм, – протянул эсэсовец. – Ну, хорошо.
Было слышно, как на заднем плане он выкрикивает имена и отдает приказы, затем все стихло настолько, что были слышны только неясные шорохи.
Наконец он снова с шумом взял трубку.
– Вы оказались правы, – с явным недоумением произнес эсэсовец. – Шкаф вращается, а задвижка хорошо спрятана. И за всем этим действительно скрывается проход.
На заднем плане были слышны крики.
– Там скрывается несколько человек, – сообщил эсэсовец.
– Арестуйте всех, – приказал Гиммлер дребезжащим голосом. – Установите их личности.
– Слушаюсь, рейхсфюрер.
В течение некоторого времени доносились повелительный рев, рыдания женщин, плач детей, откуда-то издалека, едва уловимо. Затем штурмбаннфюрер доложил снова:
– Мы обнаружили в потайных помещениях в общей сложности восемь человек, все евреи. По предварительным сведениям, это Отто Франк, его жена Эдит Франк и двое детей Марго и Анна Франк, а также Герман ван Пелс, его жена Августа ван Пелс и сын Петер ван Пелс и некто Фриц Пфеффер.
Восемь евреев. Леттке позволил себе торжествующую улыбку. Тем самым, должно быть, они в достаточной степени доказали полезность НСА. И он внес существенный вклад! Если это не поможет продлить его бронь от призыва, то больше уже ничто не поможет.
– У одной из девочек, – продолжал эсэсовец, – мы изъяли дневник. Нам следует передать его на обработку?
Гиммлер с отвращением скривил лицо.
– Нет. Уничтожьте его. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы он попал в руки наших врагов и был использован для пропаганды против нас.
– Так точно, рейхсфюрер.
Было слышно, как он крикнул в сторону:
– Шульц? Сожги это. Да, немедленно.
– Схваченных евреев незамедлительно отправить в Аушвиц, – отдал приказ Гиммлер. – И арестовать всех, кто замешан в заговоре и помогал им скрываться.
– Так точно, рейхсфюрер.
Гиммлер кивнул Добришовскому, указывая на кабель.
– Этого достаточно. Все остальное и без нас пойдет своим чередом.
Пока Добришовский отсоединял его телефон, Гиммлер беспокойно ходил взад-вперед, очевидно все еще находясь под впечатлением от того, что они все только что пережили. Никто не произносил ни слова. Без сомнения, не следовало прерывать ход мыслей рейхсфюрера.
– То, что наша отчизна, – наконец начал Гиммлер, – так позорно проиграла в конце той злополучной войны 1914–1917 годов, было связано, как мы теперь знаем, не с тем, что немецкие солдаты потерпели неудачу, это не так. Нет, война была проиграна, потому что вооруженным силам Германии был нанесен удар с тыла – предательскими элементами на родине, подстрекаемыми и управляемыми мировым еврейством. Немецкий народ, в сущности, оказался бы непобедим, если бы не совершил ошибки, слишком долго терпя вредителей, коварно высасывающих из него всю силу и моральный дух: евреев. Евреи прекрасно знают, что между ними и арийским народом существует естественная неприязнь, неприязнь, которую неизбежно следует искоренить в бою, который сможет пережить только один из двух народов. Этот бой, господа, происходит прямо сейчас, в эту минуту! И ариец не должен проиграть его, иначе это было бы равносильно погибели всего человечества, носителем культуры которого он является.
Он остановился перед столом, на котором лежал его телефон, взял его в руку.
– Мы находимся в опасной ситуации на востоке – вам это известно. Наша судьба находится на острие ножа. Но было бы неверно полагать, что это определяется только количеством имеющихся в нашем распоряжении танковых дивизий. Это всего лишь внешняя сторона нашей борьбы. Но у этой войны также есть внутренний фронт, и он не менее важный, не менее решающий, чем Восточный фронт, и этот фронт распространяется на наше освобождение от евреев. Нам необходимо добиться полного и всецелого освобождения немецкого народа от евреев и их губительного, тлетворного, выжимающего все соки влияния. Только когда нам это удастся, в конце концов мы и победим.
Он спрятал телефон в карман, поочередно посмотрел на каждого из них.
– Признаюсь, я приехал сюда с предубеждением, – произнес он. – Я ожидал обнаружить бесполезный пережиток жалкой республики, которая добилась бы окончательной гибели немецкого народа, если бы в решающий момент не появился фюрер. Но, господа, вам удалось меня убедить. Теперь я вижу, что вы тоже сражаетесь на фронте, который по значимости не уступает тому, что развернулся на поле брани. Да, мне кажется, жесткость и острота данных гораздо превосходит стальную. То, что я увидел здесь сегодня, дает мне уверенность в том, что отныне никто не сумеет скрыться от нас, никто и нигде. Господа, вы вносите свой вклад в создание Рейха, в котором отклоняющиеся, вредоносные формы мышления попросту перестанут существовать. Наша власть станет абсолютной в невиданном ранее смысле.
Казалось, все были под сильным впечатлением. Тем не менее Леттке рассматривал Гиммлера и задавался вопросом, который он уже задавал себе, когда впервые увидел его лицо по телевизору, а именно: откуда этот очкастый гном набрался наглости говорить за арийский народ? Кто вообще из руководителей, кроме, может быть, Гейдриха, начальника Главного управления имперской безопасности, был арийцем? Никто, даже сам Гитлер.
Собственно говоря, все это даже смешно.
Но теперь они были у власти, и оставалось только наблюдать, как они справляются.
Удивительно, что такой человек большого ума, как Адамек, казалось, даже никогда не задумывался обо всем этом. Он сидел в своем заржавевшем инвалидном кресле и обещал рейхсфюреру незамедлительно составить досье на всех остальных подозрительных лиц в Амстердаме и предоставить ему по электронной почте.
– Или в распечатанном виде, – добавил он. – Как пожелаете.
Гиммлер покачал головой.
– Уточните это у спецотряда по депортации, – произнес он. – Гораздо важнее, чтобы вы незамедлительно приступили к проведению аналогичного поиска в отношении всех немецких городов. Именно сейчас, когда судьба немецкого народа находится на острие ножа, жизненно важно полностью освободить нас от тлетворного еврейского яда.
– Разумеется, рейхсфюрер, – произнес Адамек.
Леттке опустился на стул, внезапно наполненный глубочайшей усталостью. Выпутался. Ему снова удалось выпутаться.