– Мама, я бездарный, тупоголовый юнец, – жаловался Синицын, укладываясь в постель, – я никогда не распутаю этого преступления, и меня погонят с работы поганой метлой.
В отличие от матерых детективов, которые забывали о профессии, ступив за порог своего кабинета, Слава мучился расследованием днем и ночью – ведь убийство Каребина было его первым самостоятельным делом. Вера Сергеевна гладила сына по голове и говорила успокоительные слова:
– Ну зачем ты так, Пусик? Ты был самый способный студент на курсе. Ты с отличием защитил диплом. И вообще, Пусик, ты очень умный и толковый. Все будет хорошо. Спи.
– Ничего не будет хорошо, – мрачно возражал он, – я осел и тупица.
Но молодой организм брал свое, и Синицын засыпал. Так прошло две недели.
Сегодняшний день также не сулил Славе никаких авансов. Утром, как и все последние дни, старший лейтенант навестил вдову, ровным счетом ничего от нее не добился и решил поехать в банк, где у писателя имелся счет.
Работники банка долго отказывали ему в информации. Пришлось звонить подполковнику. Грушин принял просьбу молодого следователя без оптимизма, но все же Синицын своего добился и доступ к финансовым тайнам убитого получил.
Оказалось, что за день до выстрела Олег Иванович снял десять тысяч наличными, что молодого следователя всерьез насторожило. «Нет ли тут какой зацепки? Вдруг у известного писателя кто-то вымогал деньги?..»
Из банка он снова поехал в Гороховский переулок. Маша открыла ему дверь, не выразив ни малейшего удивления. Поначалу Синицына поражало полное отсутствие эмоций у этой молодой женщины. Ему даже пришла в голову страшная мысль – уж не она ли заказала своего мужа? Но через несколько дней Слава убедился, что эмоций Маша Баранова лишена от природы. Вот и сейчас, впустив молодого следователя в квартиру, она молча уселась за стол и, терпеливо выслушав вопрос о десяти тысячах, задумалась. Причем напряжение мысли на ее лице читалось буквально.
Маша морщила лоб и шевелила губами. Через минуту морщинки на ее лбу разгладились, потому что она вдруг вспомнила:
– Олежек купил тогда новый унитаз. Его еще не установили, он до сих пор лежит в ящике.
И Синицыну был продемонстрирован унитаз. В фанерной коробке сиял белизной шведский аппарат, при котором имелся чек. Чудо зарубежной сантехники стоило девять тысяч восемьсот рублей. Таким образом, тайна предсмертной банковской операции Каребина была раскрыта. Слава поблагодарил вдову и попрощался.
Время уже было нерабочее, и он решил ехать домой. Но перед самой остановкой десятого троллейбуса вспомнил, что его девушка Лена Шмелева взяла билеты в кинотеатр «Художественный». Синицын понял, что на троллейбусе ему не успеть. Он подошел к инспектору дорожной службы, показал служебное удостоверение и честно объяснил свою беду. В результате был посажен в черное «БМВ», которое инспектор остановил жезлом. Грузный лысый субъект за рулем, обиженно посапывая, без единого слова довез навязанного ему властью пассажира до Арбатской площади.
Лена уже ждала:
– Предки в гости намылились. Пойдем лучше к нам, – чмокнув парня в губы, предложила она. Ее поцелуй больше походил на штамп в паспорте при пересечении границы, но само предложение имело заманчивый подтекст.
Лена жила в Сивцевом Вражке, и молодые люди через десять минут вошли в подъезд. В огромном холле некогда престижного дома пахло Госпланом и кошками.
Лифтерша Пелагея была староверкой и кошек подкармливала.
– Давай сразу, – шепнула Лена, впустив Синицына в квартиру.
Слава не совсем понял подругу, затем покраснел, понуро двинулся в ее комнату и начал расстегивать брюки. Лена быстро шмыгнула в ванную и через пять минут явилась готовая к любви.
– Хочешь, музыку поставлю?
Синицын кивнул без всяких признаков страсти, пронаблюдал, как Лена, соблазнительно выставив бедра, присела к музыкальному центру, как поставила диск и томно, словно кошка, разогнулась.
– Я не могу, – признался кавалер.
– Не можешь? – В голосе Шмелевой послышалось искреннее недоумение.
– А если тебе виски налить? У папы в баре есть «Белая лошадь».
– Не в этом дело, Ленка. Просто у меня башка от моего следствия раскалывается.
– И поэтому я тебя не волную? – удивилась Шмелева. Она не могла себе представить, как ее молодой человек при виде столь редкостных прелестей может думать о чем-то постороннем. – Может, ты другую завел?
– Никого я не завел! – огрызнулся Слава. – Убийство распутать не могу.
Скоро крыша поедет. Поэтому и член как тряпка… Я к вдове каждый день таскаюсь, и все равно мрак.
– Сколько же лет этой вдове? – насторожилась Лена.
– Гражданке Барановой двадцать шесть лет, – отчеканил старший лейтенант.
– Тогда понятно, почему у тебя он как тряпка, – предположила Шмелева и облачилась в халат.
– Дура ты, Ленка! Эта Машка Баранова – рыба-рыбой. Я не знаю, как ее покойный писатель трахал. Надувную куклу, мне кажется, и то приятнее.
Шмелева пристально посмотрела в глаза друга и звонко расхохоталась.
– Черт с тобой, малыш. Пойдем куда-нибудь прошвырнемся. Предков из дома по вечерам неделями не выпихнешь, а сегодня сами поплыли. Жалко, конечно…
Таблетку зря вложила…
– Куда вложила? – не понял Слава.
– Не твое дело. Или хочешь, я тебе кофе по-турецки сварю? У папы научилась.
Синицын предпочел кофе. Он натянул брюки, и они отправились на кухню.
– Понимаешь, Ленка, ну ни одной зацепки, – продолжал о наболевшем старший лейтенант Синицын.
Лена колдовала у плиты и была увлечена процессом. Слова друга летели мимо нее.
– Врагов у него вроде нет, – продолжал жаловаться Слава. – Непохоже, что и друзья водились. Каребин по жизни не был тусовщиком…
– Ты все о своем поешь, – выключив газ, поняла молодая хозяйка. Кофе она не прозевала, а потому теперь могла вернуть свое внимание к речам кавалера.
– Ну сама подумай, миллионером он не был. На счету в банке восемь тысяч баксов. Не курил, водки терпеть не мог. Тратил на еду и Машку.
– А что вдова говорит? – спросила Лена, разливая кофе. Детективные истории друга ее занимали мало, но совсем игнорировать его интересы она считала хамством.
– Баранова? Да ничего, – раздраженно сообщил Слава. – Говорю тебе – рыба.
– Она что, его не любила? – Романтическая тема Лену волновала значительно больше, поэтому ее голос заметно оживился.
– Может, и любила, только у рыб этого не заметишь, плавают и пузыри пускают. Так и она – молчит, виновато улыбается и на все вопросы отвечает: «Не знаю».
– А чем эта Баранова занимается? Учится? Работает? – Загадочная вдова начала вызывать у Лены любопытство.
– Ничем. До брака училась в Литературном институте. Зачем училась, по-моему, и сама не знает. Писать не пишет, читать не читает. Я думаю, что ее родители прилично заплатили, чтобы чадо поступило в институт. Вот она там и отбывала. Выйдя замуж, учиться бросила. Сидела дома, смотрела телек.
– Даже книг мужа не читала? – изумилась Шмелева.