– Позови мне Петровича, – попросил Грыжин и, вытащив из шкафа гантели, занялся физическими упражнениями.
На пороге Петрович выжидательно замер.
– Дай мне ключи от «волжанки», я сам сгоняю домой и отвезу Никитку на музыку. Вечность не видел ребенка, – попросил Грыжин пожилого водителя. Тот было полез в карман за ключами, но вдруг что-то вспомнил и ключи вынимать не стал:
– Коля, а ты права поменял? Со старыми уже неделю ездить нельзя, штрафуют. Они и талон предупреждений опять ввели.
– Кажется, эту волокиту продлили, – возразил молодой предприниматель, убирая гантели.
– Продлили срок обмена. А выезжать со старыми правами нельзя, – настаивал Петрович.
– Ненавижу бюрократическую канитель, – поморщился Грыжин. – Что для обмена надо, ты помнишь?
– Медицинскую справку, справку из психдиспансера плюс старые права. Я бы тебе помог, но документ положено получать лично. Вот Батко вчера права поменял. По-моему, у него вышло довольно быстро. А Мите с одной рукой особое разрешение требуется.
Николай хотел вызвать начальника охраны, но не стал, вскочил с кресла и быстро зашагал в кабинет бывшего афганца.
– Я сразу получил справку в ведомственной поликлинике, без всякого диспансера. Заплатил триста в кассу и получил. И народу никого. Меня даже врач не смотрел. Сестра все сама устроила. У них это налаженный процесс.
Да, на сегодня ребенок отменяется. Грыжин записал адрес и покинул кабинет охранника. Через минуту он сидел в машине. А через пятнадцать Петрович доставил шефа к панельному типовому школьному зданию в переулке за Ленинским проспектом. Над парадным имелась табличка, оповещавшая, что здесь расположена вовсе не школа, а поликлиника СВТ (Союза Высоких Технологий). В холле не пришлось ни о чем спрашивать. Объявление со стрелочкой, указывающей водителям на второй этаж, висело напротив входа. Николай постучал в двадцатый кабинет и, услышав «входите», открыл дверь. За столом сидела по-купечески полная ладная молодка в белом халате и по-доброму улыбалась:
– Фотографии при вас?
– А нужно? – огорченно поинтересовался клиент.
– Да, две. Но вы не расстраивайтесь. В универмаге «Москва» вам тут же их отпечатают. Мы всех туда посылаем.
Грыжин поблагодарил и вернулся в машину.
– Что же ты, Петрович, про карточки не сказал? – укорил он водителя.
– Забыл, старый дурак. Прости, Коля.
– Жми во всю. У нас с тобой тридцать минут и сорок пять секунд в запасе.
Универмаг от поликлиники находился метрах в трехстах. Через минуту Петрович вырулил к магазину с тыла, а через семнадцать Грыжин снова открыл дверь двадцатого кабинета. На сей раз там, кроме полненькой медсестры, сидел мужчина лет сорока в докторской шапочке и тоже в белом халате. Медсестра показывала ему какие-то бумаги.
– Мне подождать? – спросил Грыжин, предвидя очередную задержку. И, не дожидаясь ответа, полез в карман за мобильным телефоном, чтобы предупредить партнеров о возможном опоздании.
– Светочка, я вижу, наш пациент торопится. Отпусти его, я никуда не опаздываю, – любезно разрешил врач.
– Вы знаете, что у нас справка стоит триста рублей. Оставьте ваш паспорт с фотографиями и спуститесь в регистратуру. Пока вы оплатите, я успею справку оформить, – любезно предложила Света.
– Видите, у нас без бюрократизма. – Доктор подмигнул. – Кстати, чем вы занимаетесь, молодой человек?
– Работаю в бизнесе, – коротко ответил Николай, убирая мобильник назад в карман. Доктор снял очки и внимательно оглядел Грыжина.
– Вы в последний раз давно обращались к медикам? – Клиент не сразу понял смысл вопроса, и врачу пришлось повторить.
– Когда получал права. Это было десять лет назад. – Припомнил молодой предприниматель.
– Давайте, я вас посмотрю. Вы по своей воле к нашему брату не придете, а тут уж за одно. Мне не очень нравится желтизна ваших щечек.
