Гребень из рога единорога

От неожиданности я останавливаюсь… Это ещё что за…

– Ну, началось, – начинают возмущаться сапоги, – Проснулся!

– Кто проснулся? – чувствуя, как начинают шевелиться волосы на макушке, спрашиваю я.

– Кто-кто… Аспид!

И я перевожу взгляд на свой ремень из кожи чёрного аспида.

– Да-да. Это я, – соглашается с моим недоуменным взглядом тот. – А нече было лезть в пасть к Йожину. Там обретают с-сознание и дар речи любые вещи, выделанные из убиенных животных.

Вот же… Теперь к компании болтливых сапог присоединяется говорящий поясной ремень. Бедная моя голова продолжает движение, наверное по бесконечному, кругу…

– Так, давайте договариваться. – Решаю установить границы дозволенного и области табуированного. – Можете чесать языками, или чем вы там болтаете, но только вне присутствия посторонних. Мне ещё обвинения в чёрной магии не хватало!

– А чего сразу в магии?! – дружно восклицают сапоги. – Мы из-за такой мелочи молчать не будем!

– А чем не угодил чёрный цвет? – присоединяется к возмущениям ремень из чёрного аспида, – Можно подумать, все беды человеческие исходят из наличия в подлунном мире чёрного…

– Цыц, малявки, – прерываю препирательства я и пытаюсь воззвать к разуму, какой он у говорливых вещей ни есть, – За подозрением в чёрной магии вполне может последовать испытание водой, а затем сожжение на костре. И обычно казнимые горят вместе со всей своей обувкой и одёжкой.

– Какая дикость! – удивляется Аспид, – Никогда людям не доверял – ограниченные, примитивные в с-сознании с-своего надуманного величия с-создания.

Сапоги задумчиво помалкивают, видимо, оценивая риски своей сказочной говорливости.

– Так, что? Договорились? Болтаете только, когда рядом нет никого и это безопасно…

– Замётано, – неожиданно идут на уступки обычно несговорчивые сапоги.

– Это в общих интересах, – также соглашается и когда-то чёрный аспид, а ныне мой поясной ремень.

– Вот и прекрасно!

Проблем в трактире с болтливостью носимых вещей не возникает. Я рассчитываюсь с жадным до чужой наличности хозяином и забираю своего рысака. Продукты здесь сравнительно дешёвые, и купленного теперь должно хватить на несколько дней пути до страны единорогов.

Путешествие в седле, что, впрочем, ни удивительно, нравится сапогам больше пешей прогулки по каменистой дороге, и те, пребывая в хорошем настроении, весь путь до гор дуэтом распевают похабные песенки. И как это ни странно, ни без юмора.

Бесконечные просторы полей и лугов сменяет чаща глухого леса. И стоит только в неё углубиться, как впереди на тропе замечаю небольшую заварушку – четверо подозрительного вида бродяг лениво мутузят мелкого пятого. Тот молча принимает удары и даже не пытается позвать на помощь. Наверное, не надеясь на её приход в столь глухом, безлюдном месте. И хотя имеется значительный перевес по числу разбойников, я направляю Сивого прямо в эту кучу-малу. Конечно, не без плана на отступление в случае чего неприятного.

Завидев конного, бродяги оставляют жертву лежать, а сами молча перегруппируются, прикидывая шансы на новую поживу.

– Прочь с дороги! – Я пытаюсь взять инициативу в свои руки. Порою в таких ситуациях для черни достаточно грозного окрика.

Но в этот раз не прокатывает. Наверное, лихие люди из опытных, и суровым видом да окриком их не испугаешь. Ситуация развивается в сторону незапланированной стычки, и я извлекаю свой боевой тесак.

– Хозяи-ин… Чего, драться будем? – совсем ни к месту громко шепчут сапоги.

И только я хочу их приструнить, как замечаю ошалелые взгляды противников.

– Только поаккуратней тесаком маши, нас не задень! – как ни в чём ни бывало напутствует на ратные подвиги моя же обувка.

И этого оказывается достаточно для победы.

– Колдовство! – истошно вопит кто-то из лихой братии, и бродяги, тут же позабыв о своей жертве и перспективе поживы, дружно кидаются в разные стороны. Чем нимало меня удивляют.

Тем временем жертва лесных бандитов «оживает» и пытается встать. Ошалело вертит головой, не в силах понять, откуда пришло спасение. Короткая стрижка и прилично так разукрашенное огромными синяками лицо не позволяют разобрать, сколько спасённому лет – может, лет семнадцать, а может, и все двадцать.

– Господин, век буду помнить вашу помощь! – наконец до парня доходит, кто его спас.

– Не благодари, это всё мои болтливые сапоги. – И я демонстрирую левый сапог.

Чем вызываю лёгкое смущение у спасенного. Тот несколько раз переводит недоуменный взгляд с сапога на меня и обратно на сапог. А обувка, как назло, помалкивает словно рыба в пруду. Видимо, бдит установленные мною границы и области. Но не буду же я посреди леса объяснять незнакомому парню, что у меня сапоги разговаривают. Тот точно решит, что его спаситель того…

– Передайте, тогда, мою благодарность своим сапогам, – находится в непростой ситуации парень.

– Чего от тебя хотели-то? Ты не кажешься обладателем толстого кошелька или несметных сокровищ.

– Так и вы, господин, не кажетесь чересчур богатым. У вас даже слуги нет, – ловко уходит от ответа парень. – Может, возьмёте меня своим слугой? Не пристало господину самому чистить свой камзол и сапоги…

Я задумываюсь. А что? Условием испытания предусматривалось оставление личных слуг в замке, а о вновь приобретаемых ничего не говорилось. Что прямо не запрещено, то разрешено – решаю я.

– Тебя как зовут-то?

– Арад.

Я спрыгиваю с коня и протягиваю руку для верноподданнического поцелуя.

– Арад, ты принят в услужение, – торжественно посвящаю парня в слуги. – Отныне, на щадя живота своего, ты должен служить мне верой и правдой.

– Замётано, – неожиданно легкомысленно отвечает новый слуга.

Заставляя меня задуматься – а правильно ли я поступил, взяв неизвестно кого в услужение? Да-а, уж…

– Господин, куда мы путь держим? – деловито интересуется неожиданно обретённый слуга.

– По ту сторону гор.

– А что вы забыли в Уникорнии? Там не привечают пришельцев с этой стороны, – удивляется Арад.

– Откуда информация?

– Да был я в этой Уникорнии. Дыра-дырой. Мой совет – туда не ездить.

– Тебя позабыли спросить, – ухмыляюсь я. – А сам-то, ориентируешься там?

– Легко.

– Вот и отлично. Поможешь, значит, в поисках.