Завоевание Рая

– Дело не в этом… Я хочу сказать, что тебя ждёт. Сейчас самое сложное для тебя время. Время, когда нужно будет проявить характер. Взять своё! Запрыгнуть на коня! Поймать рыбку!..

Я хотел прекратить его речь, но стоял молча. С каждой минутой сложнее было создавать видимость заинтересованности. Порой он увлекался настолько, что его метафоры окончательно теряли смысл.

– Когда-то и я был курсантом, а затем офицером… Участвовал в боевых действиях и много через что прошёл… Нужно быть мужественным, сын! Я прошёл этот путь, ни секунды не колеблясь! Ничего не бойся! У тебя порода такая – боевая! – сказал он, решительно глядя в мои глаза. Его взгляд, его голос, его выражение лица – всё кричало о том, что он испытывает гордость и вместе с тем осознаёт утрату. Казалось, что его мужественная маска вот-вот спадёт.

– Ладно. Всё будет нормально… – нехотя ответил я. Мне не терпелось закончить с сантиментами.

Напоследок отец выдавил из себя:

– Я люблю тебя, сын.

Я молча кивнул и, недолго думая, пошёл к залу инструктажа.

Внутри рядами стояли длинные скамейки, занимавшие большую часть комнаты. У самой стены примостился стол лектора, над которым с горделивым трепетом были вывешены портреты первых лиц государства.

Я сел на ближайшую от входа скамейку и с любопытством огляделся: солнце уже садилось, последние его лучи проникали в зал, опаляя и без того светлые стены. Мой взгляд зацепился за бумагу на стене:

ПОЛОЖЕНИЕ УСТАВА 14.1

Передвижение по академии осуществляется строго погруппно! Курсанты обязаны следовать строем на каждое построение и при передвижении между учебными корпусами. В случаях, когда ситуация не требует отлагательств, курсант может передвигаться одиночно БЕГОМ.

За скамейками сидели такие же, как и я, поступившие. Кто-то из них перешёптывался с соседом, кто-то активно обсуждал последние новости, кто-то во всё горло смеялся, услышав ловкую шутку. Нашлись здесь и подобные мне одиночки, сидящие поодаль от остальных и наблюдающие беспокойное племя.

«Курсант обязан…» – мысленно произнес я, вспоминая выписку устава.

Входная дверь отворилась. Внутрь подтягивались опоздавшие, однако офицера среди них до сих пор не было.

Меня окружали непонятливые лица. В них не было той мрачности, какую держал в себе я. Они принимали факт поступления, надеясь на лучшее.

Внутрь рванул офицер. Вторжение было настолько молниеносным, что кожаный дипломат в его руке раскрылся. На пол полетели бумажки, кружащиеся в танце, подобно опадающим листьям.

Он нагнулся и суетливо всё подобрал.

– Встать! – послышался гнусавый выкрик.

Часть присутствующих встала. Вторая часть находилась в странном оцепенении.

– Сесть! – ещё с большим усердием провопил офицер. – Всем сесть, выродки!

Увидев, что все сели, он снова повторил:

– Встать!

Во время этого мероприятия я всматривался в его лицо. Оно было одутловатым и покрасневшим. Воротник рубашки явно был не по размерам его шеи, отчего на ней зияли красные полосы, словно порезы. Маленькие тёмные глазки бегали по молодняку, будто ища повод, чтобы придраться. Рот узкий и маленький, что показалось мне забавным, учитывая, насколько громкие звуки он издаёт. Сальные каштановые волосы блестели при свете ламп, а ровно подстриженная чёлка добавляла комичности его внешности.

Широко шагнув от стола к партам, он дал третий залп:

– Сесть!

Я долго сдерживался, и в конце концов, из моего рта вырвался смешок.

Зенки офицера тут же покосились на меня.

– Фамилия!

– Что? – спросил я, еле сдерживаясь от того, чтобы не взорваться.

Он закипел от возмущения:

– Встань, когда к тебе обращаются!

Я нехотя поднялся.

– Фамилия!

Краем глаза поглядев за остальными, я понял, что все смотрят на меня с каменными лицами.

«Неужели это только меня забавляет?»

– Самойлов! – молодцевато-язвительным тоном ответил я.

Вены на шее изверга вздулись. Он тяжело засопел, достал выстиранный платок из нагрудного кармашка и громко сморкнулся.

Теперь уже смешки еле сдерживали все курсанты.

– Че ты там мямлишь?! Кто тебе разрешал смеяться?! Ты будешь рыдать и то только по моей команде!

Продолжая смотреть на его дергавшиеся щёки, я понял, что жизнь здесь не будет лёгкой. Минутная битва взглядов и вот, кажется, цвет его лица приблизился к нормальному. Остыв, он сел на табуретку, что стояла у стола и с полуприкрытыми глазами тяжело вздохнул:

– Такие, как вы, Самойлов, долго здесь не живут. Вы сгниёте в нарядах или на гауптвахте, а то и вовсе вылетите отсюда.

Лицо его приобрело злобный оттенок. Маленькие глаза пробегались по курсантам, надеясь найти вызов, неподчинение.

– Первое, что вы должны усвоить – это дисциплина. Любая оплошность на служебных мероприятиях или учебе будет строго наказана. Но сейчас не об этом.

Он откашлялся и продолжил:

– Я старший лейтенант Леонтьев Гоха. Как минимум ближайшие несколько лет я буду вашим куратором. Обращайтесь ко мне по служебным вопросам. Можете даже за советом. Я не мало бойцов воспитал.

Я продолжал смотреть в лицо офицера.

«Неужели ему нравится этим заниматься?» – подумал я.

– Садись, Самойлов. – устало пробурчал офицер, плюхаясь на стул.

Меня снова начал пробирать смех.

Он взглянул неодобрительно: