Метро 2033 Музыкант

– Знаешь, когда всё это было, мы не ценили и даже не задумывались о том, что это благо. Только теперь, когда живёшь в сырых туннелях под землёй, понимаешь, что тогда-то был рай, – Антон горестно вздохнул. А ты что, уже в метро родился?

– Ну да, – немного смущённо ответил Пиротехник, – мне ж девятнадцать всего.

– Блин, а выглядишь намного старше.

Их диалог прервал блокпост Балтийской. Проверка документов, и тут Музыкант вспомнил, что это станция Старовойтова. Однако по пути к Сенной ему тут никто и слова не сказал и по тому диалогу у Парка Победы он понял, что майор держал от остальных МВДшников всё в тайне, но лучше всё же быть начеку.

Они благополучно прошли Балтийскую без остановок, прошли мимо блокпоста на выходе и направились к Нарвской.

– А это правда, что ты живёшь один в заброшенном туннеле где-то за Автово?

– Да, правда.

Пиротехник немного подумал перед следующим вопросом. Толи подбирал слова, толи размышлял, стоит ли спрашивать.

– Любишь одиночество?

– Не совсем так, скорее не люблю людей.

– Почему? – смутился Пиротехник.

– Понимаешь, – Антон почесал щетину на щеке, – раньше было такое понятие, как социофоб. Это человек, который чувствовал себя не комфортно в обществе людей. У меня никогда не было друзей, и был лишь единственный человек, с которым я чувствовал себя свободно… После катастрофы, которая нас разлучила, я попытался пожить на разных станциях, но так и не смог на них прижиться. Так что теперь мой дом в заброшенном туннеле ветеранов.

– Социофоб, – тихо и задумчиво повторил незнакомое слово Пиротехник.

– Ага, всё началось у меня с интерната, в котором я прожил до совершеннолетия, а в армии моя неприязнь к людям только закрепилась.

– Что такое интернат?

Музыкант вздохнул, вспомнились неприятные моменты из детства, а следом вспомнился и год в морской пехоте.

– Раньше так называли дома, где жили сироты и беспризорники. В общем, те, кто остался без родителей.

Дальше снова шли в тишине. После рассказа Пиротехника на Сенной, им, видимо, было о чём помолчать.

Дошли до Нарвской, оплатили транзит. Затем прошли и Кирзу. Перебрались за закрытую герму к Автово. Всё это время Пиротехник осматривал станции, на которых раньше не бывал. И если до этого станции были хоть как-то освещены, то сейчас в полной темноте Музыкант видел, как по сторонам гулял луч налобного фонаря его спутника. Сам же он смотрел перед собой, дабы не наткнуться на одну из лежащих на путях массивных люстр.

А когда Автово и Ленинский остались позади, Антон попросил Пиротехника держаться за ним.

– Стой, – скомандовал Антон. – Сейчас аккуратно перешагни тут.

Музыкант подсветил ему натянутую поперёк туннеля леску. А через метров пять ещё одну.

– Это растяжки?

– Ага.

– Но зачем?

– От непрошеных гостей и прочей нечисти.

Они прошли ещё немного дальше, и Музыкант остановился и посвятил на дверь.

– А вот тут я живу.

– Да уж, далеко же ты забрался от людей, – сказал Пиротехник, стоя за его спиной. Вот только у меня вопрос: зачем ты тогда позвал меня с собой?

Антон помолчал, затем обернулся к нему.

– Знаешь, наверно, люди всё-таки меняются со временем. Ладно, пойдём. Нам надо спешить.

Антон показал ему ещё две растяжки уже после своего жилища, и они наконец-то вышли на неосвещённую платформу Проспекта Ветеранов. Высвечивая налобными фонарями ступеньки, поднялись наверх к проржавевшим турникетам. Справа была дверь, которую, так же как и турникеты, время и вода не пощадили. Так что открыть её получилось не сразу. Только уперевшись ногами в стену, потянули её вдвоём и тогда со страшным скрипом та открылась.

За дверью оказалось небольшое помещение в конце которого была ещё одна дверь, на которой красной краской было выведено "ВШ 48". Когда-то давно именно через эти двери Музыкант попал на заброшенную станцию с поверхности и больше сюда уже не возвращался.

Перед тем, как вскрыть приржавевшую дверь вентшахты, они натянули химзу и уже после выбрались по хлипкой лестнице наружу. А снаружи закат уже почти догорел, уступая вечер сумеркам.

– Охренеть, – сказал Пиротехник, увидев спуск к метро Ветеранов.

Если на обитаемых станциях диггерские отряды со временем хоть как-то разгребли вестибюли и прилежащие к входу территории, то тут всё осталось как на момент катастрофы. Всё было усыпано поломанными скелетами в истлевших одеждах. Перевёрнутые бесчисленные маршрутки, а огромный козырёк, что прикрывал тот спуск, у которого они выбрались, был сорван взрывной волной и теперь лежал вокруг полуразрушенного дома неподалёку.

– За мной, – сказал ему Антон и повёл к бывшим остановкам общественного транспорта.

Они прошагали по потрескавшемуся асфальту проспекта Ветеранов во дворы. Прошли насквозь мимо множества покинутых девятиэтажек и по дороге уходящей вниз спустились к трамвайным путям вдоль проспекта Стачек. К этому моменту на улице стемнело совсем. Они зажгли налобные фонари и теперь им предстояло пройти несколько километров по прямой до ЛЭМЗа.

Музыкант решил идти между дорогой и трамвайными путями, так как на дороге было много мешающих остовов машин, а по путям идти было неудобно. Пиротехник двигался рядом с ним, ступая по мёртвой земле, на которой раньше росла зелёная трава, и вот когда справа были бывшие общежития кораблестроительного института, он на ходу спросил у Антона.

– А зачем тебе сдался этот завод? Снова Тёртый задание подкинул?

– Нет. Нам нужно будет допросить одного нехорошего человека, забрать у него грузовик и привезти к Московским Воротам.

– Грузовик, серьёзно? – воодушевлённо спросил Пиротехник.

– Ага.

– Блин, что ж ты раньше не сказал! Ради такого стоит переться хрен пойми куда! А что за человек?

Музыкант не ответил. Он думал, как бы так сказать, чтобы не разболтать лишнего.

– Ну, конечно, если это секрет, то можешь не говорить, – немного обиженно пробормотал Пиротехник сквозь противогаз.

– Слушай, когда всё закончится, я тебе всё с удовольствием расскажу в баре за кружкой чая или чего покрепче. А сейчас могу только сказать, что это долгая и запутанная история.

Тем временем они подошли к широкому перекрёстку с Жукова, посреди которого на боку лежала догнивающая фура, а сверху в ряд сидели мелкие зверьки. Они были размером с небольшую собаку, но с длинными хвостами, как у крыс. Зверьки проводили путников взглядами, но даже и не думали слезать с фуры.

Дальше проспект Стачек переходил в Петергофское шоссе. Слева начинался холмистый парк с голыми и почерневшими стволами деревьев и почти пересохшим каналом вдоль шоссе. А справа была аллея с покосившимися опорами ЛЭП. Провода между ними провисли и местами доставали до земли. А Музыкант и Пиротехник так и держали путь между дорогой и путями, подсвечивая перед собой налобными фонарями.

– Интересная должна быть история, – обдумав его слова, сказал Пиротехник.