Двойное сердце агента

Зорин вскочил и возбужденно зашагал из стороны в сторону.

– Дело в том, товарищ генерал, что полетное задание Пауэрсу давал персонально один генерал ЦРУ, специально прилетевший для этого на авиабазу в Пешаваре. И звали его именно Холгер Тоффрой!

– О как! – воскликнул Плужников. – Интересно-интересно… Значит, до генерала дорос…

Плужников задумался.

– Знаешь что, Сережа, – первый раз по имени назвал он Зорина, – подбери-ка мне всю информацию, что у нас есть на этого господина. Сдается мне, что полет Пауэрса – это лишь звено в некой большой операции ЦРУ… И не забудь дать шифртелеграмму в наше Волжанское управление об усилении охраны моста!

Покопавшись в архивах, Зорин установил, что еще со времен операции «Скрепка» именно Тоффрой является куратором всех проектов ЦРУ в области ракетных технологий и возглавляет разведывательный центр «Форт Фелисити», сокращенно именуемый «Дабл ЭФ». Он же является и директором созданной при «Дабл ЭФ» школы по подготовке специализированных диверсионно-шпионских кадров. Майор немедленно доложил об этом Плужникову и был крайне удивлен, когда тот, в очередной раз покрутив незажженную папиросу, задумчиво произнес:

– «Дабл ЭФ»? Забавно. Весьма забавно…

– Что забавно, товарищ генерал?

– Как все скручивается в один клубок. Сегодня утром я получил распечатку прослушки кабинета секретаря посольства США. Есть информация, что Центральным разведывательным управлением активирован «дремавший» в нашей стране более десяти лет агент по кличке Томас. Агент глубоко законспирирован, никто не знает его в лицо, даже президент. Единственное, что удалось установить дополнительно, – в конце сороковых годов Томас проходил обучение в разведывательной школе…

– «Дабл ЭФ»?! – не выдержал Зорин.

– Точно! В разведывательной школе ЦРУ «Дабл ЭФ», – щелкнул пальцами Плужников и задумался: – Непростое совпадение…

Всю ночь Зорин вновь корпел над архивами, выискивая обрывки информации, хоть как-то связанные с разведцентром «Дабл ЭФ», и уже под утро он неожиданно натолкнулся на упоминание о неком Олейникове – майоре советской авиации, осужденном в 1951 году на 20 лет лишения свободы за измену Родине. Зорин срочно затребовал уголовное дело и, едва успев выпить в буфете стакан чаю и перехватить бутерброд, углубился в чтение.

«Олейников Петр Алексеевич, родился в 1919 году в городе Волжанске… работал слесарем по ремонту паровозов… записался в аэроклуб. В 1938 году призван в армию… направлен в военно-авиационную школу… окончил с отличием. Участник Великой Отечественной войны: в июне 1941-го – октябре 1942-го – летчик, командир звена, заместитель командира авиационной эскадрильи… 73 боевых вылета, 25 воздушных боев, сбил лично 9 и в составе группы 8 самолетов противника. Награжден двумя орденами Красного Знамени, орденом Красной Звезды.

В конце 1942 года направлен на работу в Волжанский летно-испытательный полигон… 30 испытательных полетов на самолетах с ракетными ускорителями… заочно получил специальность «инженер реактивных двигателей и установок».

В декабре 1944 года отозван в Москву на курсы повышения квалификации. После возвращения в Волжанск в апреле 1945 года в связи с решением об испытаниях в боевых условиях направлен в расположение войск 1-го Украинского фронта. 23 апреля 1945 года при выполнении боевого задания пропал без вести».

Но, как выяснилось, Олейников не пропал… Он оказался в разведывательном центре «Дабл ЭФ».

* * *

– А, черт! – ругнулся Зорин, когда догоревшая папироса обожгла пальцы, вернув его из воспоминаний к действительности. Стряхнув упавший в папку с уголовным делом пепел, Зорин поднял глаза – перед ним, задумчиво рассматривая темное пятно на потолке допросного кабинета, по-прежнему сидел заключенный Олейников.

– Зовут меня Зорин Сергей Александрович, – сухо произнес майор. – Я из Комитета государственной безопасности. Из Москвы…

– Из само?й столицы нашей Родины? – оторвавшись от пятна на потолке, наигранно всплеснул руками Олейников.

Зорин закурил новую папиросу, закрыл папку и отодвинул ее на край стола.

