Гнилые души

Следующей ночью он спустился в погреб с целой упаковкой отравы и парой мышеловок. Открыл дверь и, войдя, тут же запер её за собой. Ему показалось, что в угол, словно напуганные вспыхнувшей лампой, метнулись крошечные тени.

«Ну, ничего, вы у меня ещё попляшете», ? про себя пригрозил грызунам Вадим, но сперва решил перевязать верёвки.

– Как ты тут, любимая? ? проворковал он, заглядывая в ящик.

Девушка не шевельнулась. По-прежнему лежала там, как безвольная фарфоровая кукла. В тусклом свете Вадим заметил металлический блеск рядом с вяло поникшей правой кистью. Он склонился ближе, присматриваясь.

Её веки распахнулись, полный гнева взгляд цепко впился Вадиму в лицо. Ангелина так быстро метнулась из ящика, что он не успел даже дёрнуться. Резкая боль ужалила в шею справа. Вадим отшатнулся, выронил пакет, машинально зажимая рану.

– За что, милая? ? с обидой прошептал он. ? У нас же почти получилось.

Ангелина не слушала. Удары сыпались на Вадима один за другим, обжигая тело. Будто на него нападал рой огромных разъярённых ос. Он пытался отбиться, но очки свалились с носа, а без них разглядеть что-либо удавалось с трудом. Закрываясь руками, Вадим отступал, пока не упёрся спиной в проржавевшую дверь. Вслепую нашарил ручку, вот только единственный выход отсюда был надёжно заперт им же самим.

Он слабел с каждым толчком крови, а возлюбленная всё била и била наотмашь, рыча, как дикий зверь. Удивительно, что спустя больше недели в ней ещё осталось столько сил. Найти ключи Вадим так и не успел. В голове поплыло, он ополз на пол, скрючился и затих.

Задетая во время борьбы лампа всё ещё раскачивалась под потолком. Её сияние металось и пульсировало под веками почти так же болезненно, как дыры в теле. Свет то загорался, то меркнул, Вадима бросало то в жар, то в озноб. Постепенно боль отступила. Иногда он слышал голоса, будто звавшие по имени. Чужому имени, не его.

«С кем они разговаривают?» ? думал Вадим, но тут же отгонял лишние вопросы: это не важно, совсем не важно.

«Нужно найти скальпель, ? вспоминал он. ? Нельзя оставлять его в погребе, мало ли что…»

Мысли то и дело разбредались, как стадо непослушных овец. Он силился собрать их воедино, но выходило не очень.

«Обязательно забрать скальпель и сходить за вином. Ангелина придёт буквально через пару часов, а я совсем не готов. И не забыть выбросить дурацкий бабкин половик. Во сколько там похороны старой карги? Вроде бы в десять…»

В голове образовался настоящий винегрет из дат, событий и имён. Сложно было понять, какие воспоминания ? сегодняшние, а каким уже дни, недели и годы.

«В субботу попасть к мастеру на маникюр и завивку, а в воскресенье ? свидание с Вадимом. Кажется, в девятнадцать тридцать…»

Стоп.

«Ведь Вадим ? это я и есть. С кем же тогда у меня свидание?»

Терпкий запах лекарств и антисептика ударил в нос. Вадим открыл глаза, заморгал, чтобы картинка настроилась. Его окружали бледно-зелёные стены, тело накрывала белая простыня. Вадим понял, что лежит на узкой койке в помещении, похожем на больничную палату. На переносице не ощущалась привычная тяжесть очков, но каждая деталь интерьера просматривалась вполне отчётливо.

Он опасливо пошевелился, ожидая боли в многочисленных надрезах, но той не последовало. Оглядев предплечья, убедился, что ран действительно больше нет. Такое могло произойти только если очень долго оставаться в беспамятстве. Или, может быть, в коме?

Вадим хотел встать, схватился за край покрывала и только тут обратил внимание на ярко-алый лак на ногтях. Да и пальцы были совсем не его. Слишком тонкие, почти без волос.

– Так значит, у нас, ? неожиданно звонким голосом пробормотал он.

Неуверенно ступая босыми ногами по холодному полу, Вадим добрёл до туалетной комнаты. Как он и ожидал, там над раковиной обнаружилось большое зеркало. Из отражения глянуло бледное измученное лицо Ангелины. Некогда пышная укладка истрепалась в паклю, вокруг губ рядами темнели подживающие дырочки от ниток.

– Получилось, ? выдохнул он, закончив мысль.