Грыжин пожал плечами и, выложив медсестре паспорт с карточками, послушно побрел за доктором. Они миновали коридор, поднялись на третий этаж и врач, отперев свой кабинет, пропустил пациента вперед:
– Снимите пиджачок, галстучек, рубашечку и прилягте вот сюда. – Врач указал на низкую лежанку, покрытую поверх простыни прозрачной клеенкой. Николай быстро разделся и улегся. – Меня зовут Валентином Аркадьевичем, я заместитель главного врача и в основном занимаюсь диагностикой. Сотрудники системы СВТ обслуживаются у нас бесплатно. На справках для пришлых автомобилистов наша бедная поликлиника имеет возможность немного подработать, вот меня главный и подрядил. Мы понимаем, что к нам приходят за бумажкой, и обычно я стараюсь не беспокоить приходящих осмотром. Но раз вы мне попались, я решил для вас сделать исключение.
Говоря все это, он внимательно ощупывал Николаю шею и грудь, мял живот, словно проникая своими жесткими пальцами внутрь тканей. Грыжин молча терпел. Наконец врач закончил, но продолжал сидеть рядом, о чем-то раздумывая. От него пахло мылом и резким одеколоном.
– Можно одеваться? – не выдержал затянувшейся паузы Николай.
– Подождите. – Врач вздохнул и отсутствующим взглядом уперся в стену. – Ладно, вставайте, накиньте рубашечку и пошли на рентген. Мне надо проверить свои ощущения техникой.
Грыжин редко болел. Даже когда жена и сын лежали с гриппом, инфекция к нему не приставала. Если не считать насморка, который иногда настигал, особенно в первые дни зимы, Грыжин не помнил за собой других недугов. Да и насморк его организм побеждал за несколько суток. Обращаться с такими пустяками к врачу и в голову не приходила Поэтому возня вокруг его персоны Николая озадачила. Он проследовал в кабинет рентгенолога, отстоял сжатый холодными стеклами в темной камере, затем пролежал под объективом какого-то иноземного аппарата, посылающего его внутренности на большой экран, и вернулся в кабинет Валентина Аркадьевича. Тот сидел за столом, поскольку успел вернуться раньше, и разглядывал на свет темные листы рентгеновских снимков:
– Одевайтесь и слушайте меня внимательно. Обычно пациентам этого говорить не принято, – скорбно заговорил врач.
– Вы не дадите мне справку, – не понял серьезности тона доктора Николай.
Валентин Аркадьевич встал из-за стола, подошел и положил свою жесткую руку Грыжину на плечо:
– Справочку дадут. Но долго ездить вам не придется…
Супруга с домработницей доживали последнюю неделю на даче, и отставной генерал, оставшись в городе, вел холостяцкую жизнь. Обычно это Ивана Григорьевича не угнетало. Без своих женщин он обходился легко, даже получал некоторое мальчишеское удовольствие от возможности резать колбасу на полированном столе и заставлять мойку немытой, посудой. Да и заначенную бутылку армянского коньяка не приходилось прятать за томиком графа Толстого в шкафу своего кабинета. Правда, без риска быть застигнутым удовольствие остроту теряло, вот и сегодня генерал, перед тем как улечься спать, позволил себе всего пятьдесят граммов. Но заснуть не удавалось. Встреча с сыном оставила тягостное чувство.
Иван Григорьевич ворочался на перине супружеского ложа, кряхтел и наконец поднялся. Не зажигая света, долго водил ступнями в поисках шлепанцев, нащупал, обулся, но понял, что спутал тапки. Ма-тюгнувшись, поменял их местами и встал с постели. В темноте покинул спальню и направился на кухню. Чайник еще не остыл. Иван Григорьевич поджег под ним конфорку и уселся за стол. Припомнились слова Коли: «Папа, я знаю, ты Соню всегда любил больше». – «Соня – дочь, а девочек отцы всегда балуют», – возразил он сыну. Но Иван Григорьевич знал, что лукавит. Соня с рождения была его любимицей, и боль за нее до сих пор не отпускает сердце. Однако Николаю знать это не обязательно. Теперь, когда сын стал самостоятельным преуспевающим мужиком, по горло занятым своими делами, они виделись редко и друг от друга отдалились. С этим ничего не поделаешь. Жизнь стала суровой, на сентиментальные слюни времени нет. Но Грыжин не мог отрицать, что и в детстве Коля был обделен отцовской лаской. Зато мать в мальчике души не чаяла, да и сейчас миниатюрная генеральша при виде сына пускает слезу умиления. А Сони больше нет…
Грыжин, вспомнив о дочери, шмыгнул носом и полез в карман за платком. Но в ночной пижаме карманов не предусмотрели. Иван Григорьевич подошел к раковине, смачно высморкался под струей холодной воды, ополоснул лицо и утерся чайным полотенцем. За подобный проступок, будь на месте домработница, ему бы не сдобровать. Варя браниться умела и в выражениях не стеснялась. В деревне под Новгородом, где они оба родились, ненормативной лексикой пользовались виртуозно.
