Подъезд

– Конечно, этот вопрос выходит за рамки моей работы, но, если позволите…

– А что, это очень даже… современно! – одобрительно закивал председатель, с рассеянной улыбкой наблюдавший за диалогом. – Новые времена, знаете ли. Кстати, не так давно, году в 85-м, мы были на одной научной конференции в Вене. И – представьте себе! – там была секция по теологии!

– Коллеги, давайте не отвлекаться, – раздраженно перебила председателя секретарша.

– Ну уж нет: nescit vox missa reverti[1 - Сказанное слово не может вернуться (лат.).]. Давайте побогословствуем! – плотоядно ухмыльнулся лысый, вычурно окая на последнем слове.

Легкая усмешка пробежала по лицу диссертанта, и он, вернувшись за кафедру, стал излагать свое кредо:

– Видите ли, спор между идеалистами и материалистами мне кажется таким же контрпродуктивным, как детская загадка про курицу и яйцо.

– Ха! – громко выдохнул лысый, демонстративно сложив пухлые руки на груди.

– Я исхожу из фундаментальной необходимости обоих феноменов. Возьмем, к примеру, религию и философию. Религии всегда не хватало философии – так родилась теология. Но теология – это догматика, а любые ограничения – смерть для разума. Гегель первым попытался примирить религию и философию. Но не учел инерции научного знания – стрела, выпущенная в космическом пространстве, движется бесконечно.

Женщина-богомол буквально млела от счастья, внимая «своему Сержа».

– В трудах Маркса концепция саморазвития абсолютного духа оформилась в диалектический материализм, отчего философия перестала быть сама собой – царством мысли и религией разума. Необходим новый синтез религии и науки: нужно закончить все эти споры о первородстве и, на основании законов диалектики, выйти на новый этап развития, где религия будет идти рука об руку с философией.

– Вот тебе бабушка и Юрьев день! – расхохотался толстяк. – Каков, а?!

– Позвольте, – возмутился очкарик, – но даже с точки зрения Гегеля, религия – это низшая ступень развития.

– Я говорю о такой форме религии, которая рождается на высотах научного знания.

– Кому же прикажете кланяться, отче? – с издевкой выкрикнул толстый.

– Кланяться не нужно, – снисходительно улыбнулся диссертант, – только служить.

– Это как, «паки и паки» что ли? – продолжал куражиться толстый.

Медленно, словно брошенная супруга, женщина-богомол прошептала:

– Я вас не понимаю, Серж! Что вы такое…

– Я говорю о служении науке, Регина Карловна, не более. Вот вы, например, преподаете историю философии уже 30 лет. Разве это не служение?

– Ах, вот вы о чем! Ну конечно!

– А Фома Лукич? Когда он защищал докторскую диссертацию меня ещё и в помине не было.

Председатель расплылся в широкой улыбке и закивал седой головой.

– Ипполит Марленович так изучил философию Гегеля, что ему впору создавать свою собственную. Но он довольствуется скромной должностью декана факультета. А это уже самопожертвование в чистом виде. Да и разве все вы не служите науке – этой великой силе, преображающей наш темный мир?

Регина Карловна всхлипнула и полезла в пакет за носовым платком.

– Ну это уже слишком, – проворчал толстый.

– Это, знаете ли, не ответ: любая религия предполагает некий идеальный объект, – продолжал наступать очкарик, не обращая внимания на лестный отзыв. – У Гегеля, например, это абсолютный дух. Кого или что вы видите на пьедестале вашей религии? Кто ваш бог?

Последние три слова очкарик произнес особенно четко, с расстановкой, как на допросе. На мгновенье в аудитории образовалась напряженная тишина, которую нарушало только жужжание проектора и сиплое дыхание толстяка.

– Абсолютный Человек! – торжественно произнес диссертант. – Человек, обладающий всей совокупностью знаний об этом мире. И, самое главное, ощущающий, а, следовательно, осуществляющий принцип единства всего сущего.

– Извините, но… такого человека не существует, – развел руками очкарик.

– А как же заповеди? – вдруг раздался в аудитории звонкий мелодичный голос. Только сейчас присутствующие заметили тонкого белокурого юношу в бежевом плаще, сидевшего на стуле у самого выхода.

– Молодой человек, – недовольно прогремел толстый, – здесь идет защита диссертации. Соизвольте покинуть помещёние!

– Я здесь по приглашению, – ничуть не смутившись ответил юноша.

– Простите, коллеги, я забыла познакомить вас с новыми правилами, – виновато затараторила секретарша, и принялась раздавать присутствующим листочки с текстом. – Теперь на защите имеют право присутствовать все желающие.

– Как, все? Даже студенты?! – взъярился толстый.

– Да, да, такие времена! – тоном древнего мудреца изрек председатель.

– Простите, а что вы имели ввиду? – поинтересовался диссертант у юноши.

– Думаю речь идет о моральных принципах новой религии, правильно я вас понимаю? – обратился знаток Гегеля к незваному гостю, подтвердившему его догадку легким кивком головы.

– Ну, здесь все очень просто: никаких догматов и никаких норм.

– Серж, вы доведете меня до инфаркта!

– Вы опять меня неправильно поняли, Регина Карловна. Нормы, конечно же нужны и важны, но только в религиозной парадигме прошлого. В религии Абсолютного Человека они утрачивают свою регуляторную функцию. Посудите сами: зачем атлету, свободно пробегающему стометровку на своих двоих, деревянные костыли? Всестороннее научное знание возводит человека на такую высоту, что все позывы к аморальному поведению просто не могут возникнуть в его сознании.

– Ну, всякое бывает, – хохотнул лысый, лукаво подмигнув секретарше.

– Бывает. Но как известно, исключения только подтверждают правило: процесс эволюции сознания необратим. И это также верно, как и то, что никто из здесь присутствующих не закончит свою жизнь под забором.

– Как верно, как замечательно сказано! Когда построите храм Абсолютному Человеку, Серж, я стану первой его прихожанкой!

– Да вы не скромничайте, Регина Карловна! Уж лучше сразу – в иконостас, – 'по-ленински махнул рукой толстый в сторону экрана с презентацией.

Женщина-богомол передернула плечами, будто увидела огромную скользкую жабу, и демонстративно отвернулась от разнуздавшегося фигляра.

– Коллеги, если вопросов больше нет, то, может быть, начнем процедуру голосования? – жалобно пролепетала секретарь.

– Я – за! – резко выкрикнул толстый. – Работа добротная, тема – актуальная, да и сам профессор одобрил. Я ведь прав, Фома Лукич?

– М-да, пожалуй, – с рассеянной улыбкой подтвердил председатель.

– Если вы не против, коллеги, я бы хотел… – прогнусавил было Ипполит Марленович, но услышав зловещёе шипение со стороны толстого, растерянно забормотал:

– Впрочем, нет… То есть – да, я согласен.