– Петр Алексеевич, я внимательно изучил ваше дело…

– Неужели разобрались? – ухмыльнулся Олейников. – И мне теперь помимо ордена полагается еще квартира в центре Москвы?

– Не могу понять одного, – продолжил Зорин, пропуская иронию мимо ушей, – зачем вы после пяти лет пребывания в Америке вернулись в СССР?

– Ностальгия. Березки по ночам снились.

– Березки… А что же, в «Дабл ЭФ» березки не росли?

– Не-е… Березок не было. Одни кактусы.

– То есть таким образом вы подтверждаете, – оживился Зорин, – что бывали в разведцентре ЦРУ «Дабл ЭФ». С какой целью?

– С какой целью подтверждаю?

– С какой целью бывали?! – рассердился Зорин.

– Если вы действительно читали мое дело, там написано, что в США я работал инженером в ракетной лаборатории Вернера фон Брауна. А разведцентр «Дабл ЭФ», как вы, наверное, знаете, специализировался на шпионаже в области ракетных технологий. Вот нас и приглашали почитать будущим шпионам лекции об устройстве ракет. Они же должны были хотя бы представлять, с каких чертежей стоит делать фотокопии, а какие годятся только для использования в клозете.

– Неплохая легенда, Петр Алексеевич… Но мне почему-то кажется, что не лекции о космических ракетах вы там читали, а сами проходили обучение шпионско-диверсионной деятельности. И ваше появление в 50-м году в советском посольстве в Мексике было началом плана Центрального разведывательного управления по заброске вас в СССР! – хлестко выпалил Зорин.

Олейников задумался, с прищуром оценивающе глянул на Зорина и, вздохнув, махнул рукой:

– Ну что ж, приперли вы меня к стенке… Пишите всю правду! Так и быть!

Зорин быстро схватил заготовленный лист бумаги, достал из накладного кармана гимнастерки ручку и, лихо щелкнув кнопкой, выдвинул стержень.

– Ух ты! – присвистнул Олейников, разглядывая в руках Зорина чудо-ручку.

– Американская, шариковая, последнее изобретение, – непроизвольно смутился Зорин, но тут же собрался и строгим голосом произнес: – У одного такого же шпиона, как ты, изъял. Трофей.

Зорин нашел эту ручку на месте падения самолета Пауэрса, когда все обломки U-2 уже были упакованы и увезены, а сам майор решил напоследок еще раз все осмотреть. Сначала Зорин подумал, что в ручке спрятана какая-нибудь отравленная игла или микрофон, или еще какое-нибудь шпионское приспособление, но, разобрав ее до винтика, ничего интересного, кроме оригинальности самой конструкции, не обнаружил. Вернувшись в Москву, Зорин забегался и забыл про вещдок, а когда вспомнил и показал ручку генералу, Плужников махнул рукой и сказал: «Оставь себе. Считай, что трофейная».

– Итак, – начал Олейников, – вернувшись по заданию ЦРУ в Советский Союз, я сначала должен был сесть в тюрьму на двадцать лет. Замысел был такой: отсидев полностью весь срок, мне удастся серьезно подорвать свое здоровье, а значит, и последующая моя госпитализация в больницу не должна вызвать подозрений у КГБ. В больнице с целью массового понижения трудоспособности советского народа…

Олейников остановился, посмотрел на торопливо пишущего Зорина и заботливо спросил:

– Успеваете?

– Да-да-да, – кивнул, продолжая записывать, Зорин. – Продолжайте.

– …с целью массового понижения трудоспособности советского народа я должен был потреблять максимальное количество лекарств…

– Лекарств? – недоуменно спросил майор, отрываясь от бумаги. – Каких лекарств?

– Которыми советских граждан лечат.

– Зачем?

– Зачем лечат – не знаю… – Пожал плечами Олейников. – А потреблять – чтоб им меньше досталось. Что не позволило бы СССР выполнить пятилетний план развития народного хозяйства и обеспечить обороноспособность страны.

Зорин положил ручку на стол и уставился на Олейникова, который, словно не заметив этого, продолжил:

– Кроме того, я должен был завербовать продавщицу пивного ларька, поручив ей разбавлять пиво водой не наполовину, как она обычно делает, а на три четверти. Что должно было вызвать у советских людей недовольство политикой партии и правительства. Также я был должен…

– Хватит! – прервал его Зорин.