Генерал покосился на закипевший чайник, достал из буфета персональную кружку с дарственной надписью, но чая наливать не стал. Ощутив неприятную духоту, подошел к окну и, раскрыв его, поглядел на ночной город. В соседних домах, несмотря на позднее время, окон светилось предостаточно.
– Не спят, бездельники, – проворчал Грыжин. И вдруг схватился за сердце.
Он, как и его сын, никогда ничем не болел и по этой причине лекарствами не пользовался. Иван Григорьевич знал, что в тумбочке супруги имеется целая аптека, но какими снадобьями успокаивают отцовское сердце, понятия не имел.
Сердце генерала заныло не случайно. Грыжин впервые испугался за сына.
С потерей дочери он смирился, хотя продолжал страдать по Соне и вспоминал ее каждый день. Гибель дочери была ужасной, но Грыжин полагал, что она расплатилась за свой грех. Соня когда-то из ревности застрелила мужа. За ее преступление отсидел пасынок Сони Эдик Кадков. Выйдя из тюрьмы, он мачехе отомстил. Кадков был мерзавец, но на ненависть к Соне право имел.
Николай – совсем другое дело. Сын шел по жизни прямо. Всего добивался своим упорством и способностями. Грыжин знал, что Николай работает в фирме близкого друга, его тезки, Аксенова, и за сына никогда не волновался. Но вчерашний визит наследника Ивана Григорьевича встревожил. Коля явился в офис без звонка. Сыскное бюро подполковника Ерожина, где отставной генерал Грыжин служил консультантом, до этого взрослое чадо посетило всего один раз. Это случилось несколько лет назад, когда Грыжин-младший пришел на праздник по случаю открытия бюро. И вот сегодня явился с Ни-киткой. Генерал сыну и внуку очень обрадовался. Он уже несколько дней оставался в бюро единственным сотрудником и скучал. Подполковник Ерожин уехал к родственникам жены на Волгу. Молодой сыщик Глеб Михеев укатил охотиться на родину, в вологодские леса, и визит Николая оказался весьма кстати. Но радость от встречи быстро улетучилась. Коля сказал, что у него к отцу дело, они оставили Никит-ку за компьютером генерала и перешли в директорский кабинет Ерожина.
– Папа, вот тебе конверт. Спрячь его в надежном месте. Откроешь, если со мной что-нибудь случится. – Николай достал из кейса конверт и протянул отцу. Грыжин вопросительно посмотрел в глаза сына, но ни страха, ни волнения там не заметил. Коля выдержал отцовский взгляд спокойно. – Не бери в голову, отец. У меня все в норме. Это на всякий случай, – ответил он на молчаливый вопрос родителя. Грыжин покачал головой и убрал конверт в сейф. Затем они поговорили о пустяках, и сын протянул руку: – Пока, пора работать.
Иван Григорьевич проводил Колю и донес внука до машины. За рулем директорской «волжанки» сидел Петрович. Бессменный водитель Ивана Вячеславовича Аксенова теперь чаще обслуживал Николая. Хоть Аксенов формально и числился директором, на деле фирмой давно руководил молодой Грыжин. Дождавшись, когда автомобиль скроется из виду, Иван Григорьевич вернулся в офис. Он весь день не находил себе места, а ночью страдал бессонницей.
Сердце понемногу отпустило. Генерал закрыл окно, выключил газ под выкипающим чайником и вернулся в спальню. «Надо поговорить с Аксеновым», – подумал он и, приняв решение, уснул. Спалось маятно. Старик ворочался и сильно храпел. Когда супруга ночевала рядом, его храп ее будил, и Галина Игнатьевна щекотала мужа, пока тот не находил более удобной позы. Но жены рядом не было, и генерал храпел на всю квартиру.
Проснулся он, как всегда, на рассвете, но вставать не торопился. Вчерашний визит сына со странной просьбой тут же восстановился в памяти. Грыжин лежал и думал о Коле. Рос Николай без особого участия отца. Когда мальчик перешел в девятый класс, Грыжина назначили заместителем министра внутренних дел. Если и до этого он приходил домой в основном только спать, то, переехав с Петровки на Октябрьскую, в министерский кабинет, домашних видел раз в неделю, по воскресеньям. В школу иногда ходила жена, и всегда после таких походов долго рассказывала, как учителя нахваливают их мальчика. Если Соня училась кое-как, то Николай переходил из класса в класс круглым отличником.