Вадим распахнул больничный халат. Из-под девичьей груди вниз к животу тянулся ряд волнушек. Их нежные шляпки розовели в тон соскам.

– У нас получилось, любимая, ? повторил Вадим. ? Теперь мы будем вместе. Навсегда.

Котлетный фарш

? Свинья вонючая!

Ефим ошалело смотрел, как крошечный рот изрыгает отборные ругательства в его адрес.

– Бз-з-з! ? муха, что билась в оконное стекло где-то там, за побуревшей от пыли занавеской, истерично вторила тоненькому голоску.

Оба звука сливались в сплошной противный писк, отдаваясь болезненным звоном в его голове. Прямо как от криков соседки. Да, точно, опомнился Ефим. Свинья вонючая. Именно это заносчивая сучка выкрикивала, когда они виделись в последний раз. Вот только почему она кричала, он никак не мог вспомнить.

– Ты меня вообще слушаешь, урод?!

Он дёрнулся и даже охнул от боли, когда особенно яростный плевок раскалённого масла со сковородки достал его. Ефим опустил взгляд, безучастно оглядел свои руки, все в красных пятнах. Медленно, как изображение на старой плёнке, проявлялось осознание происходящего.

Вокруг по-прежнему его кухня, совсем крошечная, всего три-четыре шага от старого тарахтящего холодильника до окна с видом на унылый двор. Она, как и вся его однушка, больше напоминала захламлённую подсобку, нежели что-то жилое и уютное. Между раковиной и кухонным шкафом зажата плита, вся покрытая слоем заскорузлого рыжего жира. На ней в старой сковородке калилось масло. Слишком долго, уже вьётся дымок.

В общем, на первый взгляд ничего примечательного. За окном темнел вечер, Ефим возился с ужином. У него не было жены или хотя бы девушки, так что рассчитывать приходилось только на себя. Обычно он готовил макароны, картошку, а если заведутся деньги ? то и приличные пельмени. Сегодня его ждало особое блюдо. Настоящая, сочная, из чистого мяса…

Котлета.

Ефим окончательно вспомнил, зачем он стоит посреди кухни с кулинарной лопаткой в руке. Сглотнул набравшуюся в рот слюну ? душный аромат палёного сала неимоверно будоражил аппетит. Посмотрел на Котлету, а она ? на него.

Мясной комок нахально выбрался из сковороды и теперь стоял напротив, уперев руки в боки. Руки у Котлеты… Ефим отказывался принимать этот бред, но глаза не могли обманывать.

«Проклятые ГМО», ? первое, что пришло на ум.

Одна её сторона успела подрумяниться, прежде чем всё это началось. Теперь с побуревшей половины прямо на плиту стекал вытопленный жир. Из той части, где мякоть осталась рыхлой и красной, на него пялился глаз. Слегка примятый, подёрнутый мутной плёнкой и утопающий в сети синеватых прожилок-сосудов. Под глазом прорезалась дыра с неровными краями из мелко перемолотой плоти. Эта самая дыра и исторгала мерзкий визгливый голос, оскорблявший Ефима.

Надо было что-то предпринять, осознавал он. Пригладив седеющие пряди на макушке, он рывком подтянул съехавшие с пуза домашние штаны.

– Я это, покушать просто, ? неуверенно промямлил Ефим.

– Говна наверни! ? взвизгнула Котлета.

– Конечно-конечно, ? поспешил согласиться он. ? Я сейчас…

Медленно, боком, он подобрался к столу, и, выхватив с подставки щипцы, резким броском подскочил к плите. Ухватив истово матерящуюся Котлету, надавил на педаль мусорного ведра и со всей силы швырнул туда бесноватый полуфабрикат.

– Ты там совсем берега попутал, урод?! ? приглушённо долетело из урны.

По металлической крышке заколотили изнутри. Ефим не слушал, он уже стоял у настежь распахнутого холодильника. С подсвеченных полок на него одиноко смотрели два яйца, головка чеснока и треть пачки майонеза.

– Яичницей что ли поужинать, ? вслух рассуждал Ефим, стараясь заглушить ругань из ведра.

В голове живо нарисовались жёлтые текучие сферы с красноватыми вкраплениями и склизким канатиком, соединяющим этот шарик с белком. Несчастные не рождённые птенцы. К горлу подступила тошнота и Ефим поспешил захлопнуть дверцу.

«Ну вот, опять не получится сделать всё правильно», ? вздохнул он.

Тоскливо покосился на белую пластиковую баночку у пустой сахарницы. Баночка встрепенулась, ожидая, что ею наконец воспользуются, но Ефим снова к ней не притронулся.